— Да… То есть нет… — залепетала дама. — Я вам сейчас объясню: сестра приехала за Лизой, чтобы она проводила сынишку в пионерлагерь… Сегодня в два часа дня у них на станции Борисово торжественные проводы. Отправляют тридцать шесть детей.
Дама умолкла; видимо, она сама была довольна, что хоть что-нибудь знала точно.
— В два часа на станции Борисово? — переспросил Титов.
— Вот именно.
— Как фамилия вашей Лизы?
— Н-не знаю.
— У вас нет ее документов?
— В городе есть.
— Вы знаете адрес ее сестры в Борисове?
— Понятия не имею.
— Лиза вернется после проводов сына к вам?
— Нет, она попросила пять дней отпуска и останется у сестры.
— И на том спасибо! — Титов встал, движения его стали быстрыми, точными. В лице словно что-то изменилось: оно стало суше, неподвижнее, взгляд тяжелее.
— Погодите! — Дама впилась в милиционера беспокойными глазами: — Вы в чем-то подозреваете Лизу?
— Ни в чем не подозреваем. А знаем наверное, что ее сынишку укусила бешеная собака. Но Лиза-то этого не знает.
— Какая жалость! — без выражения сказала дама им вслед.
У ворот они столкнулись с усатым игроком.
— Обошли все дачи. Нигде женщины с мальчиком не было, — коротко сообщил он.
— Я вас попрошу: подождите на углу Парковой и шоссе. Кто будет подходить туда по этому делу, объявите отбой. Мы сами нашли.
— Нашли мальчика?
— Адрес. — Титов круто повернул, дети — за ним.
Теперь они с трудом поспевали: милиционер шагал крупно, словно забыв о них. У калитки своего дома он обернулся и спросил, переводя глаза с Коли на Настю:
— Узнаете Гришу среди тридцати шести детей?
Коля замялся.
— Узнаю, узнаю! — радостно закричала хвастуха Настя.
— И если тетки с ним не будет, узнаешь?
— Узнаю!
— Едем!
Титов стал выкатывать из сараюшки мотоцикл.
6
Как много может вместиться в несколько часов, если эти часы заполнены непрерывным действием! Жаль, что не с кем поделиться всем этим. Не с Настькой же! Вот она сидит, прикрепленная ремнем к сиденью коляски, и глупыми счастливыми глазами смотрит вперед через слишком большие для нее очки. Что ей? Коля голову даст на отсечение, что она уже начисто забыла, куда и зачем они мчатся, подымая облака пыли.
Они едут не по шоссе, а по проселочной дороге.
— Шесть километров сбрасываем, — отвечает Титов на молчаливый Колин вопрос. — И движение тут поменьше, чем на шоссе.
Теперь Титов словно бы делится своими соображениями с Колей, и, хотя мальчик ничего не отвечает, получается так, что они принимают решение вместе. Эти поиски как-то сблизили их. Хотя они совсем не говорят об этом, ими обоими руководит одна мысль: успеть бы!
Черный шлем Титова покрыт тонкой паутиной пыли. А на лице словно кисточкой с тушью провели в складках у губ и под глазами.
— Нам только до моста добраться. А там пойдет грейдер, — утешает Титов.
Дорога становится хуже. Машина подпрыгивает на ухабах, как будто сопротивляется всеми своими деталями: «Не пойду!» — скрежещет что-то у нее внутри. «Не пойду!» — шаркают по сухой глине колеса. И видно, как водитель усилием воли ломает это сопротивление.
— Сейчас с пригорка съедем и — мост! — Титов улыбается в первый раз за всю дорогу. И сразу резко тормозит.
У обочины вырастает дорожный указатель: «Ремонт пути. Объезд 6 километров».
Титов в своем черном кожаном шлеме стоит перед красным диском с этой надписью, как Руслан перед мертвой головой.
И вокруг все мертво. Ни людей, ни зверей. Не слышно, чтобы тут шел ремонт пути. А что там дальше, под взгорком, не видно.
Раздумье длится не больше минуты.
— Сиди здесь, Настя. А мы с Николаем пойдем посмотрим… Ошибку дал, — говорит Титов, снимает шлем и вытирает мокрый лоб.
В его голосе Коля не слышит растерянности, а только досаду. И это подает Коле какую-то надежду.
Они спускаются с небольшого взгорка и выходят на берег речки. Она узка и неглубока: взрослому человеку, вероятно, будет по шею. Берег крутой, обрывистый.
Коля вспоминает, что речка эта называется Незлобинка. Она действительно Незлобинка: течет медленно и мирно журчит. Но для приехавших она зла: моста через речку нет. Только два не очень широких бруса соединяют берега. Старый деревянный настил, перила — все сломано и валяется вокруг по склонам берега. И инструменты разбросаны возле. Ясно, что здесь ведутся работы и что они оставлены вот только что… Были бы тут рабочие, они помогли бы. Они бы запросто перенесли мотоцикл на руках через речку.
Люди должны вернуться. Может быть, даже сейчас. А впрочем, кто знает, сколько полагается им на обед или куда там они ходят. Может быть, поехали за стройматериалом.
Наверное, это знает Титов.
Но что он делает? Титов шагами измеряет спуск к этим брусам. Прикидывает ширину брусов.
Он оборачивается к Коле, в глазах Титова незнакомая Коле азартная искорка. Он молчаливо спрашивает Колю одними глазами:
«Понятно, что я хочу сделать?»
«Понятие, — отвечает Коля тоже одними глазами, — но я боюсь. Тут высоко. Если ты упадешь, ты будешь падать с мотоциклом. И дно каменистое, и воды мало, и сваи торчат».
«А ты не бойся. Мы же с тобой мужчины, — говорит Титов молча. — И вообще нет другого выхода».
Титов усмехается так, как будто они на самом деле поговорили с Колей, и показывает ему вниз. Они сбегают к речке. Там у самого берега качается голубая маленькая плоскодонка. Весла намертво закреплены в уключинах.
Но лодка на цепи, и замок черным пауком впился в обрезок рельса, вкопанного на берегу.
— До берега догребешь? — спрашивает Титов.
— Еще бы! — Коля сдавал нормы по академической гребле, а здесь…
Титов поискал взглядом вокруг, но Коля нашел раньше то, что было нужно, — это маленький железный ломик.
— Хорош! — Титов поддевает дужку замка, с силой налегает на ломик. — Перевезешь сестру, — коротко говорит он.
— Настька! — кричит Коля. — Сюда давай!
Настька скатывается со склона. Она уже успела сплести и надеть на голову веночек из желтых лютиков. Глупее ничего не могла выдумать!
— Я перевезу тебя на лодке на тот берег. Ты же давно хотела покататься на лодке, — неуверенно говорит Коля, ожидая очередных капризов.
Настя поражена:
— Но мама не разрешает кататься на лодке.
Коля хочет сказать, что это тот случай, когда мамины запреты недействительны, но из педагогических соображений заявляет только:
— Здесь дядя Вася, и он велит нам переправляться.
Все это говорится уже у самой воды. Коля сажает Настю на корму, отталкивает легкую лодчонку и прыгает в нее сам.
— А дядя Вася? — И Настя, вдруг поняв, что хочет делать Титов, кричит не своим голосом: — Дядя Вася! Не надо, дядя Вася! Я бо-юсь!
Она плачет в голос.
Там, наверху над ними и немного в стороне, фырчание мотора, потом неравномерные выхлопы…
Коля не смотрит в ту сторону, но знает: Титов въехал на брусы с ходу, со взгорка…
Время как будто остановилось. Застыла вода в речке, словно это не вода, а лед. В ней остановились отражения облаков. Замерли приподнятые над водой весла. Настя на корме показалась Коле восковой куклой. И вдруг там, вверху, ровный шорох колес по грейдеру…
Речка заплескала под днищем лодки. Зашевелились отражения облаков. Подпрыгнула Настя.
— Ну чего реветь? — Титов проводит широкой ладонью по Настиной голове. — Видишь, я уже тут.
— Да… Вы могли сверзиться…
— Не мог. Я водитель первого класса. — Это первый раз Титов что-то сказал о себе. — Лодку привязал? — спрашивает он Колю.
— Накинул цепь на колышек.
7
Они едут по хорошей грейдерной дороге. Здесь уже попадаются машины и телеги.
Титов то и дело сигналит.
«Посторонись! Обхожу! Обгоняю справа!» — Коле кажется, что он слышит, как выговаривает эти слова сигнал титовского мотоцикла.
Глаза Титова за стеклами очков напряжены. Руки лежат на руле как будто легко, но и в них чувствуется напряжение. Коля догадывается, что он едет с недозволенной скоростью.
Переезд. Титов нажимает на газ.
Из будки выходит старик и ленивой походкой приближается к шлагбауму. Идущий впереди «Москвич» притормаживает. Титов обгоняет его справа и подлетает к шлагбауму.
— Придержи. Проскочу, — коротко бросает он старику.
Тот молча кивает головой.
Мотоцикл встряхивает на рельсах.
Теперь они несутся по асфальту шоссе; мелькают по обе стороны сады, перелески, поселки, дачи… То и дело дорожные указатели появляются впереди, то обнадеживающе, то угрожающе, крупными буквами вещая: «Лиски — километров», «Вертово — 4 километра». Сколько до Борисова, Коля не знает и боится спрашивать.
Впереди — доска на щите: «Осторожно! Школа!» Титов сбавляет ход.
Пользуясь этим, Коля кричит в самое ухо Титова:
— Далеко ли?
— Уложимся!
Слово подхватывает ветер скорости. Мелькают по сторонам зеленые посадки. Сейчас они мчатся параллельно линии электрички. Слышно, как там, за деревьями, словно отбиваясь от кого-то короткими, резкими возгласами, проносится поезд. Далеко впереди, в пыльной перспективе, возникает поселок. Мимо! Павильон ожидания автобуса — как резная шкатулка из дерева — мимо! Указатель… Борисово!
Мотоцикл влетает на окраину поселка. Улица неширока. Домишки малы, окружены жидкими палисадниками.
Вдали за поворотом видна станция.
И вдруг раздается Настин крик.
Она кричит таким страшным голосом, что Титов с ходу тормозит.
— Здесь! — кричит Настя и пытается выскочить из коляски.
— Что здесь? Что? — накидываются на нее Титов и Коля.
Видали такую балду? Она не может сказать ни слона, а только молча показывает куда-то вбок!
Титов, кажется, понял. Он соскакивает с седла, открывает калитку в низком заборе… И только тут Коля видит на веревке, протянутой посреди двора, между всяких цветных тряпочек, белый платок с большими красными розами. И теперь Коля ясно вспоминает, что именно он был на голове у тети Дани.