– Господин, прошу вас, я…
– Замолчи.
– Ну, пожалуйста, господин, не…
– Я сказал: замолчи!
Тон его изменился. В нем уже не было ни следа нежности, и его голос безжалостно гремел, заполняя собой все пространство спальни. Этот голос не допускал ни малейших возражений и требовал абсолютного подчинения, полной преданности и безграничного повиновения. Мин заметил, как она задрожала. Потом подняла голову, поднесла руки к горлу и начала одну за другой расстегивать пуговицы туники. Мин Цзяньфен облизал губы. Дрожащие пальцы молодой женщины расстегнули одну пуговицу, потом другую, третью, спускаясь вниз, пока туника не спала с нее. Тонкий шелк, как жидкость, соскользнул по нежной коже, и сразу обозначился и рисунок ключиц, и межключичная ямка, и восхитительно отяжелевшая грудь в хлопчатых чашечках бюстгальтера, таких тонких, что были видны горки сосков.
– И лифчик тоже…
Теперь голос стал ледяным. Амихан прикусила губу. Легкий шелк туники вздрагивал на полу. Заведя руки за спину, она расстегнула лифчик, стараясь не глядеть в его сторону; взгляд ее сосредоточился на первой попавшейся точке на стене. Слеза побежала у нее по щеке, когда она обнажила свою грудь, грудь будущей матери, и Мин коротко выдохнул. Теперь Амихан была нага по пояс, и полумрак спальни четко очерчивал тенями тяжелую грудь и рисунок ребер.
– Снимай все.
Голос китайца обжег ее, словно удар плети. Амихан повиновалась; по щекам и подбородку потекли слезы. Когда же она оказалась под взглядом хищника, хрупкая и беззащитная в своей наготе, Мин начал обшаривать полузакрытыми, как у игуаны, глазами ее круглый и тугой, как барабан, живот, широкий таз, груди, изящные бедра и нежную, похожую на раковину, ложбинку между ног. Тогда он отбросил одеяло, развязал витой пояс халата и выставил напоказ свой налитый кровью, эрегированный член.
И снова принялся пить из источника зла.
23
Мойре понадобилась неделя, чтобы выйти на старт. Отныне у нее установилось четкое рабочее расписание. Каждое утро начиналось одинаково: умный браслет будил ее в 5.30, через полчаса она была в метро, а в 7.30, уже в Центре, включала кофеварку и, пользуясь полным спокойствием, приступала к работе. С 9 до 10 часов Отдел искусственного интеллекта заполнялся народом, а к 10 часам жизнь здесь уже била ключом, и повсюду царила такая неразбериха, словно каждый день играли финал Кубка мира.
Потом, примерно с 20 до 22 часов наступал отлив. Мойра была верна своему первоначальному решению: приходить раньше всех и уходить позже всех. По вечерам, переступив порог своего номера в отеле, она сразу спешила под душ, включала телевизор и в изнеможении падала на кровать. Однако ей редко удавалось заснуть раньше часа или двух ночи. И постепенно она начала ощущать последствия такого изматывающего ритма жизни и постоянного недосыпа.
В середине июля, во вторник, через пятнадцать дней после приезда Мойра в первый раз разрешила себе уйти с работы пораньше: ей позвонили из агентства недвижимости в Хэппи-Вэлли, которое помогало сотрудникам «Мин инкорпорейтед» подыскивать жилье. Они что-то нашли для нее и хотели ей показать. Уйти из Центра еще засветло было для нее очень занятно, словно удрать с уроков, и поэтому она чувствовала внутри странную легкость и беззаботность. Мойра радостно выскочила за ворота, но ее энтузиазм быстро поутих: ни одного минибуса, площадь пуста… Зато метрах в пяти от нее было припарковано некое красное чудище с очень низкой посадкой кузова и с акульей мордой вместо капота. Она ничего не знала о спортивных машинах, но это чудище должно было просто пожирать дорогу. Возле болида, опершись на него, стоял какой-то китаец лет сорока, в джинсах и поло. Он курил, разглядывая ее; потом коротко махнул рукой в знак приветствия. Мойра рассеянно ответила, уселась на скамейку на остановке минибуса, посмотрела на угрожающе хмурое небо, с которого доносились раскаты далекого грома, и достала планшет.
Краем глаза она увидела, что он тоже пошел к остановке. На четырех пальцах на каждой руке у него сверкали золотые кольца, а на запястье красовались часы, судя по всему, очень дорогие, если учитывать, что болид принадлежал ему.
– Автобус только что ушел, – сказал он, подойдя совсем близко. – А куда тебе надо?
– Я подожду следующего, – отозвалась Мойра, снова уткнувшись в планшет.
– Меня зовут Джулиус, – не отставал он. – Так ты и есть последнее чудо, которое отыскал отец? Ты Мойра?
Она подняла глаза. Может, это был такой способ знакомиться с девушками, но услышать, что сын Мина знал ее по имени, да еще назвал «последним чудом»… Ясное дело, по спине у нее пробежали мурашки удовольствия.
– Ваш отец говорил вам обо мне?
– Я – член административного совета и помогаю отцу в решении целого ряда задач. Отдел искусственного интеллекта, как тебе известно, – святая святых «Мин инкорпорейтед».
Мойра встала со скамейки и пожала протянутую руку. У него было тело атлета и гибкая, мягкая походка. Должно быть, увлекается спортом.
– Так куда тебе надо? – спросил он. – Я еду в Вань-Чай, но могу подбросить тебя в любое место.
– Вань-Чай – это мне по пути.
Джулиус Мин посмотрел на часы с надписью «Адемар Пиге» на циферблате, и они направились к красному чудищу.
– Это что за марка? – сказала Мойра. – «Феррари»?
Он расхохотался и показал на надпись на капоте.
– «Ламборгини Хуракан Спайдер». Уж не по твоей ли милости DEUS теперь стал разбираться в колымагах?
Вопрос ее рассмешил.
Пошел дождь, и Джулиусу пришлось поднять откидной верх. Когда они слишком быстро, по мнению Мойры, проехали полуостров Сай-Кун, Новые Территории и Коулун и нырнули в туннель под портом в направлении Вань-Чая и дамбы, она ощутила себя пулей в ружейном стволе. Мотор ревел, как у болида «Формулы-1», каждый рывок скорости десятицилиндрового двигателя отдавался в бедрах, и ее странно прижимало к сиденью. И все-таки усталость сказывалась; Мойра на миг закрыла глаза, позабыв о скорости, гудках и реве мотора.
– У тебя измученный вид, – крикнул Джулиус Мин с соседнего сиденья.
Она открыла глаза.
– Последние две недели я работаю по четырнадцать часов в день. И еще три часа занимает дорога.
– Надо сбавить обороты. В планы «Мин» вовсе не входит, чтобы ты, убивая себя на работе, быстро сгорела.
С этим Мойра была согласна. В глазах у нее рябило; она помассировала себе веки и взглянула на экран браслета. Он показывал давление 9/3.
– Загляни-ка в бардачок, – сказал Джулиус.
– Что?
– В бардачок.
Она протянула руку. Сквозь ветровое стекло быстро мигали огни туннеля. Мойра увидела маленький флакон красного стекла.
– Возьми флакон.
Она взяла и увидела внутри какие-то пилюли.
– Что это?
– Стимулятор.
– И какой тип стимулятора? – осторожно спросила Мойра.
– 3-MMC. Ты быстро вернешь форму, усталость исчезнет в один миг, и тебе будет легче сосредоточиваться. В этих капсулах решение многих проблем. К тому же… они удесятеряют силу ощущений при сексуальных контактах.
Мойра внимательно взглянула на Джулиуса. Глаза его блестели в полумраке салона, он улыбался ей. У сына Мина Цзяньфена был вид обворожительного повесы: волосы завязаны в конский хвост, шрам на верхней губе, который с одинаковым успехом мог быть и заячьей губой, и последствием драки.
– Извините, но я не принимаю наркотики.
– Тебе виднее… Я оставлю тебе свой номер телефона – на случай, если изменишь мнение. Говоришь, тебе на Вон-Най-Чун-роуд? Поскольку сейчас не день и не час, чтобы играть на бегах, то я могу предположить, что ты едешь к Александре.
– Кто такая Александра?
– Она руководит агентством недвижимости в Хэппи-Вэлли. Очень славная женщина. Мы посылаем к ней всех своих сотрудников.
Джулиус повернулся к ней как раз в тот момент, когда они выныривали из туннеля.
– Ты в последнее время очень много работала. Тебе надо немного расслабиться. В субботу вечером я устраиваю вечеринку. Там будут Лестер, Игнасио, Туве и еще народ из Отдела искусственного интеллекта. Кстати, все состоится в твоем отеле, в «Озоне». Я его снял по такому случаю. Надеюсь, ты придешь… Приехали, – сказал он, припарковав машину у тротуара.
Дождь лил струями, и под ливнем Мойра с трудом разглядела скаковой круг большого ипподрома. А с другой стороны, между террасами ресторана виднелась вывеска агентства недвижимости, сплошь увешанная объявлениями.
– Удачи тебе! – крикнул Джулиус и унесся в ливень, взревев мотором своего десятицилиндрового движка.
Сидя на террасе второго этажа «Стаунтона», что на углу Шелли-стрит и Стаунтон-стрит, суперинтендант Жасмин У, потягивая через соломинку юэньень, наконец подняла глаза на двух полицейских, сидевших напротив.
– Международная конфедерация сельхозбанков бросила нам кость; уж не знаю, как это расценить, – сказала она. – Они считают, что эта девушка может быть нам полезна, но сами пока никаких мостов не наводили.
Она толкнула им по столу свой телефон с фотографией молодой шатенки лет тридцати, с лицом западного типа.
– Она работает у Мина уже две недели, в Гонконг приехала недавно. Француженка, ее имя Мойра Шевалье.
Чань взглянул на экран. Хорошенькая… По зонтику барабанил дождь.
– А что навело их на мысль, что она сможет нам помочь?
– Да ничего особенного. Она новенькая. И вид у нее какой-то потерянный. Она надрывается на работе…
– Ходит по барам? Пьет? Болтается по улицам, чтобы кого-нибудь склеить? Употребляет наркотики? Встречалась с мужчинами с тех пор, как приехала? Может, с женщинами?
– Насколько я знаю, ничего такого. Она, наоборот, очень замкнута, держится обособленно. Так говорят в НАК.
– Ага, это уже интересно, – заметил Чань. – Она обзавелась друзьями?
– По сведениям НАК – нет. Она мало с кем общается.
– Это хорошо. Она наверняка чувствует себя изолированной, и ей необходимо хоть с кем-то поговорить, – вслух размышлял молодой полицейский. – Они пытались к ней подобраться?