– Игнасио? Это Мойра… (Она колебалась не больше полсекунды.) Я думаю, что сегодня мне лучше остаться дома. Я не очень хорошо себя чувствую.
– А что с тобой такое?
– Смерть Лестера подействовала на меня сильнее, чем я думала. Я провела ужасную ночь. И чувствую себя как-то… не в своей тарелке…
На том конце провода помолчали.
– Да, я вижу, у тебя очень низкое давление, и все говорит о том, что ты сильно устала, Мойра… Ты явно перенапряглась. Воспользуйся выходным, чтобы отдохнуть.
Черт побери, Игнасио имел доступ к ее биофизическим данным! Они явно передавались через браслет… А что, в этом случае врачебная тайна не действует?
– Э-э… Я рассчитывала поработать с DEUS’ом удаленно, находясь дома…
– Забудь пока о DEUS’е. Поваляйся в постели, погуляй, расслабься. Забудь о Центре. Смерть Лестера нас всех потрясла. Ты ведешь здесь гигантскую работу, и днем больше, днем меньше – это погоды не сделает и ничего в мире не изменит. Свой отдых ты полностью заслужила.
Она снова удивилась. Обычно Игнасио скуп на комплименты.
– Ты в этом уверен?
– Мойра, всё в порядке… Мин не требует от своих сотрудников, чтобы те убивали себя на работе, даже если они и превзойдут сами себя.
– Хорошо, спасибо.
– Увидимся завтра.
Мойра обвела взглядом свое жилище, и у нее закружилась голова. Впереди целый день! Целый свободный день и простор для возможностей. Никаких ограничений, никакого расписания.
Растянувшись на постели, она глядела в потолок. В голове было пусто. Свобода – отличная штука, когда ею не располагаешь, но когда она тебе досталась – это штука головокружительная. Чем заняться? Как использовать свободное время в этом городе? Мойра понюхала одежду, в которой ходила накануне. От нее несло табаком. Раздевшись, она сняла постельное белье и обвела глазами беспорядок. Было такое впечатление, что по квартире прошел торнадо; по меньшей мере, энтропия отвоевала себе территорию. Мойра подобрала двое джинсов, пять футболок, некоторое количество трусиков, початую бутылку вина, огрызок яблока и бутылку пива. Потом засунула постирушку в стиральную машину, приняла душ, надела джинсы и полосатую кофточку с короткими рукавами и вышла из дома, не досушив волосы.
Она пешком дошла до Вон-Най-Чун-роуд, но было еще слишком рано. Бары и та пиццерия, куда она обычно заглядывала и которая без тени стыда заявляла, что готовит «лучшую пиццу в мире», пока еще не открылись. Тогда Мойра решила пройтись до Вань-Чай, вдоль полукруглого здания ипподрома, мимо «Жокей-клуба», католического и мусульманского кладбища и главного Гонконгского кладбища, где могилы громоздились друг над другом под строениями, которые и сами напоминали надгробия. Она слышала, что здесь в основном хоронили миссионеров, солдат и поселенцев – англичан, русских, американцев, немцев, – умерших от болотной лихорадки, холеры и дизентерии, а также женщин, умерших при родах. В то время Хэппи-Вэлли была просто болотом, где кишмя кишели малярийные комары. Мойра миновала туннель под шестиполосным шоссе и вышла на площадь, где возвышался золотой дракон.
Спустя десять минут она вошла в одно из редких в этом районе современных кафе под названием «Коффи академикс». И декором на базе кирпича, хрома и дерева, и винтажными лампами оно явно подражало сети знаменитых заведений.
Мойра открыла планшет и засомневалась. Потом нашла в поисковике имена, которые дал ей тот молодой полицейский. Она понимала, что рискует привлечь внимание Центра, но, подумав, решила, что те, кто следит за ней, сочтут, что кое-кто слишком много разговаривает и что она вообще натура любознательная. Дело-то выеденного яйца не стоит. Любая на ее месте поступила бы точно так же. Люди вообще любопытны, они любят всякие сплетни, обожают лезть не в свои дела. Заголовки прессы просто бросались в глаза, и везде говорилось о гнусных убийствах и пытках, о молодых и одиноких жертвах, но нигде не упоминалось, что жертвы в то время работали у Мина. И уж тем более нигде не фигурировало жутковатое прозвище, которым полицейский припечатал убийцу. Со всех фотографий смотрели очаровательные молодые девушки, и ни у одной лицо не было европейского типа.
Мойра закрыла глаза, потом открыла.
Напротив нее парень в белой рубашке с засученными рукавами и в наушниках что-то строчил на планшете. Может, он тоже из полиции? Но больше все-таки похож на студента, как и официанты в черных передниках.
Надо напрячься и подумать. Тот молодой полицейский сказал ей тогда: вполне может быть, что убийца попытается к ней подобраться, и возможно, он к ней уже подобрался… И тут погибает Лестер… Авария? Несчастный случай? Или что-то другое? Мойра не могла забыть, как был взвинчен – до истерики – Лестер, когда они курили у него на балконе. Ее буквально распирало от десятков вопросов. Ответит он или нет? Даст ли ей больше информации, если она согласится сотрудничать с полицией?
Мойра допивала уже третью чашку кофе, и, когда достала из кармана визитку, которую ей оставил полицейский, у нее разболелся живот. Она подняла глаза и перехватила взгляд парня в каске, нацеленный на картонный квадратик. Быстро убрав визитку со столика, закрыла планшет и поспешила расплатиться. У тебя паранойя, моя милая…
Дойдя до Тинь-Локк-лейн, она обернулась, чтобы проверить, не следят ли за ней, снова достала визитку и набрала номер телефона.
– Ресторан «Циннамон», – ответили ей по-английски.
– Я хотела бы заказать столик на двоих, – сказала она.
– На какой день?
– На сегодняшний вечер.
– На чье имя?
– Мойра.
Пауза.
– Уточните, пожалуйста, на какое время?
– На двадцать часов.
– Вы страдаете аллергией на что-нибудь?
– У меня аллергия на вранье.
Пауза.
– Хорошо сказано. Тогда до вечера.
По голосу того, кто находился на другом конце провода, Мойра догадалась, что он улыбается. «Бывший мент», – сказал тогда молодой полицейский.
Регина Лим развернула свое кресло к экранам, которые сразу отразились в стеклах ее очков. Глаза ее сверкнули, но вовсе не от экранного света.
– Что там такое? – спросила Туве Йохансен.
Она стояла за спиной Регины в полумраке бункера, держа в руке дымящийся бумажный стаканчик.
Не удостоив ее ответом, начальница службы безопасности дважды что-то коротко набрала на клавиатуре, оба раза дождавшись результата. Потом надела большие наушники и что-то прослушала. Туве, наклонившись, посмотрела ей через плечо. На экране появилась кривая программы распознавания по голосу, а внизу – надпись: «Мойра Шевалье 174532», дата и время записи. Норвежка заметила огонек, сверкнувший в глазах начальницы службы безопасности, когда та сняла наушники и обернулась к ней.
– Мойра только что набрала тот же номер, что и Лестер в пятницу…
– А что за номер?
– Один из ресторанов среднего городского горизонта.
Туве попыталась проследить логику рассуждений Регины.
– Ну и что с того? Лестер мог ей посоветовать этот ресторан… Мойра ведь взяла выходной. В последнее время она работала, как подорванная. Должно быть, ей захотелось сменить обстановку…
Регина промолчала. Туве вопросительно взглянула на нее.
– Это не простой ресторан.
Регина снова что-то набрала на клавиатуре, обозначила точку на появившемся плане и указала пальцем на название ресторана на углу Пил-стрит и Элджин-стрит: «Циннамон».
– Владелец ресторана – бывший гонконгский полицейский… – сказала она и добавила, помолчав: – Ты купила что-нибудь на ужин?
35
На бетонном полу, заляпанном маслом, как на жертвеннике, были разложены разные предметы или то, что от них осталось: крылья, капот, бампер, кулачковый вал, бортовая панель, коробка скоростей, аккумулятор, амортизаторы, сиденья, глушитель, бензобак… Почти все детали изуродованы. От самого автомобиля остался только приплюснутый искореженный остов, который лежал на краю ямы, свидетельствуя о силе удара. Бесформенная груда металла, запачканная кровью и мозговым веществом, засыпанная обломками костей, летевшими в разные стороны, когда металлическая западня давила и терзала попавшее в нее человеческое тело. Жуткое свидетельство грандиозной мясорубки, погребальный балет столкновений, вечный алфавит необузданности, царящей на дорогах. Вокруг этой мешанины из металла и пластика суетились техники в комбинезонах, с лампами в руках. Они ничего не ремонтировали; они изучали, отчищали, разбирали по деталькам… На стенах гаража Чань мельком заметил прикнопленные записные книжки и календари.
Один из техников вылез из ямы, подошел к Чаню и подвел его к застекленной камере. Внутри на металлическом столе были разложены элементы электроники автомобиля и стояли несколько включенных компьютеров. Человек в маске, закрывавшей нижнюю половину лица, склонился над столом, пытаясь присоединить какую-то деталь к компьютеру. Он услышал стук двери и крутанул свое кресло в сторону вошедших.
– Ну что? – спросил Чань.
Техник стащил с лица маску.
– Ничего. Мы тут возимся больше суток, а до сих пор ничего не нашли. К тому же некоторые детали очень повреждены… – Он снял латексные перчатки. – Чтобы узнать больше, надо бы проанализировать данные. Ясно одно: они систематически куда-то передаются, и, несомненно, на компьютеры Мина. Будет здорово, если в них тоже удастся заглянуть…
Чань кивнул: он был с этим абсолютно согласен.
В кармане у него завибрировал мобильник. Звонил Реймонд, бывший сотрудник Отдела по борьбе с организованной преступностью и триадами, OCTB.
– Она позвонила, – сказал Реймонд, – и зарезервировала столик на двоих.
– На какое время?
– На восемь вечера.
«Циннамон». Вывеска отбрасывала красноватый отсвет на пологий спуск шоссе. Застекленные двери первого этажа выходили одновременно на Элджин-стрит и на Пил-стрит. Ночь стояла жаркая, и двери были открыты настежь, впуская в зал воздух вместе с уличным шумом.