— А детский — проявил жадность купец.
— На этот счёт — наставительно заявил Сергей Юрьевич — Александр Евгеньевич имеет твёрдое правило: дети должны учиться. А если кто идёт против его слова, то он просто отказывается иметь дело, но тогда всё может просто не получиться. Проверено.
Купец сник, но князь его утешил:
— Ты, Фрол, прежде чем жадничать, подумай сколько тебе сделает работник из-под палки, а сколько сделает работающий с охотой и смекалкой.
Купчик подумал-подумал и энергично закивал головой.
— Вот то-то же! — удовлетворённо крякнул князь.
— А ещё — закончил я — нужно специально оборудованное помещение: сухое, светлое, тёплое и хорошо вентилируемое.
— Мы с Авдеем — кивнул на молчаливого напарника Фрол — давеча обсудили игрушечное дело, да обратились к князю. Князь, спасибо ему за это, свёл нас с тобой, а мы тебя послушали и порешили, что дело стоящее. Стало быть, решили мы дело открыть. Князь Сергей Юрьевич, сто лет ему здоровья и благоденствия, согласился войти в долю, вот и тебя, Александр Евгеньевич, спрашиваем: не согласишься ли ты наладить дело, а мы платить тебе будем по божески, сотую долю от чистой прибыли.
— Ну, Фролка, да ты изрядный шутник! Что же ты не просишь всё сделать задарма, да ещё денег тебе приплатить? Я несомненно с радостью соглашусь исполнить такой выгодный договор.
— А сколько же ты пожелаешь?
— Двадцать пятую долю. Четверть чистой прибыли.
Во взглядах Фрола и Авдея появилось уважение и азарт.
— Побойся бога, Александр Евгеньевич! — ахнул Фрол — да где видано такое…
Торг продолжался около часа, сошлись на тринадцати процентах, но с условием, что я буду придумывать и внедрять новые игрушки. К тому времени к нам подтянулся слегка заскучавший Сороко-Ремизов, и я его попросил составить договор с купцами от моего имени.
Заметив, что мы закончили переговоры, к нам подплыла Прасковья Демидовна:
— Ну что же вы, мужчины — с упрёком сказала она — неужто вам мало рабочего времени? В кои-то веки собрались душевно посидеть, а вы опять про работу.
— Прости нас, Прасковья Демидовна — повинился я — тотчас же приглашу музыкантов и споём. Сразу скажу, Прасковья Демидовна, что зная о приходе уважаемых купцов музыканты разучили две новые песни, надеюсь, что и тебе понравятся.
Песни и вправду понравились. Ещё бы! Проверенная временем классика: «Коробейники» и «Ехал на ярмарку ухарь-купец» с восторгом была принята присутствующими, особенно купцами. Сотники снисходительно одобрили купеческие песни, но достойными и своими сочли «Ой, то не вечор то не вечор» и слегка переделанную «Солнце скрылось за горами».
Так как детей на этот раз не было, расходились уже поздно.
— Ах, Александр Евгеньевич — растроганно говорил Орлик Ильич — ты бы знал, как Илюша к тебе рвался! Очень расстроился, что с собой не взяли.
— Жаль что не привели Илюшу. Мне ваш парень очень по душе, вот я ему и подарок приготовил — я взял с полки палочку с прикреплённой лошадиной головкой и потянул Орлику.
— Это что? И что с ним делать?
— А ты дай Илюше, он и разберётся — хихикнула его жена.
— А чтобы лучше разобрался, вот тебе ещё для Илюши подарок — и я подал Орлику Ильичу маленькую сабельку.
Так в Обояни зародилась традиция еженедельных посиделок в моём доме. Гостей со временем становилось всё больше, поэтому пришлось ограничивать число приглашенных, однако самые первые мои гости имели право являться всегда, чем они и гордились.
А ближе к лету, ровно в день, когда я год назад попал в эту эпоху, примчался посыльный от князя Мерзликина. Пришлось всё бросать и срочно двигать к нему.
Сергей Юрьевич принял меня в своём кабинете, оборудованном по последней моде: железный сейф, замаскированный под шкаф, кресло, стулья, письменный стол, а на столе последний писк канцелярской моды: ручки со стальными перьями.
— Здравствуй, дорогой Александр Евгеньевич! — приветствовал меня князь.
— И тебе здоровья Сергей Юрьевич.
— Гадаешь почему так срочно вызвал?
— Есть немного.
— Ну слушай. Турецкий посол, что привёз от султана письмо великому государю, сейчас возвращается домой. И он изъявил желание посетить Обоянь и ознакомиться с государевыми заводами.
— Это серьёзно. Когда посол будет у нас?
— Послезавтра.
— Лучше бы, конечно, узнать об этом заранее… И надолго он к нам?
— Гонец сказал, что на три дня, ну а там как бог даст.
— Мдя… Интересно, почему так надолго? И где он жить будет?
— В дому Фролки Солгалова. В том, что он достроил, да собирался в это воскресенье освятить и заселяться.
— И он согласится?
— Фролка-то? А куда бы он делся? Я приказал, казна оплатит. Фролка ещё счастлив будет и нос задерёт выше потолка: ещё бы, у него в доме такой знатный вельможа останавливался!
— Сергей Юрьевич, а меня-то зачем так срочно вызвал?
— Ну, я тут подумал, что посол едет не просто так, а разузнать насчёт гром-камня.
— Ну, это очевидно. Новые ружья и пистоли центрального боя мы продаём уже десятками, и патроны к ним — сотнями. И цены держим немалые. Я ведь думал, что красная цена такой пистоли или ружья двадцать рублей, а они продаются по полсотни, да ещё в очередь! Но надо сказать, что качество внутренней отделки стволов, после внедрения повторной рассверловки и последующего дорнирования, гораздо выше чем даже у немцев.
— Ладно, хватит о стволах. Что будешь говорить о гром камне?
— А ничего не буду, государев мол секрет и всё. А людишки его будут вынюхивать, так им есть что вынюхать: бурый уголь, что идёт пока в только в лабораторию, хранится в запертом амбаре. А в другой запираемый и охраняемый амбар возами свозят сушеный и свежий одуванчик, молочай, полынь. Не будем же мы всем и каждому рассказывать, что нам нужна резина.
— Да уж… Даже того маленького кусочка, что твои сумасшедшие химики сделали, мне оказалось довольно, чтобы понять насколько это ценно.
— А послу об этом знать излишне. Пусть думает, что из этого сена мы ладим начинку для капсюлей. Так что даже во сне повторяй: капсюль изготовлен из вытяжки разрыв-травы и гром-камня. А как — никто не знает.
Проводить экскурсии для любого учителя дело привычное. Вот я сейчас и веду экскурсию по металлургическому заводу, и мой главный и единственный, не считая двадцати человек свиты, экскурсант — собственной персоной посол Сулеймана I Кануни к Ивану IV, которого ещё не назвали Грозным, Илхами Кылыч.
Вообще-то он просил называть себя просто, Илхами-бей вместо пышного Илхами-каймакам, впрочем, мне всё равно как кого именовать: за полвека работы в школе к каким только вычурным словам не привыкнешь… Илхами-бей мне понравился: смуглый, сухощавый мужчина среднего для этой эпохи роста, возрастом лет около тридцати, может чуть старше, с удивительно ясными синими глазами. То, что рассказал о нём наш особист просто прекрасно: он верен своему государю, не испытывает неприязни к России и русским, довольно объективен и прекрасно образован. О его профессионализме говорит простой факт: за полгода подготовки своего посольства в Турции, он выучил русский язык, а за год пребывания при дворе великого государя довёл его до совершенства. Если не знать кто перед тобой, можно подумать, что это татарин из провинции: лёгкий характерный тюркский акцент всё же есть. Ещё огромным плюсом является хоть и отдалённое (седьмая вода на киселе, если честно) родство с семейством Кёпрюлю. Это значит, что главный советник султана будет правильно информирован о том, что узнает посол.
— Обрати внимание, Илхами-бей, эта печь именуется доменной. На сей момент она является величайшей в Европе. Высота её семь метров, или около десяти аршин, работает она непрерывно, и для поддува в неё воздуха работает два водяных колеса. Периодически печь выдаёт порцию расплавленного чугуна, который мы тут же разливаем по формам, а сверху, вон через то устройство, засыпается уголь и руда. Сейчас как раз и будет выпуск чугуна и шлака, позволь тебя проводить в безопасное место, потому что сейчас тут будет много искр, дыма и чада.
Мы отошли на безопасное расстояние, в удобное, заранее оборудованное место и стали наблюдать, как мастера сноровисто пробили дырку и чугун огненным ручьём устремился к расставленным формам, и к каждой был проложено своё русло.
— А с другой стороны домны выпускают шлак. Кстати шлак у нас не пропадает, мы его используем при строительстве дорог, как нижний, опорный слой.
— Очень интересно. А как извлекают изделия из форм?
— Пойдём, уважаемый Илхами-бей, я покажу то. Формы после разлива чугуна должны остывать, поэтому их перемещают в другое место.
Рабочие как раз при помощи специальных тележек, начали перемещать формы в другой цех.
— Вот смотри: остывшие формы вскрывают, причём те, в которых изделия простой формы, просто разъединяют, и форма может использоваться ещё не раз. Другие, более сложные изделия, льют в одноразовые формы, которые потом можно измельчить, просеять и снова использовать. Многоразовые формы после того как придут в негодность, тоже перемалываются, и идут в новые формы.
Посол при этом с огромным интересом смотрел, как из формы извлекают ствол небольшой пушки.
— Вы тут льёте пушки из чугуна?
— Да. Чугун государева завода пригоден для этого. После будет специальная обработка, и только потом ствол будет обтачиваться изнутри. Обрати внимание, Илхами-бей, чугунный ствол не уступает бронзовому по своим боевым качествам, и при этом стоит намного дешевле.
— Любопытно. Моему повелителю такие пушки оказались бы очень полезными.
— Твой повелитель, уважаемый Илхами-бей, может получить их в любом необходимом для себя количестве. Дело за малым, точнее за великими мира сего. Если будет сердечное согласие между нашими государями, то они легко договорятся ко взаимному удовольствию.
Посол остро глянул на меня, но вопрос задал о другом:
— Я вижу здесь огромное количество посуды и разных других вещей. Неужели всё это находит спрос?