Оркестр играл разные мелодии, в том числе и притащенные мной из будущего. Когда заиграли «Студёною зимой под старою сосной…», я чуть не прослезился, припомнив великий фильм. Чёрт возьми, а ведь это едва ли не первый в нашем кинематографе фильм про попаданцев!
Мы выстроились перед возвышением в одну шеренгу, с князем Гундоровым на правом фланге. Наконец из дворца вышел царь, в сопровождении самых знатных бояр, и занял своё место на троне. Присутствующие на площади замерли, и несколько секунд царила абсолютная тишина.
Иван Васильевич шевельнул пальцами, вперёд выступил царедворец с немалым свитком в руках, и начал оглашать царёву волю, изливая на нас поток милостей. Князь Гундоров становился думным боярином, одаривался шубой с царского плеча, двумя тысячами рублей, местом для строительства терема на территории Кремля и орденом Архангела Михаила второй степени.
Следующий водопад обрушился на меня. Я стал князем Ольшанским, обладателем шубы с царского плеча, сабли в драгоценном окладе, полутора тысяч рублей и ордена Архангела Михаила третьей степени.
Родиону был подтверждён княжеский титул и жалована вотчина по соседству с моей, но в четыреста четей, и к тому ещё тысяча рублей и орден уже четвёртой степени.
Орлик получил дворянство, поместье рядом с моим, тысячу рублей и орден четвёртой степени.
Дворянство получил и Артамон Ремизов, а также пятьсот рублей и орден четвёртой степени.
Остальные получили по сто рублей и медали ордена Архангела Михаила.
Ну и что особенно приятно, Гундорову, мне, Родиону и Орлику подтверждён чин царёва слуги. Вот так. Взлетели мы на самый что ни на есть верх.
На этом церемония завершилась, Награды получены, все поклоны отбиты, и мы опять в колонну по трое, но уже без князя, занявшего своё место в рядах бояр, отправились восвояси. Однако меня, не успел я сделать и трёх шагов, окликнул богато одетый дворянин:
— Князь Ольшанский!
— Слушаю.
— Тебя приглашает для беседы великий государь.
— Повинуюсь. Только позволь, я отдам распоряжения.
— Разумеется.
— Орлик Ильич, веди людей ко мне, там уже приготовлен праздник и угощение, а я поспешу выполнить волю великого государя.
— Всё, я готов.
— Следуй за мной, князь.
И я последовал.
В небольшом зале, со сводчатым гранёным потолком, куда меня привели, всё было устроено по новой моде: стоял письменный стол, несколько застеклённых шкафов с папками, сейф, и конечно же, имелось большое открытое окно, в рамах которого были установлены тройные стеклопакеты. Не слишком сложная в производстве оказалась штука, и невероятно популярная: очередь уже перевалила за полтора года. На столе стоял изящный письменный прибор и чугунная чернильница, полная копия моей, и лежали стопки бумаг. Справа от стола стояла чертёжная доска, с закрепленной на ней картой Евразии, явно не моей работы.
В боковую дверь вошел царь, и я встал на колени.
— Ну здравствуй. Александр Евгеньевич — поприветствовал меня Иван Васильевич. Вставай, и больше можешь не преклонять колени, даю тебе это право.
Я рассыпался в благодарностях.
— Вот исполнилась твоя мечта, и стал ты русским князем. Чего ты ещё желаешь?
— Желаю верно служить тебе и твоей державе, великий государь!
— Но державе больше?
— Не во гнев будь сказано, великий государь, но хоть любуются кроной и стволом, но рыхлят и поливают корни, чтобы и ствол был крепче, и крона гуще.
— Пел мне Петя твою песню: «Жила бы страна родная и нету других забот»… Но как получилось, что ты немец по крови обрёл русскую душу?
— Не могу объяснить, великий государь, к тому же люди часто переходят в иное подданство, и верно служат новой родине.
— Переходят и служат, это верно. Но ты за два с небольшим года на моей службе сотворил поболе, чем тысячи людей за всю свою жизнь.
— Просто мне везёт, и люди кругом помогают.
— Видишь ли, вот ещё в чём закавыка: мои люди обшарили всю Пруссию до последнего форверка и опросили всех, кто тебя хоть немного знал. Да, ты это ты, но ты не фон Белов.
Я обмер. Сердце пропустило удар, потом и вовсе замерло, но подумав, всё-таки начало стучать. Очень страшно. Эдак и поседеть можно.
— Истинно так. Твоей волей, великий государь, отныне я князь Ольшанский.
— Верно подметил. — засмеялся Иван Васильевич — И всё-таки, откуда у тебя столько знаний?
— Меня учил Лотар Штайн, по крещению ставший Устином. Он признал меня, а будь я не тот, разве он не рассказал бы об этом на исповеди, тем более, исповеди предсмертной?
— И это так. — вздохнул царь — Для державы ты чрезвычайно полезен, так что разные мелочи оставим без внимания. Вот карту видишь? Это работа твоего первого ученика.
— Подьячего Осипа?
— Он уже дьяк при моей особе. Осип заведует царёвой школой, что я учредил по образцу твоей Рыльской школы, и набрал в неё сразу более двухсот сирот и младших сыновей дворян и послужильцев. Набор, как ты понимаешь, будем повторять ежегодно.
— Не по чину вроде бы такое дело Осипу?
— Не по чину, но он справляется как надо. Для посторонних, руководит школой князь Афанасий Иванович Вяземский.
— Это прекрасное начинание. А как же учебники?
— Ты снабдил Осипа Букварём, Русской письменностью, Арифметикой, Алгеброй, Геометрией, Физикой, Географией… Я ничего не упустил?
— Начала химии.
— Да, Начала химии. Каждую книжку я повелел издать, страшно сказать, аж по четыре сотни штук.
— Ого! Это очень значительный тираж!
— Что ты предложишь добавить из учебных предметов?
— Обязательно философию, логику, риторику и природоведение. Военное дело наверняка есть в программе: — царь кивнул — И непременно агрономию и основы селекции растений и животных.
— Для чего это?
— Выпускники твоей школы, великий государь, безусловно будут служить в войске. Но военная служба не вечна, и не только военная служба полезна для твоей державы. Так что во многих отраслях хозяйства требуется много грамотных руководителей, обладающих широким кругозором.
— Разумно. Поговорим о твоей идее с госхозами. Я правильно произношу это слово?
— Совершенно правильно, великий государь. Но если оно тебе кажется неблагозвучным, то можешь назвать так, как тебе угодно.
— Пусть так и остаётся. Но я слушаю.
— Если позволишь, великий государь, я начну немного издалека. Га глобусе прекрасно видно, что Россия, в смысле климата, расположена довольно неудачно: большая часть земель находятся на севере, и жить там весьма тяжело, а потому земли пустуют. У нас длинная и суровая зима, и короткое лето, которое, к тому же, часто бывает засушливым. Большинство земель, пригодных для вспашки, уже освоено, а сводить лес просто неразумно: почва очень быстро истощается, и приходит в ужасное состояние, а ведь с земли кормится и народ и войско. Войско твоё, великий государь, если смотреть с этой точки зрения, находится в очень тяжёлом положении: твой воин кормится и вооружается с двухсот четей, а в Европе, если я точно помню, воин содержится с вдвое большего поместья. Пытаться насадить больше помещиков не выход, поскольку это значит обездолить крестьян и без того очень небогатых. Словом нужно искать выход из сложившегося положения, и одним из возможных вариантов я считаю создание системы государственного хозяйства. К примеру, когда ты планируешь военную кампанию, то первым делом начинаешь считать количество воинов и командиров, лошадей и упряжи, повозок, снаряжения, посохи… сотни тысяч вещей. Это называется планированием. Я предлагаю тебе постепенно сделать то же самое, но уже в масштабе страны, чтобы планы создавались как на короткий период — год-два, на средний — три — пять лет, так и на длительный период — десять- пятнадцать лет. Стратегия крайне важная вещь.
— Безусловно.
— Теперь о госхозах. Сейчас идёт освоение окраины Дикого Поля. Я предлагаю тебе объявить эти и вновь присоединяемые земли нераздельной и неотчуждаемой собственностью державы, а ещё лучше, божьей землёй. Это чтобы ни один феодал не смел позариться на неё. Для обработки земли создавать государственные хозяйства, которые оснащать такими же и меньшей мощностью тягачами, который ты видел. Вообрази, великий государь, сколько такой тягач потянет плугов? Точнее плуг будет один, но о пяти, а то и семи лемехах.
— Как сделаешь, приглашай полюбоваться. Это же какие поля можно поднимать, и с какой быстротой! — восхитился царь.
— Обещаю тебе сделать сеялку, которая будет сажать посевное зерно на нужную глубину, ровными рядами, и на правильном расстоянии между растениями. Кроме того, я способен построить машину, называемую комбайном, которая одновременно косит и обмолачивает хлеба. И не будут пропадать тысячи пудов зерна, выпавшего из колоса во время перевозки с поля на ток. Также сделаем косилки и ворошилки для сена, ну и подборщики для сена, конечно же. Это облегчит работу крестьян и сильно увеличит выход хлеба и фуража для твоего войска. А получив для войска достаточное количество хлеба и фуража, ты сможешь содержать постоянное войско, не надеясь на боярское и дворянское ополчение. Это кстати, умерит претензии великих боярских семейств, поскольку лучшие бойцы уйдут в твоё регулярное войско на постоянный оклад и отличное снабжение. Есть в этом ещё одна хорошая сторона: те из сельских жителей, кто окажется не нужен в госхозе с его хорошим коштом и просторным личным подворьем, сможет легко найти себе место на государственных заводах и фабриках. Ты знаешь, что уже созданы двадцать семь рудников и пятьдесят два завода и на всех не хватает людей. Кроме того, стране очень нужны дороги, как посуху, так и водные. И нужны каналы между реками. И чтобы эту махину гармонично развивать, нужно планирование, причём, как бы не более тщательное, чем при подготовке к большой войне.
Я выдохся. Иван Васильевич задумчиво глядел в окно и крутил в пальцах карандаш.
— Планирование, да. Заманчиво. Очень заманчиво.
Подумав ещё с десяток минут, Иван Васильевич наконец принял решение: