— Видимо ты прав, Кемаль. — подумав ответил Хаген.
— К какому бы ты решению ни пришел, — сказал молчавший до этого момента отец Гурий — я буду рад побеседовать с тобой, Хаген. Приходи в любой удобный для тебя час, и я тебя встречу. А теперь, если уважаемые хозяева не против, предлагаю спеть вместе. Я уже немного освоил скрипку, и смогу помочь твоему, Александр Евгеньевич, баяну. А Клавдия Петровна, я знаю, уже недурно играет на итальянской кифаре. А то что все обладают хорошими голосами, нет никаких сомнений. Так что споём для начала?
Общим голосованием выбрали «Тонкую рябину».
В воскресный день, после обязательного посещения церкви, я с Ладой и дочерью отправился гулять по набережной Свири. Настюша вполне бодро топала ножками, я по руку с Липой шел следом, а за нами двигался паромобиль и десять охранников.
Что называется, почувствуй себя непринуждённо. Впрочем, никого это не смущало, позади прогуливающихся первых людей Лодейного Поля тоже двигались их эскорты. Встречаясь мы раскланивались, перебрасывались ничего не значащими фразами… В общем, отчаянно форсили.
— Что у тебя со здешней школой? — поинтересовался я у Липы, подхватывая слегка уставшую Настюшу на руки.
— Знаешь, всё просто превосходно. В школе учится семьдесят детей обоего пола, в возрасте от шести до тринадцати лет и сто тридцать шесть взрослых. Ученики разбиты по классам, в зависимости от уровня обученности. Большинство, сам понимаешь, начинают с азов, поэтому букварей и арифметик страшно не хватает. Однако четыре класса для детей и три класса для взрослых в школе открыты.
— Какая-то помощь требуется?
— Да, и большая. Для уроков географии нужны глобус и географические карты. Я помню, что ты собирался наладить издание карт, получилось ли это?
— Не получилось пока. В типографии думают каким образом это организовать, а у меня до них просто руки не доходят.
— А не мог бы ты изготовить глобус для школы?
— Почему бы и нет? Пусть твои ученики сделают шар, а я его разрисую.
— Хорошо, завтра же найду мастеров среди учеников.
— И пусть поторопятся, уже январь, глазом моргнуть не успеешь, а уже апрель, и сойдёт лёд, а там и начнутся учения нашего флота.
— На верфи, я слышала, заложили ещё пять пароходов?
— Да, как только построили ещё пять стапелей под общей крышей, так сразу и заложили, да. Металлоконструкции киля и шпангоутов завезли ещё осенью, а паровые машины можно установить и после спуска, козловой кран достаточной мощности с паровым приводом уже строится.
— Интересно, как будет устанавливаться паровая машина, она же ужасно тяжёлая!
— Тяжёлая не сама паровая машина, а её котёл. Но и его при помощи крана установим довольно быстро. Если хочешь, я приглашу тебя на установку котла и машины, и всё покажу.
— Конечно хочу! А можно я возьму с собой детей из школы и своих подруг, им ведь тоже интересно.
— Судостроение действительно страшно интересно. Вот построим боевые пароходы, а потом займёмся грузовыми, и будем их строить быстро и дёшево. И не только для себя, но и на продажу всем желающим, так что работы предстоит очень много.
— Как здесь хорошо! Красиво, тихо, спокойно.
— А шум на верфи?
— Ты знаешь, этот шум и не воспринимается как шум, он успокаивает.
— Понимаю — кивнул я — если шумит, значит всё в порядке.
— Истинно так.
— Ну пойдём домой. Видишь, Настюша нагулялась и засыпает.
И мы двинулись домой.
А на следующей неделе я отправился в Новгород, проинспектировать ход строительства транспортных пароходов. Двинулись мы на трёх паромобилях, в сопровождении двух тракторов с бульдозерными щитами, для расчистки дороги. Предусмотрительность принесла свои плоды: в пяти местах нашего пути пришлось прочищать путь, а остальное время ехали совершенно спокойно. Двое суток, и мы на месте, у верфи построенной ниже Новгорода, на берегу Волхова. Впрочем, первым делом я совершил визит вежливости новгородскому наместнику, князю Андрею Ивановичу Ногтеву Суздальскому.
Андрей Иванович принял меня весьма приветливо, в своём рабочем кабинете, в присутствии десятка важнейших людей города.
— Какими судьбами прибыли в наши края? — поинтересовался наместник у меня после длительной процедуры знакомства.
— Приехал проверить всё ли благополучно у Артамона Палыча Ремизова. К весне он, как и я должен построить десять пароходов, и нужно удостовериться что повеление царя-батюшки будет выполнено.
— На верфи ты ещё не заезжал?
— Первым долгом я отправился к тебе, князь Андрей Иванович, чтобы засвидетельствовать своё почтение.
— Понятно. Я и значительные люди Новгорода также прилагаем силы для строительства кораблей, но у нас, и я обязан тебя об этом предупредить, князь Александр Евгеньевич, имеется некоторое количество изменников, пытающихся мешать воле великого государя.
— В чём это выражается?
— Было несколько попыток поджога верфи и лесных складов. Там у верфи, ты увидишь, когда приедешь, рассажены на колах около полусотни злодеев, и некоторые из них, боярских родов.
— Я поражён.
— Таков приказ великого государя, и этот приказ справедлив.
— Нет ли известий, когда потребуются строящиеся пароходы?
— Полагаю, не раньше следующей весны. Так что у нас имеется больше года на подготовку.
— Это превосходно. В этом случае имеется достаточно времени на тренировки экипажей и артиллеристов. Мы там в Лодейном Поле сделали новое противооткатное устройство, оно весьма способствует более точной пальбе.
— Надеюсь, ты применишь эти устройства и на строящихся у нас пароходах?
— Разумеется, князь Андрей Иванович, применю.
— А как обстоят дела на Лодейнопольской верфи, нет ли каких-то проблем с поставками металлоконструкций для верфи?
— Металлоконструкции мы доставили ещё осенью, до ледостава, и сейчас благополучно их монтируем. Недостающие детали отливаем у себя же на верфи, для этого имеется вагранка. И слава богу, о попытках поджогов или иного злодейства, у нас даже и мысли не возникало. Были попытки краж, но стрельцы быстро разобрались, и страшнее порки наказаний не бывало.
Мы ещё обменялись несколькими фразами, и я отчалил. Да, уж. Неспокойная здесь ситуация, не зря Ивану Васильевичу пришлось тут наводить порядок. Тут ничего не поделаешь: всегда найдётся кучка идиотов, считающих что свой царь плох, давай-ка нам иноземного короля, и уж под шведом-то мы непременно заживём. Смердяковщина неискоренима, и что любопытно, имеется среди более или менее значительной группки идиотов, практически во всех народах. Но тут, как правильно говорит один в меру злобный персонаж: «Только массовые расстрелы способны спасти Родину».
Артамон Палыч Ремизов встретил меня как родного: обнял так, что едва не переломал кости, одарил таким троекратным поцелуем, что я едва не задохнулся, и сразу потащил за стол: время было обеденное. И уже за столом, усаженный на почётное место по правую руку хозяина, я испытал всю неукротимую силу ремизовского гостеприимства. Блюда подавались одно за другим, и хлебосольный хозяин требовал у меня откушать каждого. Пришлось принимать меры.
— Артамон Палыч, Степанида Макаровна и почтенное ваше семейство. Не желаете ли услышать одну басню?
— Сделай одолжение, князь Александр Евгеньевич, с удовольствием послушаем.
— Написал эту басню Иван Андреевич Крылов, и называется она «Демьянова уха»
«Соседушка, мой свет!
Пожалуйста, покушай». —
«Соседушка, я сыт по горло». — «Нужды нет,
Еще тарелочку; послушай…»
Закончил я под громогласный хохот семейства Ремизовых, а отсмеявшийся хозяин повинился:
— Уж прости великодушно, Александр Евгеньевич, но я так душевно рад твоему посещению, что забыл старое правило: «Потчевать можно, неволить грех!».
— Папенька — раздался с края стола детский голосок — позволь задать вопрос князю Александру Евгеньевичу?
— Дозволяю, задавай.
— Князь Александр Евгеньевич, а не мог бы ты записать сию басню на бумаге, а я с братьями и сестрицей сделаем стекла для светоскопа!
— Разумеется напишу. И не только эту басню, но и другие.
— Ой как здорово! А прочти другие, пожалуйста! — раздался хор детских голосов.
— Нет, дети. — строго сказал отец — Сейчас мы перейдём в гостиную, и наш гость прочитает столько басен, сколько он захочет. А неволить грех! Иначе получится как с демьяновой ухой.
Уже в гостиной, устроившись в удобном кресле, я стал читать семейству Ремизовых басни Ивана Андреевича Крылова, которые учил много тому назад, в школе. По счастью, мне записывать не пришлось, за карандаш взялась дочь Ремизова, Ольга.
— А как вы собираетесь рисовать стёкла, ребята?
— У нас Павлик очень хорошо рисует, а Дима хорошо придумывает какие картинки рисовать. А Оля пишет удивительно красиво. — ответил мальчик, который и задал мне вопрос о баснях.
— А ты что умеешь, и как тебя, кстати, зовут, молодой человек?
— Меня зовут Артамон, у нас в роду положено старших по имени отца называть. Я умею всего понемногу, вот всем и помогу.
Понятно. Растёт очень толковый руководитель: знающий, убедительный, инициативный и дальновидный. Ну дай ему боже здоровья и удачи.
На следующий день, вместе с Артамоном Палычем мы поехали на верфь. Справа от дороги, в полукилометре от верфи, действительно стояло отвратительное украшение пейзажа: колья с нанизанными на них трупами.
— Как только дохлятина начнёт отваливаться, тогда и похоронят злодеев. Так наместник распорядился, у него на этот счёт записка от великого государя.
— А новгородцы не бунтуют, что трупы так долго не позволяют прибирать?
— Бунтуют. Но этим сволочам только повод нужен для бунта. Слышал я, что великий государь обещал в преддверии войны со Швецией подчистить здесь гниль, да расселить их куда подальше.
— И как ты к этому относишься?
— Ну как отношусь… Плохо я отношусь. Не расселять их надо, а расса