Потом коренастый недрогнувшей рукой спустил курок – выстрелил в Федора Ивановича. Асю только избили. Значит ли это, что разбойники опасались, будто именно она может столкнуться с этим Гриней или Кузей?
Но где бы это могло случиться?!
Да где же еще, как не в Широкополье!
Так что же, получается, тот Гриня…
Да ну, ерунда, пустые домыслы! Чтобы доверенный слуга Широковых вышел промышлять с кольём и дубьём на большую дорогу?! А впрочем, поговаривали же, будто в окрестностях Широкополья пошаливают. Почему одним из разбойников не мог оказаться Гриня Шундуков?
И все-таки это глупости! Как бы Гриня ни переодевался, какой длинной бороды ни привязывал бы к подбородку, как ни менял бы голос, он мог обмануть Асю, которая его много лет не видела, или Федора Ивановича, который вовсе никогда с ним не встречался, но не обманул бы кучера и лакея, которые сопровождали невесту Никиты Гавриловича! А кучера Ася заметила сегодня среди тех, кто шел в церковь провожать в последний путь каких-то Прова и Гриню, которые напоролись в лесу на самострелы…
Опять Гриня! Какой же? Шундуков? Или другой? Да нет, это не мог быть Гриня Шундуков, ведь он принадлежал к числу дворовых, ему вовсе нечего в лесу делать!
Надо у Лики спросить, вот что. Спросить у Лики, которого именно Гриню будут хоронить. Она тут долго жила, она всех дворовых хорошо знает. Да и не только в Грине дело – надо просто поговорить с Ликой, успокоить ее, помириться с ней, хотя вроде и не ссорились… Лика страдает, обвиняет всех вокруг себя, но уж Ася-то ни в чем перед ней не виновата!
Прямо сейчас надо пойти.
Ася хотела поправить сиденье, но что-то мешало ему сдвинуться и лечь на свое место. Отложила архалук, склонилась пониже – и обнаружила, что закрыться сиденью не дает уголок какой-то светло-коричневой кожаной сумки.
У Аси словно бы сердце приостановилось… Казалось, она заранее знала, что увидит, когда откинет крышку.
Да, в самом деле – в сундуке лежала хорошо знакомая ей сумка Федора Ивановича, которую он называл чудны́м словом «портэфёй».
Ася схватила сумку, сначала прижала к себе, потом открыла – легко: замочек оказался сломан. Значит, открывал сумку не Федор Иванович: у него был ключик. Внутри множество бумаг… Ася видела их раньше, когда Федор Иванович рассказывал о последней просьбе Василия Петровича Хворостинина и о том, как сделал его дочь законной наследницей. Да, вот обязательство, написанное рукой Данилова, в том, что он, исполняя предсмертную волю Василия Петровича Хворостинина, передает дочери его, Анастасии Васильевне Хворостининой, некую сумму денег (на цифры Ася даже взглянуть боялась!), хранящуюся в Московской конторе Государственного банка. Бумага была заверена московским нотариусом и директором конторы банка. Лежал также вексель для получения денег в Нижградской конторе того же банка с 15 июля по 20 сентября сего года. Ася вспомнила, как Данилов объяснил ей, почему деньги нужно получить именно в этот срок: Нижградская банковская контора находилась на Ярмарке, а Ярмарка работала всего два месяца. Если бы не удалось получить деньги здесь, пришлось бы ехать в Москву.
Обнаружился еще один документ из Московской конторы, подтверждающий принятие от господина Данилова на хранение некоей баснословной суммы и вексель в Нижградскую контору на получение денег частями или всей суммы полностью.
Тут же находился выездной паспорт на имя Федора Ивановича Данилова («двадцати семи лет, росту среднего, имеет глаза карие, волосы русые темные, на левой щеке и лбу шрам»), позволяющий ему пребывание в разных городах и селениях Российской империи с такого-то числа сего года. В боковой графе оказалась вписана «подопечная г-на Данилова, девица Хворостинина Анастасия Васильевна, девятнадцати лет, росту высокого, имеющая глаза серые, волосы русые, длинные; особых признаков не имеющая».
Ася нашла и «Выпись из метрической книги», в просторечии метрику, которая удостоверяла рождение и крещение дочери Анастасии у Василия Петровича и Софьи Ивановны (урожденной Лукашиной) Хворостининых. Метрика была заверена подписью священника, совершавшего таинство крещения, а также печатью волостного правления и епархии. Но в портэфёе оказалась еще одна бумага, при виде которой у Аси замерло сердце: это был список[64] со страницы той самой метрической книги, где с некоторых пор значилась запись о венчании Данилова Федора Ивановича и Хворостининой Анастасии Васильевны… Кривая закорюка, стоявшая внизу страницы, означала, видимо, что здесь руку приложил тот самый попик, который осуществил венчание, сим удостоверив его. И так же, как на метрике Аси, стояли печати волостного правления и епархии.
Господи боже! Да как сюда попал портэфёй?! Сколько помнила Ася, Данилов сел в карету, когда начался дождь, держа в руках ружье и эту сумку. Ружьем он так и не успел воспользоваться – лишился чувств от удара по голове. Сумка осталась в карете. Ася про нее и думать не думала!
Кто забрал ее оттуда? Кто спрятал здесь?
Гриня Шундуков, которому отлично известна тайна кресла? Гриня Шундуков, который может войти в барский кабинет в любую минуту, ни у кого не вызвав недоумения, ибо уборка здесь ему по штату положена? Значит, в церкви был он! Он или не он напоролся на самострел в лесу, уже неважно. Важно другое: откуда Гриня мог знать, насколько драгоценны эти бумаги?
А может быть, Лика? Лика, убегая из кареты, прихватила сумку, поняв, что она почему-то важна?
Ну нет, вряд ли. Ведь в сумке лежит список венчальной записи. А венчание свершилось потом, позже. Лика уж точно не могла до того, как сбежала из кареты, спрятать в сумку эту бумагу! Хотя, возможно, ее подложили потом.
После того, как были поставлены необходимые печати.
Кто? Кто подложил список? Кто позаботился о печатях?!
Ася почти с ужасом смотрела на эту бумагу. Она мало что понимала в тонкостях наследования, но знала, конечно, что родителям наследуют дети, мужу – жена… У Федора Ивановича Данилова нет никого, кроме Анастасии Васильевны Хворостининой, его венчанной жены. Значит, если он все же убит, Ася обладает и его состоянием. Она теперь баснословно богата!
Но радости эта догадка Асе не прибавила. Напротив – стало страшно! Зачем ей такие огромные деньги? Что с ними делать?! У кого просить помощи?
Ну, наверное, желающие помочь найдутся. Ведь теперь она как невеста ценится ровно вдвое дороже, чем раньше. И человек, который когда-то отверг Асю, потому что она была дочерью ссыльного, а потом снова признал, когда она разбогатела, мог захотеть приумножить ее состояние в два раза, чтобы Широкополье тоже разбогатело в два раза.
Кто этот человек? Никита?..
Ася невесело усмехнулась. При всей своей любви к Никите она понимала, что он прежде всего не влюбленный мужчина, а послушный сын своего отца. И как ни горька была эта мысль, она не огорчила Асю, а напугала еще больше.
Отец Никиты!
Ася зажмурилась.
Никита не так умен и хитер, как Гаврила Семенович. Он не смог бы задумать эту хитроумную интригу: жениться на вдовушке-невесте, в одночасье баснословно разбогатевшей. Вот именно – в одночасье! Все следовало проделать с невероятной скоростью. Устроить это Никита в жизни не ухитрился бы, а главное – он еще и ленив. Тут же требовалась расторопность, которой он никогда не обладал.
Да, Ася почти не сомневалась: всю случившуюся аферу мог измыслить и устроить только один человек – Гаврила Семенович Широков.
Именно он беспощадно распоряжался жизнями сына и племянника… нет, двух своих сыновей, если Юрий и в самом деле был его сыном; распоряжался жизнями дочерей его бывших друзей, Хворостинина и Болотникова; тасовал их судьбы, словно это были карты в его колоде. На их чувства и желания он не обращал никакого внимания. И ведь именно Широков написал донос на Василия Петровича Хворостинина, отца Аси!
Итак, измыслена интрига. Исполнение Гаврила Семенович доверил своему младшему сыну – Юрию. Или племяннику – неважно! Разница в возрасте у Юрия с Никитой совсем невелика, но, наверное, Гаврила Семенович считал Юрия более толковым и решительным, доверял ему больше, чем Никите. Но что-то случилось, что-то сбилось, и Юрий погиб; его сообщники тоже.
Очень может быть, Никита вообще ничего не знал о баснословном приданом своей невесты. Открыть эту тайну ему, очевидно, хотели только после свадьбы. Асе отчаянно хотелось бы поверить в это!
Но неужели Гаврила Семенович не понимал, что Ася не сможет выйти за Никиту, если не будет совершенно точно знать, что ее венчанный супруг мертв? А если она об этом не узнает, весь злодейский замысел теряет смысл. Или Ася молчит – и тогда Широковы получают только ее приданое, только наследство ее отца. Или она признается, что была обвенчана с Даниловым, но тогда, чтобы выйти за Никиту, она должна увидеть труп супруга, и мало того – увидеть этот труп должны и другие люди, а также полицейские власти, чтобы удостоверить ее вдовство. Чтобы признать ее баснословно богатой вдовой…
Ася выронила портэфёй и схватилась за голову. Кажется, никогда в жизни ей не приходилось думать так много, так напряженно и так связно. Она никогда не позволяла себе предаваться длительным размышлениям о своей судьбе, потому что они всегда были настолько печальны, что на глаза наворачивались слезы, и не просто наворачивались, но и лились, а слезы плохо помогают мыслить ясно.
А вот сейчас словно бы высветился вопрос, над которым, конечно, ломает голову Гаврила Семенович: как дать понять Асе, что ему известно о венчании, но не выдать при этом себя, своего участия в жестокой интриге? Но кому еще интрига сия могла быть выгодна до такой степени, что непременно надо было ее организовать, поставив под угрозу жизни людей?!
Может быть, Юрию? Может быть, Гаврила Семенович тут вообще ни при чем? Может быть, в самом деле все устроил Юрий? Или Гаврила Семенович старался ради Юрия? Что, если Широков-старший хотел видеть своим наследником именно его, а не Никиту?