– Не могу стрелять в безоружную женщину. Спиря, гони во всю мощь! Устроим засаду на повороте в Хворостинино.
– Смотри! – вдруг заорал Спиря. – Берегись!
Он бешено косился через плечо, и через миг стало ясно почему.
Серый конь вдруг оказался бок о бок с повозкой слева, и лицо Марфы глянуло на беглецов яростно расширенными глазами, похожими на два пистолетных дула.
– Отдай бумаги, Аська! – яростно крикнула Марфа. – Отдай! Не то…
Она отшвырнула плеть, которой нахлестывала Севера, и потянула из-за пояса пистолет.
Значит, зря Данилов счел ее безоружной!
Ася совсем близко видела вытянутую шею Севера, его истерзанные удилами губы. Повинуясь руке Марфы, он снова и снова теснил повозку. Упряжные лошади норовили свернуть на обочину, выдергивая вожжи из рук Спири.
– Отдай бумаги! – снова крикнула Марфа.
«Сумасшедшая! – ужаснулась Ася. – Какие бумаги?! Да ведь бумаги у нее!»
– А!!! – Марфа с яростным визгом оскалилась, наводя пистолет на ближайшую к ней лошадь.
Ася поняла: сейчас Марфа выстрелит не в кого-то из людей – она убьет лошадь, повозка опрокинется, придавив седоков, и Никита, который не спеша подъедет с заряженными пистолетами, застрелит их всех, безоружных, беспомощных!
– Йййййюууууяаааа! – раздался вдруг оглушительный не то вопль, не то свист.
Спиря едва не свалился с козел, но все-таки удержался, выровнял упряжку. Кони рванули вперед с такой скоростью, что Север с Марфой в седле словно бы отшатнулся назад, исчез из поля зрения.
– Йййййюууууяаааа!
Ася, едва не оглохнув от этого вопля-свиста, повернула голову…
Данилов, это Данилов стоял рядом со Спирей, одной рукой помогая ему удерживать обезумевшую упряжку, в другой сжимая эспиньоль, и свистел так, словно хотел небо смешать с землей!
– Держи, – наконец оборвав свист, крикнул Федор Иванович, перекидывая эспиньоль Асе. – Стреляй, если что! Сможешь?
– Отец учил! – отозвалась Ася, хватая пистолет, взводя курок и высовываясь из-за полога, готовая встретиться с Марфой лицом к лицу.
Да так и замерла, не веря глазам…
– Стойте! – закричала Ася, и в голосе ее было нечто, заставившее Спирю послушаться. Он начал было натягивать вожжи, однако замедлить бег перепуганных лошадей ему удалось только с помощью Данилова.
– Ты где так навострился свистеть? – задыхаясь спросил Спиря.
– Когда гонял почтовые обозы через тайгу на Урал, у ямщиков обучился. Этим свистом и волка напугаешь, и разбойника отгонишь, и коня подстегнешь! – бросил Данилов, осторожно ослабляя вожжи.
Кони постепенно остановились.
– Что там? – спросил Федор Иванович, принимая у Аси эспиньоль и выглядывая из повозки. – Чертовщина! – воскликнул через секунду, спрыгивая на землю и помогая выбраться из повозки Асе.
Бешеный свист Данилова придал упряжке такую скорость, что серый конь изрядно отстал. Но сейчас он не скакал, а стоял неподвижно, испуганно вздергивая голову.
У ног коня лежала Марфа. Юбки ее нелепо задрались, закрывая лицо, но тело вывернулось таким странным образом, что даже издалека было видно: это тело мертвое.
– Не удержалась в седле? – тихо проговорил Данилов, быстро шагая вперед.
– Да, – шепнула Ася, стараясь не отставать. – Это Север… он боится громкого свиста. Сразу резко останавливается как вкопанный. Мне сама Манефа, в смысле Марфа, про это и рассказала…
– С такой скоростью неслась! Понятно, перелетела через голову резко вставшего коня – и все, – пробормотал Данилов.
– Маня! – раздался вдруг истошный крик, и Данилов с Асей только сейчас заметили, что второй всадник – Никита – уже приблизился, неуклюже соскочил с седла – и упал на мертвое тело, страшно крича: – Маня! Маня!
– Осторожней, – приказал Федор Иванович, отодвигая Асю себе за спину.
Никита бился головой о землю, теребил Марфу, выл, звал ее и не заметил, как Данилов подошел к его коню и вытащил из ольстр два пистолета.
Сунул их за пояс, подошел к Никите, держа наготове эспиньоль:
– Встаньте, Широков.
Никита с трудом поднялся. Слезы лились по его лицу, он размазывал их кулаками. Скользнул взглядом по Асе, но словно бы не узнал ее. Опять уставился на Данилова и завыл:
– Не убивайте! У меня сын малолетний! Отец, мать старые! Отпустите!
Ася опустила голову. Наверное, она должна была почувствовать жалость, однако жалеть Никиту была уже не способна. И все-таки разомкнула губы, прохрипела:
– Забирай свою Маню и уезжай. Только скажи, за что вы убили Лику?! Что она вам сделала?!
Никита стоял молча, словно собираясь с воспоминаниями. Посмотрел на Асю и слабо кивнул – узнал ее наконец-то.
– Не понимаю, – пробормотал он. – По мне, так не за что было ее убивать, но Маня в последнее время словно умом повредилась. Разозлилась на Лику за то, что та поехала на Ярмарку подстерегать тебя в каком-то розовом платье. Маня велела ей черное, незаметное надеть, а она ишь как вырядилась! Маня кричала, что Лика тебе знак хотела подать этим платьем. Ну и велела Тарасу ее заколоть. А он слушался беспрекословно. Иногда мне казалось, что Маня его то ли опоила чем-то, то ли они просто два сапога пара… Потом Маня надумала к тебе труп Лики притащить, чтобы ты страха натерпелась.
– Вы что, следили за мной?!
– Начали тебя искать, когда Тарас у воровской мамки, которая в Солдатской слободе живет, отыскал платье, в котором ты из Широкополья бежала. Он с Карпихой давно дружбу водил, еще с тех пор, как отвозил к ней разное барахло, которое мы…
Никита осекся было, но Ася угадала, что он хотел сказать:
– Которое вы снимали с тех людей, которых грабили на лесных дорогах?
Никита угрюмо кивнул:
– Я тут ни при чем, этим отец заправлял. Карпиха сказала, дескать какой-то старикашка платье принес, из-за этого мы со следу надолго сбились. Только и делали, что поочередно караулили тебя около Ярмарки, да все зря, зря. А потом Маня случайно увидела одного актеришку, с которым раньше хороводилась, – еще до того, как я ее нашел в этом водевильном блудилище и в Широкополье увез. Этот Поль выболтал о тебе все, что знал, но отказался затащить тебя в постель и выведать, где ты прячешь бумаги. Тогда Маня велела Тарасу его прикончить. И все зря, зря!
– Поднимете руки, господин Широков! Ну! – вдруг скомандовал Данилов. Он навел на Никиту эспиньоль, свободной рукой распахнул его сюртук, выхватил из-за пояса пистолет: – Ну да, понимаю. Зубы заговариваете? Минуту выжидаете удобную? Вижу, ваша Маня и вас многому научила.
– Я был у нее плохим учеником, – со слезами выговорил Никита. – Я руку на человека не могу поднять! Верните мне пистолет! Я убью этого проклятого коня, из-за которого она… Пристрелю его!
– Руки коротки! – насмешливо бросил Данилов, поигрывая его пистолетом. – И скажите спасибо, что мы вас отпускаем.
Никита перевел дыхание, шагнул было к телу Марфы, но повернулся к Асе:
– А ведь ты нас обманула! Обманула! Ты нам подсунула какие-то пустые бумажки, а векселя и документы… Украла! Спрятала от нас! – И внезапно рухнул перед ней на колени: – Асенька, прости. Ты же любишь меня! Ты же хотела стать моей женой!
– Вы спятили, господин Широков, – холодно проговорил Данилов. – Анастасия Васильевна – моя жена, и только из благодарности за то, что вы связали наши судьбы, я отпускаю вас. Но боже вас упаси еще хоть раз встать на нашем пути. Прощайте.
Под униженный вой Никиты они пошли к своей повозке, но остановились около Севера, который по-прежнему дрожал крупной дрожью.
– Север, пойдешь со мной? – шепнула Ася. – Да ты опять запутался!
Поводья упали ему в ноги. Ася наклонилась подняла их, слегка потянула:
– Пойдем, Север!
Конь послушно тронулся с места.
– Что же мы сделаем с Широковым? – спросил Федор Иванович.
Ася покачала головой:
– Что он сам с собой теперь сделает? Останется жив – пусть живет. А если кинется Марфу догонять – значит, пусть догоняет.
– Воля твоя, – кивнул Данилов. – Но смотри, мы уже у самого поворота на Хворостинино, до твоего дома осталась какая-то верста. Может быть, пойдем пешком, поведем Севера, пусть в себя придет… А Спиря проедет вперед.
– Хорошо, – кивнула Ася. – Только я не знаю, в каком состоянии наша конюшня, можно ли туда лошадей поставить.
– Не волнуйся, там все в порядке, – сообщил Федор Иванович.
– А ты откуда знаешь?!
Он улыбнулся загадочно.
– Ты там был! – изумилась Ася. – Эспиньоль – это отцовский?!
– Да, – кивнул Данилов.
Ася так и вытаращилась на него:
– Но как ты попал в Хворостинино? Как спасся?! Не могу поверить, что ты жив! Я ведь думала, что уже не жена тебе, а вдова твоя.
– Знаю об этом…
Она слабо улыбнулась:
– Леха разболтал? Предатель!
– Ну нет! – возмутился Данилов. – За такого друга, как Леха, нужно Господу в ножки поклониться. Именно через Леху я тебя и нашел. И он мне рассказал все, что ты ему рассказала когда-то. Тогда я окончательно решил, что надо мне все-таки перед тобой объявиться и все объяснить. А то, знаешь, было время, когда я решил было кануть в нети.
– Боже мой! – шепнула Ася, качая головой. – Он решил!..
Хотела было упрекнуть Федора Ивановича, уверить, что она не отрекалась от него ни на минуту, но потом подумала, что глупо отравлять старыми упреками то, что сейчас начиналось у них. Может быть, впредь им будет за что друг друга корить, но к старому возврата нет и не должно быть.
– Ты спросила, как я попал в Хворостинино и как спасся, – проговорил Данилов. – Ну слушай. Помнишь, как все случилось? Нас повенчали, и Марфа, переряженная разбойником, выстрелила в меня. Я упал, ты повалилась рядом, лишившись сознания, но в это мгновение в церковь ворвался Улген и положил своими стремительными стрелами и меткими пулями всех разбойников… кроме Марфы, как потом выяснилось.
– Улген в нее попал, да вот только одежда на ней была толстая, тяжелая. Нарочно такую надела, чтобы скрыть фигуру, когда разбойником притворялась. Я слышала, как она об этом Никите рассказывала, – перебила Ася.