— Извините, перебью. Кто такой Тунитай?
Насников задумался:
— Где-то я слышал эту фамилию. Ах да! Он владелец магазина китайских сувениров на Миссионерской улице. Почтенный торговец, я у него недавно жене лаковую шкатулку покупал.
— Да? Когда я разоблачил японского резидента в Корсакове, он тоже с виду был почтенный торговец. Лавочку держал, угощал меня рисовыми конфетами. А оказался капитаном Генерального штаба, — возразил Лыков.
Насников запнулся, потом вперил в сыщика умный взгляд:
— Что вы узнали? Прошу сообщить.
— Мы допрашивали на днях владельца пивной на Мальцевской, некоего Быдлова, — заговорил Сергей. — Не слышали такую фамилию?
— Нет.
— Это содержатель уголовного притона. Он укрывал в том числе и банду Большого Пантелея, которая громит военные кассы. А один из его подручных режет несчастных китайцев.
— Так вы уже все знаете!
— Не все, но многое, — осадил поручика статский советник. — До этого мы скоро дойдем. Пока же вот что он, Быдлов, сообщил интересного. У него в пивной люди Тунитая общались с маньяком! Вот такой он торговец сувенирами. По словам Быдлова, именно этот человек на самом деле командует желтой полицией Владивостока, прячась за подставную фигуру Юйхундэ.
— Не может такого быть, — решительно заспорил поручик. — Мои осведомители давно бы об этом сообщили. Тут какая-то ошибка.
— А если нет? — спросил Лыков. — Если ваши люди не допущены к столь важным секретам?
— Владелец пивной допущен, а они не допущены?
— Так бывает в нашем деле. Вы воспользуйтесь этими сведениями. Ориентируйте агентуру. Быдлов сообщил, что Тунитай — самый страшный и могущественный человек в городе. Видимо, главный резидент китайских секретных служб. При нем состоит шестеро телохранителей, опасных ребят, обученных убивать голыми руками.
— У Тунитая в магазине шесть молодых приказчиков, — вспомнил вдруг поручик. — Неужели? Да, я сегодня же вызову своего лучшего человека и нацелю его.
— Вы уверены, что тут не просто уголовные дела, но и политика, шпионаж? — задал важный вопрос Азвестопуло.
— Уверен, Сергей Манолович. Сейчас докажу.
Насников понизил голос:
— Аркадий Никанорович вчера телеграфировал генералу Таубе. Он спросил, насколько можно доверять вам секретные сведения. Извините, но Нищенков обязан был это сделать…
— Понимаю, — хором сказали сыщики.
— Таубе ответил, что вы люди надежные, многократно проверенные и допущенные к самым важным тайнам государства. Поэтому я сейчас сообщу источник наших сведений, и вы поймете, что тут все правда.
Огенквар сумел создать в Маньчжурии очень эффективную организацию. Руководит ею драгоман нашего генерального консульства в Пекине. На связи у его резидентов состоит чиновник Монгольского бюро в Мукдене, в котором сосредотачивается вся переписка, касающаяся Внешней Монголии. Это сейчас главная головная боль Китая, из-за которой может начаться война с нами. Приморье наводнено их шпионами, которые отсюда проникают в Ургу.
Лыков хотел что-то сказать, но Олег Геннадьевич не дал:
— Я уже перехожу к главному. Из добытых нами бумаг ясно, что убийства китайцев на улицах Владивостока совершены по приказу их министерства внутренних дел. Цель — запугать тех отходников, кто не уехал домой вопреки приказу властей. А многие и не могут вернуться, им просто некуда. Но китайские власти не мелочатся, они готовы лить кровь своих граждан. Там вообще любят лить ее по любому поводу, жизнь человека в Китае сегодня ничего не стоит. Никогда она не стоила больше одного чоха[49], а уж после Синайской революции…[50]
Алексей Николаевич отодвинул стакан:
— Такое предположение высказывал в нашу первую встречу военный губернатор. Значит, догадка Манакина верна?
— Михаил Михайлович сам разведчик. Скоро, кстати, он возглавит Азиатскую часть Главного штаба. Нюх его не подвел.
— Вон как… Но осуществляет показательные казни русский бандит Почтарев по кличке Чума!
— Ну и что? — парировал поручик. — Китайский резидент нарочно подрядил для этого грязного дела русского, чтобы замести следы. В свободное время ребята громят полковые кассы.
— Не знаю, не знаю… По вашим сведениям, резидент, который направляет казни, — сотрудник полиции Юйхундэ. Мы думаем, что он подставная фигура, как это часто бывает в разведке, а подлинный шеф — Тунитай. Нам важно узнать правду. Ведь именно резидент сообщается с Чумой. Как-то он отдает ему приказы, оплачивает убийства. Найдем резидента — найдем и маньяка.
— Я сегодня же ночью ориентирую своих людей, — повторил обещание Насников и хотел было подняться. — Ну, для начала хватит. Надеюсь, вам стало понятнее, что за дела творятся у нас во Владивостоке. Но и вы мне сообщили важные сведения.
— Погодите, а банда Большого Пантелея! — перебил поручика коллежский асессор. — Вас обязали помогать нам в этом деле. Хоть выслушайте нас, что ли.
— Ах да. Я знаю от его высокопревосходительства, что вы определили объект очередного нападения — денежный ящик Четвертого крепостного артиллерийского полка. Мы выставили там засаду. Ждем. Буду благодарен за сведения о составе банды.
Азвестопуло рассказал разведчику, что им удалось узнать. Тот записал все в блокнот, продиктовал номер своего эриксона и откланялся.
Сыщики обсудили разговор и решили прогуляться. Надо было купить сувениров домой, да и вообще размяться по случаю рождественских святок. Они дошли по Алеутской до Светланской и свернули налево, к заливу. Магазины главной улицы их не удовлетворили, и питерцы углубились в Миллионку. Было время обеда, все харчевни оказались забиты посетителями, причем русских в них было больше, чем китайцев. Туземцы ловко использовали чужой праздник: везде висели бумажные фонари, полоскались на ветру воздушные змеи, кричали зазывалы и тянули прохожих в свои заведения. Лыков с Азвестопуло кое-как вырвались из их объятий и быстрым шагом шли по Корейской. Хотели уже спуститься в яму Семеновского базара, но вдруг Алексей Николаевич споткнулся об очередную кучу мусора. И тут же сбоку грянул выстрел. Пуля свистнула перед самым носом сыщика и разбила стекло витрины.
Питерцы выхватили пистолеты и бросились к дому, откуда стреляли. Сергей побежал в подъезд, а Лыков нырнул во двор. Из двери черного хода на него выскочил китаец, под курткой он что-то прятал. Карабин!
Статский советник навел браунинг:
— Брось его! Руки вверх!
Стрелок выхватил из-под полы мосинку. Медлить было нельзя, и сыщик нажал на спуск…
В покойницкой больницы врачебно-санитарного полицейского надзора труп опознал укрыватель Быдлов, вызванный по приказу Лыкова. Он подтвердил: этот человек приходил к нему от Тунитая. Кавалерийский трехлинейный карабин образца 1907 года оказался со сбитым номером, и его принадлежность определить не удалось.
Когда наряд полиции прибыл на Миссионерскую улицу, он обнаружил, что на двери магазина китайских сувениров висит замок. Хозяин так и не появился, и пять его оставшихся приказчиков тоже.
Засада в Четвертом артиллерийском полку также ничего не дала — никто не пришел громить кассу. Поиски бандитов зашли в тупик.
Глава 7Владивосток
Первыми бухту Золотой Рог обследовали англичане в 1856 году. Шла Первая Восточная война[51]. Союзный флот гонялся за нашей эскадрой, драпанувшей из Петропавловска-Камчатского так ловко, что противник сбился со следа. Военный корабль «Винчестер» изучил бухту, британцы назвали ее Порт-Мэй. После них Золотой Рог долго не видел европейцев. В 1859 году сюда пришел русский транспорт «Манчжур» и сделал первые промеры глубин. Следом фрегат «Америка» доставил генерал-губернатора Восточной Сибири Муравьева-Амурского. Бухта ему очень понравилась, и он принял решение основать здесь порт, воскликнув с пафосом: «Отсюда владеть Востоком!» Так будущий город получил название. Его высокопревосходительство несколько поторопился. Лишь 2 ноября 1860 года, согласно Пекинскому трактату, эти берега, как и весь Уссурийский край, отошли к России. Но Муравьев-Амурский не любил тянуть кота за хвост. Отложив дипломатию, он послал в бухту все того же неутомимого «Манчжура». 2 июля транспорт высадил на берег сорок нижних чинов 3-й роты 4-го Восточно-Сибирского линейного батальона под командой прапорщика Комарова. Это и были первые владивостокцы.
Военный пост не сразу превратился в главный город края. Ему постоянно мешали конкуренты. На эту роль претендовали сначала Охотск, затем последовательно Аян, Петропавловск-Камчатский и Николаевск. Лишь в 1871 году сюда решили перенести главную базу Сибирской военной флотилии, морское ведомство и резиденцию военного губернатора. В 1880-м военная база получила статус города. Главный же толчок к развитию Владивостока произошел в 1891 году, когда было решено привязать его к Великому Сибирскому пути. Первые рельсы были уложены в мае в присутствии наследника, нынешнего государя.
Строить дорогу поручили каторжникам. Тут же начались побеги, крупные преступления, зверские убийства и многочисленные грабежи. Жители города чувствовали себя как в осаде. Только когда зарезали французского мичмана Руссело, власти спохватились. Три главных злодея были схвачены и повешены, а на строительство вызвали китайцев. За два года завербовались тридцать пять тысяч человек, к ним приехали семьи, и лицо Владивостока надолго приобрело желтый оттенок.
Спокойной жизни у города, стоящего на краю земли, считай, что не было. В 1900 году вспыхнуло восстание боксеров и возникла угроза их нападения. Были мобилизованы запасные, многие мирные жители встали под ружье. А китайцы, наоборот, массово вернулись на родину. Рост цен еще больше подхлестнул смуту. Пошли в рост сахалинцы, давно облюбовавшие эти места. Сначала на Первой Речке власти поселили тридцать пять семейств ссыльнокаторжных, прибывших с Сахалина без права возвратиться в Россию. Им поручили грязные работы по городскому хозяйству. Очень быстро там возникла Каторжная слободка в сотню домов, клоака, в которой преступники чувствовали себя как дома. Беглые, дезертиры, поселенцы — все стремились сюда. Полиция сбилась с ног. Она подозревала, что в слободке сложилась целая преступная «сахалинская» организация численностью до двухсот человек, с централизованным сбытом краденого и специализацией. Изготовление фальшивых денег, подделка паспортов, тайное винокурение, кражи, разбои — на все имелись подходящие люди…