— В Москву едем, — пожал плечами Игорь. — Это Лида, Ольга, вот Ярослав, а я, как и заявлял, — военный доктор… Народу много, а беда одна…
— Врач, говоришь? Военный? — прервал Потёмкина владыка. Он моментально заинтересовался историей и слегка напрягся, наклонившись вперёд. Лекарь кивнул, замолкнув.
— Какая удача! — вдруг очень громко заговорил Дьяконов. Игорь посмотрел по сторонам. Окружающие их люди заинтересованно начали поворачиваться и прислушиваться к разговору. — Ведь наша группа, наша, как вы бы сказали… секта… пусть будет секта Мира, борется с военными, развязавшими против нас, простых людей, войну! Убивающими нас уже двадцать лет! Двадцатилетний геноцид собственного населения получается! Это много, Игорь! Это ужасно долго! Люди подобного не прощают, поверь. Не простят.
Потёмкин хмурился. Не случайно изменилось настроение владыки, что-то этакое сказал Игорь, что сменило его отношение к гостям. Дьяконов поднялся и задумчиво принялся расхаживать вокруг стола.
— И тут вы являетесь… такие живые, экие правильные и… настоящие! А так ли? — Игорь напрягся, а Яр попытался отстраниться, но не успел, и владыка сорвал с него шапку… — Такие ли вы настоящие? — Яр потянулся за луком, его лицо изменялось, словно туча, превращаясь из светлого и спокойного в тёмное и напряжённое. Но вокруг уже вставали люди, пока медленно и неуверенно, но смысл слов владыки начинал просачиваться в наполненные тленом головы. Они заторможенно, будто в замедленной съёмке, поднимали оружие и подходили ближе. Игорь, почувствовав угрозу, тоже поднял АКСУ. Но Дьяконов не обратил на это внимания. Он пошёл дальше, продолжая говорить: — Этот — мутант! С ним всё более-менее ясно. Эта — толстуха! — Лида вскочила с кресла, краска залила её лицо, и женщина подняла пистолет, нацелив на голову подошедшего владыки. — Офигеть! При такой нищей жизни вокруг она жировала! Питалась лучше многих! Возникает вполне справедливый вопрос: кто она, и почему её не коснулась Последняя Агония? А с этой что не так? — Ольга сжалась в кресле, когда владыка указал на неё. — Почему она такая красивая, когда вокруг только тени одни, только полумёртвые бабы? А, Игорь? А с тобой? — Потёмкин молчал, целясь прямо в Дьяконова. Тот же повернулся к нему, обжигая взглядом покрасневших в бешенстве глаз. И тут же зажмурился: что-то лопнуло внутри, и красная слеза скатилась по серой, пронизанной морщинами щеке. — А с тобой не так, что ты — военный!
— Я — врач! — возразил Игорь.
— Военный врач, — уточнил владыка. — Это одно и то же. И поэтому я причисляю вас всех к преступникам! И караю смертью! — Выстрел гулко разнёсся по помещению, разбрызгались мозги с ошмётками крови и кусочками костей, и владыка мёртвой грудой «уселся» на диван. Лида, не целясь, продолжала стрелять, разворачиваясь. Ольга пригнулась, нырнув за стол. Игорь короткой очередью срезал ближайших сектантов, а Яр уже снял с плеча лук и посылал стрелу за стрелой в движущиеся цели, быстро поворачиваясь, его скорости мог позавидовать любой из присутствующих, и они просто не успевали прицеливаться в наделённого теперь невероятной силой юношу.
В одно мгновение в помещении воцарился хаос. Круго́м стреляли, пули свистели и рикошетили со всех сторон. Второй этаж превратился в бойню, и Игорь уже терял надежду выбраться отсюда, когда внизу раздался грохот: снеся прозрачные двери, в торговый центр въехала «Газель», отвлекая на себя внимание. Из автомобиля принялись выскакивать мужчины и палить во всех без разбора. Противник со второго этажа тут же переключил внимание на них. Лишь единицы всё ещё продолжали стрелять по Потёмкину со спутниками.
— Яр! — крикнул он. — Поднимай Лиду! Надо вытащить её отсюда! Мы уходим, давай за мной!
Лекарь потянул за собой Ольгу и, отстреливаясь, направился к закопчённым окнам второго этажа, выходящим на дорогу. А Яр с лёгкостью поднял бесчувственную, истекающую кровью дородную женщину и понёс за Потёмкиным. Тот, швырнув в окно стул, с удовлетворением отметил, что рассчитал правильно, и под ними сейчас находится как раз кабина «КамАза».
— Вниз! — скомандовал он и прикрывал, дожидаясь, пока спустят Ольгу, затем перемахнул через подоконник сам, успев рассмотреть, как из ветхих построек на втором этаже выскочил мужчина с «Иглой» и выстрелил вниз. Раздался оглушительный грохот, и взрывная волна сбросила Игоря на кабину. Он превозмог боль в спине, спрыгнул и завёл двигатель. «КамАЗ» привычно фыркнул и плавно двинулся в сторону эстакады. И в это время густыми хлопьями посыпался с неба снег, заметая следы.
Спустя несколько минут в здание юркнуло чёрное существо в остатках лохмотьев.
Глава 7Старый враг
— Девушка! Можно вас на минутку? — Олег Громов выделил из толпы девицу, красивую, опрятную, одетую простенько, но со вкусом по сравнению с подругами, подозвал её. Она быстро прошептала им что-то и выпорхнула из общей стайки, легко и грациозно, словно всю жизнь занималась танцами. Олег прикусил губу — до такой степени тело заныло от сильного вожделения, которое юноша попытался скрыть.
— Ты куда? — спросил Стас, однокурсник, с ним и ещё двумя — Витей и Саней — они сегодня находились в увольнении и радовались солнечно-яркому майскому дню, расположившись в парке на скамейке под тенью высоких тополей.
Несколько пластиковых бутылок пива — и вся компания уже навеселе: пошлые анекдоты, похабные шуточки, неприкрытые, а порой и явно-преувеличенные эротические истории «из жизни». Каждый делился подвигами подросткового возраста. И, может, это и было кому-то неприятно — двое стариков на соседней лавке играли в шахматы, недовольно поглядывая на громогласно хохочущую молодёжь и, наконец, свернулись и ушли — но чужое мнение друзей в настоящий момент волновало мало. Они не для этого большую часть года пахали в военно-медицинской академии, чтобы свой единственный выходной провести тихо и скромно. Гормоны блуждали в молодых телах и требовали выхода, а пиво призвано было скрыть неискушённость и ненужную в таких делах скромность. Застесняешься — проворонишь момент, и жить с бушующими гормонами придётся ещё полмесяца до лета, а, может, и больше. Громов, не слушая друзей, неопределённо отмахнулся, накинул на тельник летнюю фланку и шагнул в сторону отбежавшей от подружек девушки.
— О! Да он тёлочку себе завёл! — послышался возглас Сани, встреченный дружным лошадиным гоготом. Олег на миг развернулся и, чтобы Рита не видела, показал дружкам кулак. Те в ответ лишь безжалостно рассмеялись. Громов махнул рукой и отвернулся: красивая девушка, что запала в душу ещё на первом курсе, была важнее в тысячу раз.
— Привет! — воскликнул он, чтобы хоть как-то перекрыть смех дружков. — Прогуливаешься?
— Ага! — улыбнулась девушка, остановилась и глянула из-за плеча Олега на его компанию. — Вы тоже, смотрю, времени не теряете…
— Так, девятое мая, можно и отдохнуть, — смущённо проговорил Громов. По непонятным причинам ему стало стыдно. Словно ушат воды вылили на голову парня или он совершал преступление, напиваясь с друзьями в столь солнечный день, да ещё под пристальным взглядом вожделенной красавицы.
У него захватило дух, когда в первый раз её увидел. Такой же майский день, плац рядом с казармой училища, утренняя пробежка, зарядка, всё строго по команде сержанта: «Раз, два, три… Раз, два, три… Упор лёжа принять!..» И в какой-то момент Олег поднял голову из этого самого упора лёжа и сквозь пот, заливающий глаза, увидел её. Невесомой, слегка пружинящей походкой девушка скользила вдоль забора казармы. Каштановые волосы развевались на слабом ветру. Удобное ситцевое платье слегка просвечивало от утренних лучей весеннего солнца, пробивающегося сквозь листву тополей и акаций. Это зрелище было столь волнительным и восхитительным, что поглотило Олега полностью, унесло в невероятные дали эротических фантазий, и только голос сержанта, второй раз повторившего команду: «Отставить! Рота, встать!», отвлёк Громова от созерцания красивой и юной девичьей фигуры. И лишь поднявшись, он понял, почему сокурсники над ним смеются. Увлёкшись, Громов не услышал команды и продолжал отжиматься перед удивлённым сержантом, пока тот не проследил за направлением взгляда Олега. Сконфуженный тогда нелепой ситуацией, он, склонив голову, побрёл в казарму.
С тех пор не миновало дня, чтобы юноша не выискивал глазами пленительную фигурку красавицы, проходящей вдоль забора каждый день, кроме выходных. Хоть в непогоду, хоть в снежную бурю — её фигурка всегда отличалась красотой и утонченностью, не свойственной никому другому. Любая девушка проигрывала этой, как бы хорошо ни была одета или накрашена. Простота, естественность и скромность выделяли её среди сотен других. И взбалмошный, единственный ребёнок из семьи потомственных военных докторов при виде хрупкой фигурки становился спокойней, подтянутей и сдержанней.
Но время шло, а заговорить с девушкой не получалось. В ту пору, как она ходила излюбленным маршрутом, у Громова были занятия, а когда у юноши всё же случалось увольнение — оказывался выходной, и муза пропадала, сколько бы её Олег ни поджидал, проводя весь увольнительный на тропинке возле забора казармы. Над ним начали подшучивать сверстники, постепенно шутки переходили из разряда добродушных в откровенно злые. Несколько раз ожесточённый юноша бросался на обидчиков с кулаками, но всё же спустя время вынужден был согласиться с остальными, что гоняется за призраком. Хоть она и ходила второй год этой дорогой одна, не факт, что у неё нет парня, и неизвестно, получится ли у них что-нибудь. Да и возникнет ли у неё та же искра, что и у Олега, несмотря на его честную, верную позицию — одна девушка на всю жизнь?
Через какое-то время это стало казаться Громову глупостью, поскольку частые увольнительные на третьем курсе переросли в довольно жаркие вечеринки. Иногда с мордобоем, иной раз с вакханалией, в окружении многих слишком доступных подружек, для которых секс не был чем-то сокровенным или постыдным. Наоборот, все вокруг предавались ему с явной охотой и удовольствием, и вскоре Громов настолько погрузился в молодёжные гулянки, что напрочь позабыл свою светлую музу. Не искал её теперь глазами, не ожидал у забора и больше не думал о девушке как о возвышенной сущности. Зато молодой неокрепший мозг успел напридумывать себе кучу «отмазок» и различных нелепостей в духе: «Да они все одинаковые!» Отношение к женщинам изменилось, он стал циником. Общение с девушками происходило самым вульгарным и издевательским манером, и с каждым разом он становился всё раздражительней и злее.