Все по-другому у разведчиков. В составе небольшой группы уходят они в тыл врага, и ни один из них не ведает, вернется ли назад. Где ты приклонишь голову, браток, в любую из ночей твоего дальнего, долгого, смертельно опасного рейда? Чем набьешь свой вечно пустой желудок? Человек без документов, часто и без фамилии, имени, просто Рябой, Ворон, Дятел или Сойка, ты должен быть смелым и выносливым, как волк, хитрым, как лисица, и неприхотливым, словно черепаха. Ты не смеешь заболеть после ночи, проведенной в залитой водой канаве. Тебе нельзя сбегать в санпункт на перевязку, если получишь легкое ранение, а уж если пуля врага пробила руку или ногу, продырявила легкое, наступает страшный в твоей жизни момент, разведчик: быть или не быть? Конечно, товарищи попытаются спасти тебя, но как помочь, ведь кругом враги?!
Особый надо иметь характер, особую волю к жизни и спокойствие к смерти воспитать в себе тем, кто идет в разведку. Такими были парни и девчата в группе Павла Грачева. Избежав пуль жандармов, они делали свою работу, которая требовала и еще одного важнейшего для разведчика качества - невероятного долготерпения...
Федя Крохин и Саша Петров вторую неделю таились в зарослях ольховника в сотне метров от железнодорожного полотна Кенигсберг-Инстербург. Скукота. Пялься на дорогу да записывай, сколько поездов прокатило туда, на Восток, сколько назад. Федя недоумевал: уж если его и Генку Архипова взяли в группу, то должны же они оправдывать свой харч - рвать «железку», крушить толом склады, а может, подготавливать и осуществлять какой-то особый Большой Взрыв. Там, на Большой земле, это и была его, да и Гены Архипова тоже, главнейшая и ценнейшая для партизанского отряда работа: выводить из строя железнодорожное полотно, сносить мосты, водокачки и водонапорные башни, взрывать дзоты и дома, в которых заночевали фашисты. Крупным специалистом по опасному взрывному делу был Федя Крохин. В отряде к нему были приставлены двое бойцов для охраны: мало ли что может с ним случиться.
А сейчас угрюмый, злой и голодный, Федя лежал на спине, глядел сквозь ветви на небо, в то время как Саша Петров следил за железной дорогой. Осунулся Федя, похудел, в ремне три новых дырки пришлось сделать... Да, важным был человеком в отряде он, Федя, значительным. Парнишка, а командир с ним на «вы». «Вы, Федор, поспите как следует перед заданием, поспите. Как самочувствие, Федор?» Федя усмехнулся. Чувствовал он себя всегда хорошо и, честно говоря, тяготился таким повышенным вниманием. Разве худшим, чем он, подрывником был тот же Генка Архипов или его же друзья-«охранники» Ваня Косой да Семен Бояринов? Это он, Федя, научил их работать со взрывчаткой. Парни были смекалистыми, схватывали все на лету.
- Ставь еще палку, - сказал Саша. - Сорок шесть вагонов. Живая сила... так... Семь платформ: противотанковые орудия всего четырнадцать штук. «Мы едем-едем-едем в далекие края...» Ну как, объект для твоего Большого Взрыва?
- Мелочишка, - усмехнулся Федя. - И все-таки рвануть бы гадов!
- И пожевать бы чего, да?
- И не говори, Сашок. В отряде-то меня, знаешь, как кормили! «Вот вам шоколад, Федя, вот сгущенное молоко... Кушайте, пожалуйста». Двадцать два эшелона я, Сашок, под откосы свалил. Как-то замполит подсчитал: больше двух тысяч солдат да офицерья фашистского на тот свет препроводил, пять сотен цистерн с бензином - это ж целое море, Сашок! Около сотни танков да пушек разных. Стоит за это кормить, а?
- Стоит, Федя. На вот, погрызи сухарь. Это лично от меня в знак особой тебе признательности за твои боевые заслуги, хотя и приврал ты немного, а? Вкуси, друг.
- Спасибо и на этом, век не забуду. - Федя принялся грызть сухарь и проводил тоскливым взглядом удаляющийся эшелон. - Ушел! Эх, как бы я рванул его, Сашка! Понимаешь, там, у нас, рву мост или полотно железное, выполняю задание, а на душе смутно. Ведь свой родной мост в металлолом превратил! А тут? Тут все вражеское, не мое, как бы я тут работал!
- Да ты не переживай, Кроха. - Думаю, неспроста вас с Генкой сюда кинули, еще понадобитесь для какого-то очень важного дела. Овидий сказал: «Дум спиро, спэро», что означает: «Пока дышу, надеюсь». Вот и ты...
- Дышу пока, Сашка.
- Бронедрезина, Крошка, шпарит. С баншуцами.
- Значит, сейчас какой-то важный поезд покатит. Вот его бы и рвануть! Не Большой, но все же взрыв.
Федя отвел в сторону ветки и окинул взглядом сверкающие нитки рельсов. «Баншуцы», военная охрана дороги, сидели на бронированной, похожей на лохань платформе, прицепленной к дрезине. Как черные поганки торчали головы в касках. Через минуту-другую послышалось все нарастающее погромыхивание рельсов: идет! Федя сощурил глаза, сильнее забилось сердце, он весь подался вперед и, словно хирург перед операцией, потер ладонь о ладонь, пошевелил сильными, умелыми пальцами. Идет, дьявол его побери!
Сколько раз за свою не очень-то и долгую боевую жизнь он вот так схватывал взглядом несущийся по рельсам поезд и нетерпеливо ждал, когда же эта махина подлетит к той точке, в которой вдруг взметнется из-под полотна черный, косматый смерч земли, и, весь окутавшись паром, подпрыгнет паровоз, а потом с раздирающими звуками вскинется на дыбы и повалится набок. Со страшным скрежетом, лязгом, стоном вагоны будут карабкаться друг на дружку и, если в них боеприпасы, взрываться, разваливаясь на черное рванье железа. На фоне красных огненных всполохов в воздухе замелькают колеса, скрюченные, свернутые спиралями обрывки рельсов и толстые короткие спички шпал.
- Пассажирский, Федя. Спецназначения. Офицерье везет.
В открытых окнах виднелись зеленые, серые и черные фигуры. Поблескивали погоны. Спокойненько, гады, едут! Федя помрачнел еще более. К офицерам у него был особый счет. Ушел, простучал по стыкам рельсов поезд. Жаль!
Шоссе Кенигсберг-Инстербург, район местечка Вейсензее.
- Командир, полундра! Автоколонна большая и впереди - легковуха! – Коля Прокопенко шумно подул в замотанную бинтом ладонь, подмигнул Зое: «Все в порядке!» Торопливо, взволнованно и радостно опять повторил: - Громаднущая колонна. Та, что нам нужна! Что ж, не пора ли закинуть сети?
- Сейчас решим. - Грачев поднялся с плащ-палатки, отряхнулся. - Остаешься с радисткой, моряк.
- Что-о? - Глаза у Прокопенко округлились, он развел руками. - Да ты что? Быть тут, когда...
- Отставить разговоры. На тебе охрана радистки.
Коля что-то прошептал и повалился на плащ-палатку, а Зоя, засмеявшись, шутливо похлопала его ладонью по щеке: «Не нравится мое общество, братец-кролик?» Коля боднулся: если кому гнить в канаве возле шоссе, так ему, а если настоящее дело - так радистку охраняй?!
Отводя ветки и колючие лапы елей, Грачев быстро шагал к шоссе, до которого было метров восемьдесят. Сутки за сутками дежурили они возле него, вели наблюдение за движением, подсчитывали количество проследовавших на восток и запад автоколонн. Ждали «свою», ту самую, которая направлена с армейских складов боеприпасов на централизованные склады группы вражеских армий, обороняющих Восточную Пруссию, - армий «Восточного вала». Вероятно, уже не одна колонна автомобилей со снарядами, патронами, минами прошла мимо них с востока, от ближайших армейских тылов, на запад и, загрузившись там, вернулась в свою армию, дивизию и корпус. Шоссе не прекращало своей суетной, напряженной жизни и ночью, даже наоборот - в темное время суток по нему катили и катили автомобили, группы автомашин и автоколонны. В общем-то, так и должно быть: безопаснее, надежнее, легче обмануть разведку противника.
Колонны туда, в тыл, шли пустые, это можно было легко определить по большой скорости движения и работе автомобильных двигателей, оттуда - тяжело нагруженные. Как же установить - откуда они идут? Где те громадные склады патронов, снарядов, мин, которые «Центр» поручил разыскать? Выяснить это можно было лишь одним способом - захватив для допроса шофера из такой вот колонны. Но как это сделать? Грузовики идут плотно. Впереди военная легковая машина с охраной, а в некоторых колоннах и позади тоже...
Грачев пригнулся, скользнул под раскидистые лапы ели, увидел лежащих в ложбинке Костю Крапивина и Викентия Бубниса, устроился рядом с ними. Шоссе было рядом. Мимо катили один за другим тяжелые «бюссинги», способные везти в своих обширных кузовах, крытых брезентом, до десяти тонн боеприпасов. В кабинах - шофер и солдат с винтовкой.
Пятнадцать машин прошло, - сказал Костя Крапивин. - Артиллеристы: черные погоны, красный кант. Будем брать? Паша, другого такого концерта может больше и не состояться: вечер, но еще светло. Захватим шоферюгу, утянем в лес - ищи-свищи нас в темноте!
- Захватим... утянем... - проворчал Грачев. Викентий Бубнис протянул ему окурок самокрутки. Грачев откусил кончик, сплюнул, затянулся. Щуря глаза, он глядел на проходящие машины. Решать надо, очень быстро решать. Да, такого случая может уже и не подвернуться! Рискованно, конечно, ведь кто знает: может, за продуктами, медикаментами, может, за запасными частями, цементом, строительными материалами катит ночная колонна? Разве разглядишь в темноте, что за форма у солдат и шоферов. Грачев смял окурок, вдавил его в землю, присыпал хвоей. Хрипло сказал: - Будем брать. Последнюю машину. Медведь?
- Я готов, командир. Я очень давно готов.
- Бубнис лязгнул затвором, вогнал патрон в патронник карабина. Это был единственный в группе карабин «бесшумка».
Разведчик лег поудобнее, прижал ложе к щеке, замер, дожидаясь команды.
- Атакуем последнюю, - повторил Грачев. - А потом, когда они начнут менять колесо, нападаем. Однако...
- Вдруг в кузове солдаты, да? - нервно проговорил Крапивин, сделав вид, что закашлялся. - И вот что еще - вдруг легковуха с автоматчиками будет ждать у грузовика, пока...
- Отставить разговоры! Вот идут последние... Нет замыкающей легковухи, Костя. Везет нам! Ну, Кеша, не промажь, браток.
Викентий промолчал. Он «сажал» на мушку переднее правое колесо тяжелого грузовика. Все ближе машина, все ближе. Из открытого окна кабинки выглядывал молодой солдат без пилотки, встречный ветерок шевелил прядки его волос, губы сложены трубочкой: наверное, посвистывает от хорошего настроения... Пора!