На краю пропасти — страница 26 из 65

- Наши! Советские, да? Партизаны, да?!

- Ты... русская? Откуда?

- Угнанная я! Из-под Луги я. С мейне муттер, мамой, мы там на даче были! - затараторила девочка, мешая русский и немецкий языки, но вдруг лицо ее сморщилось, по щекам потекли слезы. Всхлипывая, торопясь, она выкрикивала: - Маму убили! А меня сначала в Литву угнали, коксагыз мы там сажали!.. Йа-йа, вир дорт арбайген, дети разные, кто из пионерлагеря, кто откуда...

- Хозяин где? - послышался из комнаты голос Бубниса, он говорил по-немецки. - Погиб на фронте? Туда ему и дорога. Жадный был! Злой был! Признала меня, хозяйка? Это я у вас в тридцать восьмом году все лето работал, а вы обманули меня. Сто марок не доплатили.

- О ботинках спроси, - бубнил Федя, - о ботинках!

- Ой, бегите все побыстрее отсюда! - крикнула девочка. - Я слышала... ой, бегите! Звонил он в район ин гебитскомиссариат, про вас, наверное, будто какие-то люди укрываются в сарае... А я - Люська меня звать, - такой детский лагерь был, абер ецт - вот сюда... Ой, бегите же!

- А ты, старый боров? - подступился Бубнис к старику. - Ты тогда еще таким бравым был. Помнишь, как шутил: «Сто марок тебе еще? А зачем медведю марки? А ну-ка, мои собачки: взять медведя!» Еле отбился! Ну-ка, раскошеливайтесь. Быстро продукты!

- У нас ничего нет. - плаксиво заныла пухлая, с бородавкой на пышном подбородке хозяйка. - Все приходится сдавать, такие трудности. Самим кушать нечего.

- Врет она, ох как она врет! - вскричала Люська и маленьким яростным смерчиком выметнулась из кухни. - Все у них есть! Полный подвал! Идите сюда, я покажу, где лежит. Ух, кулаки, фашисты, жадюги!

- Ах да, как же это я забыла? - всплеснула руками хозяйка. - И верно, там еще кое-что осталось... Сейчас я соберу. А ботинок такого размера нет, уж простите!

- На сто марок, - приказал Бубнис. - По довоенным ценам.

Федя уже крушил дверь в подвал: хозяйка сказала, что никак не может найти ключи. Яркая лампа осветила полки, уставленные банками с вареньем, жестяными коробками, ящиками и ящичками. Вдоль стен стояли сундуки и тугие мешки. В углу, в сумеречной прохладе закутка, гроздьями висели кругляки колбас и, как тяжелые снаряды, матово желтели окорока. Хозяйка только тихо ахала и как-то оседала, видя, как Федя Крохин швырял в мешок эти богатства: колбасы, окорока, тяжелые, как ядра, шары масла, завернутые в вощеную бумагу и усыпанные крупной солью, розовато-белые пластины сала. Побагровев, приподнял мешок, глянул на Бубниса.

- Всего-то марок на шестьдесят набрали, - сказал тот помертвевшей хозяйке. - Уходим.

- Возьмите меня с собой! - вцепилась Люська в рукав Володи: - Они меня так бьют! Я больше не могу, не могу... я каждый день по шестнадцать часов работаю!.. - Она закрыла лицо руками. Немцы угрюмо глядели на нее. Вспухли, бугрились на лице старика желваки, он шевелил губами, показывая еще крепкие, желтоватые от табака зубы. Люська прижалась к Володе: - Они убьют меня, убьют! А я пригожусь... я знаю немецкий... я многое-многое знаю!

- Уходим, - повторил Викентий. - Никому из дома не выглядывать! Слышите? - прикрикнул он на хозяев хутора.

- Возьмем девчушку? - спросил Володя Костю Крапивина. Пригодится, а?

- Собирай свои шмутки. Ну, что стоишь? - поторопил девочку Костя. - Но смотри, если что - не хныкать!

- Какие шмутки? Все на мне! - пискнула Люська и шмыгнула в дверь. - Сюда! Вот тут калитка... Битте!

Затрещали кусты, со звоном покатилось ведро - Федя наступил на него и, раздавив в лепеху, подфутболил. Чудовищным горбом высился на его плечах мешок с продуктами. Заливалась собака, кричал, выглядывая в дверь, старик, - разведчики быстро уходили по залитой лунным светом, тропке.

- Немцы! - Саша Петров выбежал из-за угла сарая. Грачев, Зоя, и Нина, уже готовые к походу, нетерпеливо поджидали разведчиков, ушедших на хутор. Командир предостерегающе поднял руку: - Тише! Машина с фрицами, человек пятнадцать, остановилась у опушки леса. Вылезли, ждут. Может, подкрепления ждут?

- А Прокопенко где?

- Остался наблюдать. Что мы медлим, командир?

- Ч-черт, где же наши любители ветчины? А, идут! Братки, быстрее сюда... а это еще кто?

- Девчушка, наша, - проговорил Володя. - Угнанная.

- Девчушка! Угнанная! - сердито проговорил Грачев, и девочка испуганно юркнула за широкую спину Феди Крохина. Тот положил ей тяжелую руку на плечи, прижал к себе: не бойся.

Командир шумно вздохнул:

- Немцы, кажется по наши души прикатили... Кто там? Ты, Коля?

- Еще машина! - Лицо Прокопенко лоснилось от пота, ворот рубахи был расстегнут. - Идут по низинке, охватывают полукольцом. Что будем делать, командир? В болото? Ну, влопались!

- А если глубокое, вязкое? - вслух подумала Зоя.

- В лесу что-то хлопнуло, и над деревьями, полем, болотом медленно всплыла и ярко вспыхнула ракета. Разведчики кинулись к сараю, все стало видно как днем: черная, застоявшаяся вода среди тростника, стволы деревьев придвинувшегося к самому болоту леса и черные фигуры людей, торопливо идущих через пашню к сараю. Зоя вскинула на плечи рюкзак:

- В воде мы как на ладошке. Перестреляют, словно уток.

- Глубоко тут? - спросил Грачев Люсю.

- Глубоко! С головкой и ручками... но я знаю, как пройти! Я за яйцами утиными сюда ходила, да за птенцами, я всегда голодная и... идите за мной! Ну, что же вы? Шнель!

- Так, это уже хорошо. - Ракета потухла, но на смену ей в небо взметнулась новая. - Зойка и Нина, марш за девочкой! В прикрытие...

- Командир, разреши мне? - торопливо попросился Коля Прокопенко. - Страсть, как пострелять охота! Ну?! И - точка!

- Хорошо. И - Петров. Остальные - за мной. Да брось ты мешок, Кроха!

- Столько жратвы фрицам отдавать? Нет уж! - буркнул Федя.

Люська уже шуршала в камышах, всплескивалась темная, дурно пахнущая вода. В руках у нее был длинный шест, который она втыкала перед собой в вязкое и податливое дно. Булькая, из-под ног всплывали пузыри. Ракета потухла. Грачев вошел в воду последним, оглянулся, прислушался, ожидая, что вот-вот и ночь всколыхнется автоматными очередями. Неужели везение изменит им?

- В бой, «потерянное дитя»! - возбужденно проговорил Саша Петров. - «Я знал, что здесь мои промчатся годы...» Это, Коля, стихи Генриха Гейне. «Потерянное дитя» называется. Так говорили о передовых бойцах... «И я не ждал ни славы, ни побед...» Эй, дитя, как рука?

- Пылает, Сашок. Кажется, что весь состою из одной руки... И я не жду славы, Сашок, но что победим - будь спокоен!

- Подпустим поближе... «Ружье в руке, всегда на страже ухо...» Это вроде бы про нас, разведчиков, правда? - Саша вынул из рюкзака, положил возле себя две гранаты-лимонки и диск для автомата. Идут! «Кто б ни был враг, ему один конец!» Как?

- Тише. Они уже близко! Стихи?.. Хорошие. Хоть и немец написал.

- Да, это стихи! Вот мне бы написать такие, но не успею да и вряд ли смогу. Слышишь, Колька?

Прокопенко не ответил: лежа рядом с Сашей, высматривал приближающиеся фигуры врагов. Надо еще выждать, еще... Ракета всплеснулась в небо. Коля повернулся, окинул взглядом болото и цепочку разведчиков, казалось, еле бредущих но пояс в воде вдоль стены камышей. Как они медленно идут! Устроился поудобнее. Не более пятидесяти метров отделяло теперь его с Сашей от цепи немцев. Тускло поблескивали шлемы, мертвенно-белые, выглядывали из-под них обрубки лиц. Несколько в стороне, сторожко, от дерева к дереву быстро шел высокий широкоплечий немец, вот он остановился и властно крикнул: «Форвертц, шнель!» Командир? Коля новел автоматом, но немец, будто почувствовав опасность, стремительно шагнул за дерево. Чертыхнувшись, Коля выцелил другую фигуру. Автоматные очереди разрушили напряженную тишину ночи.

Камыши плотной стеной стояли вокруг. Люська уверенно шла вперед, лишь время от времени втыкая шест в дно. Стало мельче. Вот вода уже чуть ниже пояса, вот - по колено. Несколько корявых, кажется, растущих из самой воды деревьев выплыли навстречу. Люська махнула в их сторону рукой:

- Гут! Дальше будут островки и вот такие деревья. Слушайте, я вернусь за ними, а? А вы идите и идите все прямо!

Не дожидаясь, что ответит командир, она быстро зашлепала назад. Ракета потухла, и ее тоненькая фигурка в облепившем тело платьишке скрылась в темноте...

- ...Второго уложил! - крикнул Коля. - А всего... Гляди: окружают! Как думаешь, ушли наши? - Он посмотрел через плечо: в дергающемся свете ракеты поблескивало пустое, без признаков жизни, болото. Но вот что-то там шевельнулось, и, напрягая зрение, Коля увидел спешащую к берегу девочку. Сказал радостно: - Сашок, за Нами. А ну, дуй перебежками. Прикрою!

Справа и слева били автоматы, и ночной лес отзывался раскатистым эхом. Вжикали пули, глухо ударялись в стволы деревьев, сшибали кору, осыпали вниз срезанные ветви. Петров приподнялся, но вдруг, ойкнув, повалился на траву. Извиваясь угрем, Коля подполз к нему. Саша пытался встать, свет ракеты дрожал на его белом, искаженном ужасной гримасой лице. Закусив губу, он прижимал правую руку к животу. Отнял ее, повернул ладонью вверх рука была черной от крови.

- Уходи. Колька... каюк мне! - выдавил он и вжался лицом в землю. Стиснув зубы, чтобы не закричать от страшной боли и отчаяния, подтянул к себе автомат, приподнялся. - В брюхо меня... это конец. Да не тр-рогай... ты меня! Уходи!

Коля наклонился, прижался щекой к липкому от нота лицу Саши, вскинулся, выпустил в ночь две короткие очереди и, схватив рюкзак, помчался что было сил к выбирающейся из болота Люське.

«Вот и все. Конец жизни. Еще немного - и он погрузится в темноту Вечности... Как жаль! Кончится война, Наташка придет на Тверской бульвар и по вечерам будет... будет ходить-ходить... она будет ждать его, ждать, а он...» - мысли, как вспышки, метались в голове. Саша все плотнее прижимался животом к земле, от которой исходил приятный холод, и чувствовал, как кровь вытекает из него. Пройдет немного времени, и он, весь истерзанный, истоптанный, уйдет в землю... Саша поймал на мушку мелькнувшую среди кустов фигуру и нажал курок. Мучительно обернулся: Коля и девочка брели вдоль тростников. Да побыстрее же вы! Отложив автомат, подкатил к лицу «лимонку» и вялыми, немеющими пальцами разогнул усики чеки. Зажал гранату в руке, затем, вытянув чеку зубами, сунул руку с гранатой под себя, в горячую жижу. Теперь, даже если он потеряет сознание, пальцы сами собой разожмутся. Последним усилием он повернулся: белый свет ракеты дрожал над пустынным болотом.