- Впереди все свободно, - послышался повеселевший голос Крапивина. - Прорвались, командир. Теперь вперед, только в темпе, так сказать, «анданте»!
...Тяжелый и нервный переход пришлось сделать группе. То в одном, то в другом месте слышались голоса и звуки пилы. По тропинке наперерез разведчикам прокатил на велосипеде пожилой, но крепкий на вид, буролицый от загара мужчина. Трубка в зубах, замшевая куртка, начищенные сапоги, карабин за плечами: лесничий, наверно. Вислозадая, мордастая собаченция, лениво бегущая следом, вдруг загомонила, почуяв чужих в лесу, и немец остановился, снял ногу с педали, поразмышлял: идти взглянуть, что ли? Не знал он, что в этот момент уже «сидел на мушке». Собака, призывно взлаивая, крутилась невдалеке от штабеля дров, за которым замерли разведчики. Лесничий посмотрел на часы - приближался уже обед, позвал собаку: «Микки, Микки!»- и поехал дальше. Святое это дело - обед, тут уж медлить ни минуты нельзя! Вот ведь уцелел, покатил к своей Марте или Хильде...
Заботливая Люська, - откуда только силенки? - убегала то в одну сторону, то в другую. Вот отстала, крикнув: «Я сейчас!» - и вскоре догнала группу: в котелке несколько горстей сочной ежевики и малины, всем досталось понемногу. И вновь убежала - мелькнуло ее платье и золотистые, выгоревшие на солнце волосы. Грачев проследил за ней потеплевшим взглядом: «Ах ты, хлопотунья!» Поглядел на часы - пора бы и передохнуть, но идти предстоит еще километров десять.
«Лечь бы прямо на сырую землю и забыться на часок-два...» - так, наверно, думал сейчас каждый из разведчиков, об этом же мечтал и сам командир, но шел все быстрее. «Вперед, братки, вперед. В этом - успех работы, в этом - жизнь!»
«Однако, где же Люська? Не отстала бы!» - Грачев сорвал травинку, пожевал, сплюнул... От скольких случайностей зависит их жизнь. Не прихвати Седой эту девчушку на хуторе Ейхорн, не прекратилось ли бы существование разведывательной группы «Буря» возле болота, через которое провела их девочка? А эти ловкие парни в новеньких комбинезонах, на которых чуть было не натолкнулись Волков и Костя Крапивин? И правы ребята: положение у группы очень серьезное, теперь по их следу идут не собранные на скорую руку и каком-нибудь городке жандармы или ландверовцы, а отлично подготовленный, возможно, нацеленный на уничтожение именно его, Грачева, группы, отряд. Просто чудо, что «Буря» еще цела, что они еще продолжают работу, хотя... - ветка стебанула по лицу, Грачев потер теку, - какое тут чудо: сколько сил это стоило! Вон как вымотались, командир обернулся. Хромала Нина - ударила вчера коленку. Закусила губу, подсунув руку под лямки тяжелого рюкзака, Зоя. Судорога боли застыла на потемневшем лице Коли Прокопенко. Уставившись в землю, тяжело шагал Федя. Подметка правого ботинка у него отвалилась, нога была замотана мешковиной, из второго, стянутого проволокой, торчали темные, оббитые о коряги, пальцы. Стоп! Куда это он? Качнувшись, Федя вдруг шагнул с тропинки вправо, шедший следом Володя окликнул его, но тот, наткнувшись на березу, вскинул голову. На ходу заснул, браток...
Мрачно поглядывал из-под нависших броней Викентий Бубнис. До воины, – а давно ли это было? - когда он метался по всей Восточной Пруссии в поисках работы, довелось побывать и в этом лесничестве. Велосипедист, прокативший только что мимо них, был действительно лесничий Альфред Кайзер, скотина жадная. Викентий сплюнул. Два месяца очищал он ему лес от сушняка, пилил, колол дрова, а тот торговался за каждый пфенниг, металлическим метром вымерял плаху за плахой и придумывал штрафы да вычеты. Как-то случилось, кепку зеленых еще орехов набрал, так и их стоимость изъял лесничий из заработка. А собака! Ишь, сука... Живучая! Вся семья лесничего хохотала, когда эта подлая тварь подскакивала к нему и, вцепившись мертвой хваткой в штанину, повисала толстой сарделькой. Викентий опять сплюнул, вспомнив, как лесничий заставлял его собирать опилки и шишки, учил чистить картошку так, чтобы сквозь снятую шкурку можно было газету читать. И все попрекал, жадюга: «Не бережливы вы, литовцы, потому и бедные». Тьфу!
Они прошли еще километров семь. Зарядил мелкий, холодный дождь, а лес изменился потянулись густые ельники с глубокими, плотно заросшими боярышником и березками оврагами. «Где же Люська? Грачев с беспокойством вглядывался в сумрак вечернего леса. - Действительно, не заблудилась ли?» Командир, как и все разведчики, уже привык к девочке, полюбил ее.
...А Люська тем временем отыскивала овраг поглубже да посуше. Бежала вся внимание, глаза расширены, каждая жилка напряжена, только бы не нарваться на немцев! Вдруг девочка вздрогнула, метнулась за дерево, притаилась. Глухо забилось в груди сердце... Фу, показалось! Она перевела дыхание, оглянулась на куст, за которым ей почудился человек, да не просто человек, а хозяин хутора... «Люсия, почему сегодня ты плохо сложила навоз? Я отбираю у тебя тюфяк, спи на досках», – «воспитывал» он ее по вечерам. «Люсия, это ты сожрала морковку из корыта свиноматки Эммы? Ну-ка, иди сюда, влеплю тебе ремнем...» Люська поежилась, оглянулась назад: нет, показалось, просто ветви так плотно сплелись! Быстро пошла дальше, кажется, до того оврага, который она разыскивает, осталось совсем немного!
Дважды убегала она с хутора, шла этим лесом на восток, в сторону восхода солнца на Родину. Ее ловили, и хозяин избивал каждый раз до потери сознания... Крак-крак-крак - хрустит своим деревянным протезом. Лицо бурое, надутое от домашнего пива, в руке толстенный ремень с бляхой «гот мит унс»[3]. «Люсия, лежать!» - хрипит, и Люська, стиснув зубы, покорно ложится на скамейку. «Не буду плакать, не буду!» - говорила она себе, а слезы и сейчас сами собой наворачиваются на глаза...
О-оо! Люська запрыгала на одной ноге: надо же, не заметила в траве такую корягу... Стиснула зубы: - некогда реветь! - поднялась, наступила на корягу: вот тебе, вот тебе! Эх, на хозяина так бы наступить! «С нами бог, Люсия!» - весело хрипел он и взмахивал ремнем. Люська прижималась лицом к скамейке, кусала губы до крови, а кругом, наблюдая экзекуцию, сидели и стояли все обитатели хутора. «Пеленки плохо постирала сегодня. - говорила хозяйка. - Дай ей как следует». Все мутилось в голове от боли, и Люська не выдерживала, начинала кричать. «То-то! Сегодня на десятом ударе завопила, - удовлетворенно говорил хозяин. Крак-крак, покряхтывал его протез. - Ну, чего развалилась? Марш кухню мыть!»
Люська подставила лицо дождю: «Мамочка, родная моя, где ты? Мамочка, я еще живая, теперь меня никто не будет бить, меня спасут, я вернусь домой!» Она осмотрелась - не заблудиться бы - и снова устремилась вперед.
- Подойти всем ко мне, - негромко приказал Грачев, привычно пробежался пальцами по ремню, тронул ладонью гладкие, только что побритые щеки. - Товарищи бойцы! Отличный овраг отыскала Люся! Крутые откосы, заросли, чистый ручеек. Вот тут и заночуем - пока это наш базовый лагерь. За хорошую службу объявляю благодарность... гм, бойцу группы «Буря» Людмиле Михеевой. - Обнял ее, поцеловал: - Молодец, Люська!
- Служу Советскому Союзу! - зардевшись от радости, выкрикнула девочка. Тоненький голос ее сорвался. - Служу...
- Слушайте меня внимательно, братки. - Грачев погладил Люську по волосам. - Успокойся! - И, понизив голос, продолжил: - Согласно приказу «Центра», мы прибыли в новый район работы: треугольник Велау-Альтенбург-Боккелен. Предстоит освещение южного участка линии укреплений «Дейме», а кроме того, розыск и подготовка площадки для приемки самолета с необходимыми нам грузами. Выход на работу завтра в пять утра. Мужчинам поставить палатки и побриться! В охранение - Волков и Бубнис. Крапивин, подойди ко мне.
- Все разошлись, Костя подошел к командиру, и оба склонились над картой.
- Какая тишина, - вдруг сказал Грачев, оглядевшись. - Прямо тайга. Ни машин, ни собак, ни фашистов. Заповедник, что ли?
Лес действительно был заповедным. Откуда было знать Грачеву и его разведчикам, что свой базовый лагерь они устроили в обширных охотничьих угодьях гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха?
«Центру - Буря. За минувшие пять дней собран обширный разведматериал. Учитывая большой объем радиопередачи, выделите для приема текста наиболее опытного радиста. Прокопенко серьезно ранен, подозревается гангрена руки. Место посадки самолета: большая поляна в десяти километрах севернее Ешервальде. Условный сигнал - пять костров «конверт с маркой».
«Центр - Буре. Завтра пять утра принимайте самолет. Составьте подробный отчет южному району «Дейме», объяснение по фальшивым складам. Сообщите Люсе: мама жива, здорова: отец на фронте, майор артиллерии. Отправьте самолетом Люсю и Прокопенко. Высылаем вам все необходимое дальнейшей работы».
Конец лету! Туманная, влажная осень... Вот и сегодня дождь заладился с самого утра. Холодный, тягучий, льет не переставая. Ни обсушиться, ни согреться. Тронешь ветку - водопад сверху, в разбитых ботинках хлюпает, мокрая одежда липнет к телу. Сырые еловые «постели» по ночам, едкий дым хилых потаенных костериков. Разведчиков замучили простуды, кашель, да и просто все очень устали - ведь сентябрь, почти два месяца находятся они в Пруссии, а «Центр» требует все более полных, подробных сведений о «линии Дейме». Видно, очень важная это в обороне фашистов линия!
И в этот день четверо из группы ушли к укрепленному району, а девушки, Коля Прокопенко и Федя Крохин остались в лагере. Нина и Зоя хозяйничали, а парни дежурили по два часа, охраняя овраг, базовый лагерь группы «Буря».
Отдежурив, Коля и Люська лазали по крутым откосам оврага и собирали грибы, их тут оказалось множество. Девочка то и дело опускалась на колени и обминала упружистый мох, из которого выглядывала глянцевито-коричневая шляпка боровика.
Стоп, суши паруса! - Коля встряхнул полный котелок. - Юнга, курс на костер.
- А про море расскажешь? Про дельфинов? - попросила Люся. - Коля, я больше всего на свете хочу увидеть море, ой, как хочу!