Она взялась за «ключ», точками и тире набирая позывные «Центра». Переключилась на прием, «Центр» ждал, и Нина начала передавать текст очень важного сообщения.
...Зоська подняла голову и прислушалась, Ян поглядел на нее: что это она? Отец Бронислав отложил ложку, - все трое обедали, - выглянул в окно. Вскочил, опрокинув миску с супом, лицо его побелело:
- Швабы! Янек, беги!
- Поздно, отец! - и Ян смотрел в окно. Из подъехавшего к дому грузовика выпрыгивали солдаты в пятнистых куртках, пригибаясь, окружали хутор, а несколько человек бежали к огороду, к груде темной картофельной ботвы, под которой была дверь-лаз в потайное убежище. Э, а это кто?! Неужели сосед? Зося вдруг страшно закричала. Ян обернулся: она протягивала руку в сторону согнутой фигуры Фрица Розенберга, лицо ее было искажено ужасом. И пустые глаза ожили, в них был страх! Так вот какое ей нужно было потрясение, чтобы...
- Он, он! - выкрикнула Зося и поглядела на Яна. - Он меня...
- Зоська, милая! А меня ты узнаешь? Ян перегнулся через койку, вытащил спрятанный там автомат, взвел затвор. Отец, присев возле печки, выворачивал топором половицу, доставал припрятанный еще со времен первой мировой войны карабин. - Зоська, это я, твой брат!
Громкий стук прикладом в дверь и голос:
- Выходите! Дом окружен! Все выходите!
Ян поднял автомат. Грохот, едкий запах дыма, щепа, вышибленная очередью из двери, посыпалась на пол, кто-то с той стороны ее вскрикнул, упал. Звон разбитых оконных стекол, роем белых осколков разлетелась суповая миска. Пули дырявили стены и печь, упала, выплеснув керосин, лампа. Что-то шепча, передергивал затвор карабина хозяин Поморья Бронислав Конопка, вжимался в угол комнаты Ян. Вот возле колодца мелькнул солдат в пятнистой куртке, и Ян стебанул по нему из автомата.
Зажав уши ладонями, сидела на полу Зоська, глядела на Яна по-прежнему полными страха, но живыми глазами...
Вальтер Кугель не лез в свалку. С некоторых пор, а точнее с того вечера, когда Лиззи, девчонка-солдат, вошла в его кабинет, ему отчего-то не хотелось лишний раз соваться под пули. Все же шкура такая тонкая! Подумать только: малюсенький кусочек свинца прошивает ее насквозь, дробит кости, дырявит внутренности... Попыхивая сигаретой, он стоял возле грузовика, а чуть в стороне топтался старик Розенберг, повторяя уже в который раз:
- Господин офицер! Как же насчет премии? Господин офицер!
- Отряд в районе замка Бальга заканчивает прочесывать лес, - доложил радист, - пока никого не обнаружил... Минутку: на связь выходит штаб отряда.
- Господин офицер, как насчет премии? - ныл старик.
- Отстань! На вот, держи, - Кугель кинул старику пачку сигарет, подошел к радисту: - Что там? Отвечайте!
- Радиостанция русских только что засечена возле самого аэродрома, там, где находятся развалины молокозавода.
- Что-о?! Срочно вызывай отряд, прочесывающий лес. Есть? Давай! - схватив микрофон, Кугель громко закричал в него: - Раух, ты? Говорит Кугель. Срочно направляйтесь к развалинам аэродро... тьфу! молокозавода! Знаешь где? Возле аэродрома. Сколько? Три километра? Собирай отряд и - бегом! И я сейчас буду там!
Возле построек хутора раздавались взрывы, солдаты забрасывали дом поляка гранатами, и над его крытой тростником крышей занимался столб огня. Черный дым валил из окон. А ведь отстреливаются еще! До чего же эти поляки живучи... Но вот из дома послышался чей-то крик:
- Не стреляйте!
- Сдаются? - удивился кто-то из солдат.
Все стихло. В одном из окон шатнулась чья-то фигура, и на опаленную траву упала небольшая четырехугольная доска, а следом пушистый ком. Кот? Задрав хвост, кот метнулся в одну сторону, в другую и понесся прочь. Солдаты засвистели, заорали, а из окна раздалось еще несколько выстрелов. Кугель сплюнул: вот подлые поляки. Взрывы. Грохот автоматов. Пламя охватило весь домишко, и опять все стихло, только стропила и доски потрескивали.
Поднимались с земли, отряхивались, направляясь к грузовику, солдаты, несли раненых. Кугеля не очень-то волновали потери - что поделаешь, на войне, как на войне! Слышалась ругань, нервный хохоток, торопливые разговоры: «Гляди, пуля пилотку прошила! А вдруг - на миллиметр бы правее?..» «Доска с бабой, икона, что ли? Я ее кинул назад, в огонь...» «А что это он выкрикивал: «курка, цурка»?» «Да это «дочка» по-польски...» «Цурка»? Ну и словечко... все сгорели, дикари...»
С огорода солдаты волокли кого-то, подталкивали: «Марш, марш, не брыкайся!» Еще не веря в свою великую удачу, командир отряда «Адлер» быстро пошел навстречу солдатам, которые тащили вырывающуюся из рук девушку. Кугель схватил ее за волосы:
- Русски? Отвечайт!
Девушка плюнула ему в лицо. Кугель утерся и расхохотался: русская! Плевок был ярким подтверждением тому. А комбинезон, свитер, в общем - экипировка девчонки, ее агрессивность, тайник, в котором ее обнаружили, - все указывало на то, что это не просто русская, сбежавшая из какого-то поместья, а русская разведчица. Радистка?.. Шифры, запасные и аварийные волны, которые, конечно же, она знает, черт побери! Удача, да еще какая! Победа!
Не-ет, он не отдаст эту девчонку гестапо! Он сам все вытянет из нее - все, что нужно! Переполненный радостью, Вальтер Кугель погладил девушку по черным сырым волосам и приказал отвести в машину. Нет, нет, в кабинку! Сегодня ему везет. Глядишь, и остальные русские, те, что засели в развалинах молокозаводика, попадут в его руки!..
- Приказано... уходить на восток, - медленно проговорила Нина и откинулась головой к плечу Володи. - На соединение со своими... в районе Голдапа. Плохо мне, ребята... Очень.
Послышались шаги, хруст кирпичного крошева, и в узкий, пробитый взрывом в стене проем протиснулся Грачев, бросил на пол два шеста, вырубленных из тонких осинок. Стал торопливо прилаживать к ним плащ-палатку. Пургин и Володя перенесли на самодельные носилки Нину, уложили, подсунули ей под голову свернутый мундир гестаповца. В это время с запада донесся быстро разрастающийся гул десятков моторов, и все трое выбежали из развалин здания: неужели самолеты? Да-да, летят!
Чуть не прижимаясь к вершинам деревьев, в сторону аэродрома пролетела группа тяжелых бомбардировщиков «Юнкерс-87». Они уже построились для посадки, шли цепочкой, один за другим. Выше их пронеслись группки «Мессершмиттов» и «Фокке-Вульф-190»... Но где же наши самолеты?
Надо было как можно скорее уходить - ясно, что их уже засекли, что мчат сюда солдаты Кугеля, надо уносить Нину в безопасное место, но майор Пургин медлил. Почему нет наших?! Что-то случилось? «Центр» не поверил достоверности разведданных? Или летчики были направлены на более важные объекты, и все их старания, смертельный риск, жертвы - напрасны?.. «Юнкерсы» уже заходили на посадку. Выставив тяжелые шасси с черными катушками колес, они быстро снижались. Вот покатился по бетонной полосе первый бомбардировщик. Оглушительно, восторженно ревя двигателями: «Долетел!», он мчал по серому бетону... За ним коснулся колесами посадочной полосы второй «юнкерс», из-под колес пыхнул синий дымок... и третий бомбардировщик пошел на посадку...
Грачев тронул майора за рукав - со стороны Хайлигенбайля несся крытый брезентом грузовик, и Пургин кивнул: да-да, сейчас уходим, но не сдвинулся с места. Все в его душе кипело, протестовало: что же вы там, в «Центре»? Как же так? Почему эти бомбовозы сейчас один за другим спокойно идут на посадку и расползаются, как громадные, хищные птицы, по углам-гнездам аэродрома!?
И в этот момент показались стремительные силуэты несущихся с востока самолетов. Пургин тотчас узнал знакомые осиные силуэты: это были истребители-бомбардировщики Як-9! Вокруг аэродрома загрохотали зенитные орудия и счетверенные зенитные пушки «эрликоны». Трассирующие снаряды прошили воздух, взорвался и рухнул в лес одни из «яков», но другие уже стреляли по зенитчикам, по бомбардировщикам. На посадочной полосе вспыхнул «юнкерс», завалился на правое крыло. В него с громом и треском врезался второй бомбардировщик, катившийся следом, и пилот которого не сумел погасить скорость. Третий, уже коснувшийся колесами бетона, напряженно взревел двигателями, попытался «перепрыгнуть» через груду пылающего железа на посадочной полосе, но зацепился колесами и рухнул, вздыбив вверх фюзеляж с черным раскоряченным пауком свастики на хвостовом оперении.
- Уходим! - закричал Пургин и поглядел вниз. - - Ч-черт, солдаты Кугеля? Уже прикатили...
- Гляди: да вот же он, наш знакомый штандартенфюрер! - ответил Грачев. - Все же выследил, гад! Видишь? Возле грузовика торчит!
Внизу беззвучно - такой грохот стоял вокруг! - выпрыгивали из кузова на дорогу солдаты, пригибаясь, бежали к развалинам молокозавода. Грачев швырнул одну за другой гранаты. Беззвучно вздыбилась земля, посыпались срубленные осколками ветви, немцы залегли за деревьями, а с обгорелых стен здания посыпалась штукатурка и осколки кирпичей. Еще два грузовика катят... Ах ты!.. Грачев схватился за левое плечо - по рукаву куртки расползлось темное пятно. Зацепило!
- Отходим долинкой, - приказал Пургин. - Федя, прикрой! Грачев, что у тебя? Ранен?! Седой, понесли Нину. Павел, глянь в пролом - никого?
Пургин и Володя подняли носилки с Ниной, спотыкаясь и скользя по кирпичам, тяжело побежали в дальний тыловой угол здания, где зияло в стене обширное, выходящее в сторону лесистой долинки отверстие. Зажимая рукой рану, Грачев обогнал их и выглянул в пролом: никого! Пропустив разведчиков, оглянулся: Федя стоял на коленях, разбрасывал кирпичи. Что он там возится?
- Федька, ходу! - крикнул Грачев. - Федя, чего копаешься?
- Иди! Догоню! - отозвался Федя. - Рвану их!
- Боль расплывалась по немеющей руке, плечу, шее. Грачев пролез в пролом, бросился догонять товарищей. Оглянулся: вот-вот в проломе должен показаться Федя, ну что же он?!
- ... - Спички! Были же здесь... - говорил сам с собой Федя и рылся в кирпичах. Он не мог просто так уйти, скрыться, ему хотелось хоть