Обитатели резиденции оказались захвачены врасплох. Дворцовый визирь, опираясь на подразделение местной стражи, попытался было преградить незваным гостям дорогу. Но стражники, слишком раздобревшие за годы ленивой и сытной жизни, с опаской поглядывали на сотню закаленных в боях воинов.
Мерен воздел соколиную печать.
– Мы исполняем приказ фараона Нефера-Сети, – провозгласил он. – Расступитесь и дайте нам пройти!
– У него соколиная печать! – Визирь сдался и повернулся к командиру дворцовой стражи. – Уведи своих людей обратно в казарму. Пусть сидят там до моего приказа.
Мерен и Таита миновали портик дворца, их подбитые гвоздями сандалии цокали по мраморным плитам. Таита не прятался больше под заклятием сокрытия, облачившись вместо этого в нагрудник из крокодиловой кожи и шлем из того же материала, опущенное забрало которого скрывало лицо. Фигуру он представлял внушительную и устрашающую. Дворцовые слуги и служанки Минтаки бросались врассыпную, завидев его.
– Откуда начнем поиски, маг? – спросил Мерен. – Думаешь, он до сих пор тут прячется?
– Соэ здесь.
– Ты так уверенно об этом говоришь.
– Воздух тут просто насыщен смрадом Эос, – ответил Таита.
Мерен пошмыгал носом:
– Я ничего не чую.
– Десять твоих воинов пойдут с нами. Остальных расставь охранять все ворота и двери. Соэ обладает способностью изменять свою физическую оболочку, поэтому никто не должен покидать дворец: ни мужчина, ни женщина, ни животное, – распорядился Таита.
Мерен отдал необходимые приказания, и гвардейцы разошлись по отведенным для них постам.
Таита сосредоточенно обыскивал большие, роскошно обставленные комнаты, а Мерен и его люди с мечами наголо следовали за ним по пятам. Время от времени маг останавливался и как бы принюхивался, напоминая берущую след охотничью собаку.
Наконец очередь дошла до внутреннего сада царицы: просторного атрия, обнесенного высокими стенами из песчаника и открывающегося в безоблачное голубое небо. Пространство дворика заполняли аллеи цветущих деревьев, посередине размещался фонтан, вокруг которого стояли мраморные скамьи с шелковыми подушками. Лютни и прочие музыкальные инструменты лежали там, где придворные девушки Минтаки бросили их при приближении солдат, а стойкий запах молодых женщин смешивался с ароматом апельсиновых цветов.
В дальнем конце атрия стояла увитая виноградом беседка. Таита без колебаний быстрым и уверенным шагом направился к ней. В центре беседки на высоком мраморном постаменте стояла статуя из того же материала. Кто-то возложил к ее ногам солнечные лилии, запах которых остро ощущался в воздухе. Он заглушал органы чувств, действуя как мощный опиат.
– Цветы колдуньи, – прошептал Таита. – Я хорошо запомнил их аромат.
Он внимательно осмотрел статую на постаменте. Она представляла собой изваяние женщины в натуральную величину, складки накидки укутывали ее с головы до щиколоток. Аккуратные ножки были высечены с таким искусством, что казалось, будто это теплая плоть, а не безжизненный камень.
– Ноги колдуньи, – промолвил маг. – Это святилище, в котором царица Минтака поклонялась ей.
Ударивший Таите в ноздри запах перебил густой аромат лилий.
– Вельможа Мерен, прикажи твоим людям повалить статую, – негромко распорядился Таита.
Даже несокрушимый Мерен поддался липкому благоговению, царившему в святилище, и отдал приказ приглушенным тоном.
Солдаты убрали мечи и навалились плечом на статую. Это были закаленные и крепкие парни, но изваяние сопротивлялось усилиям повалить его.
– Ташкалон! – произнес Таита, снова обернув слово силы Эос против нее самой.
Статуя сдвинулась, мрамор заскрежетал о мрамор, издав звук, похожий на вой заблудшей души. Воины отскочили в испуге.
– Аскартоу! – Таита указал мечом на фигуру Эос, начавшую медленно клониться вперед.
– Силондела! – вскричал маг, и изваяние повалилось на плиты пола и разлетелось на кусочки. Только точеные ножки остались невредимыми.
Таита подошел и прикоснулся к каждой острием клинка. Они медленно покрылись сетью трещин и рассыпались в розовую пыль. Гирлянды из лилий на постаменте стали съеживаться, пока не сделались черными и сухими.
Таита медленно обошел подножие пьедестала, через каждые несколько шагов постукивая по мрамору. Звук был глухой, пока маг не добрался до задней стены. Здесь ему ответило звонкое эхо, говорящее о пустоте. Маг отступил и внимательно осмотрел место. Потом шагнул вперед и, уперев основание ладони в мраморную плиту, надавил. Что-то щелкнуло, как будто сработал некий скрытый рычаг, и панель сдвинулась, словно крышка люка.
В наступившей тишине египтяне воззрились на темный проем, открывшийся в задней стенке пьедестала. Его ширины как раз хватало, чтобы через него мог пролезть человек.
– Тайник лжепророка Эос, – объявил Таита. – Вытащите из скоб в зале для приемов факелы и принесите сюда.
Солдаты поспешили исполнить приказ. Когда они вернулись, Таита взял один из факелов и сунул в проем. В его свете маг увидел лестницу, ведущую в темноту. Пригнувшись, он без колебаний забрался в люк и стал спускаться по ступенькам. Их оказалось тринадцать, и последняя переходила в пол туннеля, достаточно широкого и высокого, чтобы рослый мужчина мог идти, не сутулясь. Пол состоял из плиток простого песчаника, на стенах отсутствовали рисунки или надписи.
– Держись рядом, – бросил Таита Мерену, шагая по туннелю.
Воздух тут стоял затхлый и спертый, наполненный запахом сырой земли и давно разложившейся мертвечины. Несколько раз встречались развилки, но маг всякий раз выбирал верное направление, даже не задерживаясь для раздумий. Наконец впереди замаячил тусклый свет. Шаг Таиты ускорился.
Он вошел в кухню, где хранились большие амфоры с маслом, водой и вином. Еще здесь стояли деревянные короба с мукой из дурры, а также корзины фруктов и овощей. Копченые окорока свисали на крючьях с потолка. В самой середине комнаты находился очаг – от углей поднималась тонкая струйка дума, уходящая через вентиляционное отверстие в крыше. На низком деревянном столе стояли блюдо с остатками обеда, кувшин и чаша с красным вином. От света масляной лампы плясали тени в углах. Таита пересек кухню и подошел к дверному проему в противоположной стене. За ним находилась комнатка, тускло освещенная маленькой лампой.
В углу валялись небрежно сброшенные предметы одежды: туника, плащ и пара сандалий. Посреди пола расстелен был тюфяк, одеялом служила сделанная из шакальих шкур каросса. Таита ухватил кароссу за угол и сдернул. На тюфяке лежал маленький мальчик, не старше двух лет, очень миленький, и округлившимися глазенками с интересом смотрел на Таиту.
Маг наклонился и положил руку на лысую головку ребенка. Послышался скворчащий звук, комнату наполнил смрад горелой плоти. Мальчик заорал и вывернулся из-под руки Таиты. На макушке его осталось выжженное клеймо, но не в виде ладони мага, а имевшее очертания кошачьей лапы.
– Ты ранил мальца! – выпалил Мерен, голос которого дрогнул от жалости.
– Это не ребенок, – ответил Таита. – Это последний сучок и последняя ветка от злого древа колдуньи. На его голове выжжен ее духовный символ.
Он снова протянул руку, но мальчонка завизжал и отполз в сторону. Маг ухватил его за лодыжки и поднял, держа вниз головой, болтающегося и трепыхающегося.
– Сбрось маску, Соэ, – сказал Таита. – Колдунья, твоя госпожа, сгорела в подземном пламени. Ее власти больше не существует.
Он швырнул мальчишку на тюфяк, и тот захныкал. Таита взмахнул правой рукой, срывая ложное обличье Соэ. Ребенок стал постепенно менять размер и очертания, пока не превратился в Соэ. Глаза приспешника колдуньи горели, а лицо перекашивалось от ненависти и злобы.
– Теперь узнаешь? – спросил Таита у Мерена.
– Клянусь зловонным дыханием Сета! Это тот самый Соэ, который натравил жаб на Деметера! В последний раз я видел, как он скачет в ночь на спине у гиены, своей приятельницы.
– Связать его! – распорядился Таита. – Он поедет в Карнак и предстанет перед судом фараона.
На следующее утро после возвращения венценосной четы в Карнак из Асьюта царица Минтака сидела с фараоном в его личной приемной палате дворца. Сквозь высокие окна лился яркий солнечный свет. Он не красил царицу, подчеркивая следы усталости и тревоги на лице. Мерену показалось, что прошедшие с их последней встречи несколько дней Минтака состарилась на многие годы.
Фараон восседал на высоком троне рядом с ней. В скрещенных на груди руках он держал золотые цепы, символ правосудия и возмездия. На голове у него возвышалась белая и красная корона двух царств, известная как пшент – «могущественная». По бокам от него располагались двое писцов, готовые записывать решения правителя.
Фараон Нефер-Сети кивнул Мерену:
– Исполнил ли ты задание, которое я тебе дал, главнокомандующий?
– Да, о могущественный фараон. Твой враг в моих руках.
– Иного я от тебя и не ожидал. Тем не менее я весьма доволен. Приведи его сюда, пусть ответит на мои вопросы.
Мерен трижды ударил тупым концом копья об пол. Немедленно послышался стук подбитых гвоздями сандалий, и в палату вошел отряд из десяти гвардейцев. Минтака окинула их безразличным взором, но тут узнала пленника, которого они привели.
Соэ предстал босым и голым, если не считать белой набедренной повязки. Его запястья и лодыжки охватывали тяжелые бронзовые кандалы. Лицо у него осунулось, но подбородок был вызывающе вздернут. Минтака охнула и вскочила, глядя на Соэ в тревоге и печали.
– Фараон! Это могущественный и великий пророк, слуга безымянной богини. Это не враг! Мы не можем так с ним обращаться.
Фараон медленно повернул голову и посмотрел на нее.
– Если он мне не враг, то почему ты захотела спрятать его от меня? – спросил он.
Минтака осеклась и закрыла рот ладонью. Она осела на трон, лицо ее побелело, взор поник. Фараон снова повернулся к Соэ.
– Назови свое имя! – велел он пленнику.