Фенн и шиллукские девушки веселили их своими проделками и шутками. Две девицы забеременели, и Фенн сгорала от любопытства, как они оказались в этом счастливом положении. В ответ на ее расспросы девицы заходились со смеху. Заинтригованная Фенн пришла за разъяснением к Таите. Ответ мага был кратким и туманным.
– Похоже, это забава что надо, – немного поразмыслив, заметила девочка. Это выражение она переняла от Мерена.
Таита пытался сохранить серьезность, но не смог спрятать улыбку.
– Да, мне говорили, – согласился маг.
– Когда я вырасту, обязательно заведу ребенка, чтобы играть с ним, – заверила его воспитанница.
– Не сомневаюсь.
– Он может быть у нас общий. Ну разве это не забава что надо, а, Таита?
– Еще бы, – согласился он с болью в сердце, так как знал, что этого никогда не случится. – Но покуда у нас есть множество дел поважнее.
Таита не помнил, когда еще чувствовал себя таким полным сил с тех самых пор, когда был молодым и Лостра была жива. Он двигался быстро и легко и не уставал, как прежде. Эту заслугу маг приписывал обществу Фенн.
Она училась так стремительно, что ему приходилось изыскивать способы, чтобы ее ум работал с полной нагрузкой. Стоило ему позволить ей расслабиться хотя бы на минуту, ее внимание рассеивалось. К этому времени Фенн свободно разговаривала на египетском и на языке шиллуков.
Тому, кто собирается преуспеть в изучении магии, не обойтись без знания сокровенного языка тенмасс. Ни одно другое средство не вмещало в себя всей полноты эзотерической науки. Однако тенмасс настолько сложен и многолик, что лишь самые одаренные и целеустремленные способны овладеть им.
Лучшего вызова для Фенн нельзя было придумать. Поначалу ей казалось, что она взбирается по стене из полированного стекла, где не за что зацепиться ни рукой, ни ногой. С трудом она поднималась немного, а затем, к своей ярости, теряла опору и соскальзывала вниз. Но, собираясь с силами, карабкалась опять, и всякий раз более упрямо. Девочка никогда не отчаивалась, даже в периоды, когда, казалось, вовсе не продвигалась вперед. Таита давал ей прочувствовать всю сложность задачи, понимая, что только так она будет готова ее решить.
Момент настал, но он медлил, пока они не оставались наедине в своей палатке. Тогда она клал ей на лоб ладонь и спокойно говорил, пока девочка не погружалась в гипнотический сон. Когда она становилась полностью восприимчивой, Таита начинал бросать в ее ум семена тенмасса. Он не использовал египетский для пояснений, но обращался к ней прямо на языке магов.
Потребовалось много таких ночных сеансов, прежде чем семена дали робкие ростки. Подобно обучающемуся ходить ребенку, Фенн делала несколько робких шагов, потом падала. В следующий раз она держалась на ногах уже более твердо и уверенно. Таита соблюдал осторожность, стараясь не гнать ее слишком быстро, но в то же время постоянно поддерживать в движении. Опасаясь, что испытание может истощить ее силы и сломить дух, он следил, чтобы они обязательно проводили по нескольку часов перед доской для бао, за легкой живой беседой или в совместных прогулках по лесу в поисках редких растений и прочих маленьких сокровищ.
Если им случалось проходить через каменистый участок речного русла, Таита снимал с мула свой старательский лоток и исследовал гравий. Пока он промывал набранную горсть породы, Фенн при помощи зорких глаз и ловких пальцев выхватывала красивые полудрагоценные камни. Многие отполировались в потоке воды, приняв совершенно фантастическую форму. Ссыпав добычу в мешочек, она шла к Мерену, который мастерил ей браслеты на руку и на лодыжку. Один раз под пересохшим водопадом Фенн выхватила из лотка золотой самородок размером с фалангу большого пальца своей руки. Он блестел на солнце, завораживая ее.
– Сделай для меня украшение, Таита, – попросила девочка.
Хотя Таита искусно скрывал свои чувства, в нем просыпалась ревность при виде того, что она носит изготовленные Мереном побрякушки. «В моем-то возрасте? – корил он себя за глупость. – Ты похож на свихнувшегося от любви кабанчика». Тем не менее маг задействовал все свои умения и творческий талант, чтобы угодить ей. Он использовал серебро с рукоятки кинжала Лотти, чтобы изготовить тонкую цепочку и гнездо, куда вставил самородок. Завершив работу, он произнес заклинание, призванное защищать того, кто будет носить ожерелье, и повесил его на шею девочке. Посмотрев на свое отражение в реке, Фенн прослезилась.
– Оно такое прекрасное, – прошептала она. – И такое теплое, словно живое.
Ощущаемое ею тепло было результатом чар, вложенных магом в амулет. Украшение стало самым ценным ее имуществом, она назвала его талисманом Таиты.
Чем дальше они продвигались на юг, тем более веселым и приподнятым становилось настроение в отряде. Наконец Таита поймал себя на мысли, что в этом есть нечто противоестественное. Да, дорога уже не таила такую опасность, как во время переправы через болота или перехода по земле чима, но они находились далеко от дома, дороге не было видно конца, а условия оставались суровыми. Не имелось у них особых причин для радости и оптимизма.
Однажды в сумерках на исходе дня маг с Фенн сидели на берегу речной запруды. Она изучала триаду основных символов тенмасса, нарисованную Таитой на глиняной табличке. Каждый символ означал слово власти. Слитые воедино, они становились настолько могущественными, что безопасно их мог воспринять только бережно подготовленный к этому ум. Таита сидел рядом, готовый прийти на помощь, если подобное слияние вызовет ответную реакцию, опасную для ученицы. Над запрудой порхал здоровенный черно-белый зимородок с красной грудкой. Он спикировал, но Фенн настолько сосредоточилась на символах, что не видела, как птица коснулась воды, а затем, хлопая крыльями, взмыла в воздух, держа в длинном черном клюве серебристую рыбешку.
Таита был занят тем, что старался разобраться в своих ощущениях. Испытываемой им эйфории он мог дать только одно разумное объяснение: любовь к сидящему рядом ребенку и счастье находиться рядом с ним. С другой стороны, имелось много веских причин беспокоиться за их общую судьбу. На него возложили священный долг защитить фараона и свою страну. Ему предстоит вступить в борьбу с могущественной злой силой, не имея сколько-нибудь четкого плана; он как одинокий заяц, вознамерившийся победить свирепого леопарда. Все шансы против него. Исход борьбы почти наверняка окажется печальным. Тогда почему он так легкомысленно относится к последствиям своих поступков?
Тут Таита поймал себя на мысли, что ему с трудом удается построить даже простейшую цепь умозаключений. Ощущение было такое, будто ему кто-то намеренно мешает. Им овладело острое желание отказаться от попыток и соскользнуть в прежнее блаженное состояние, доверившись своей способности преодолеть любое препятствие по мере его возникновения, не составляя каких-то хитрых планов. Это опасное и беспечное состояние ума, подумал он, а потом рассмеялся, как будто сказал что-то смешное. Он нарушил концентрацию Фенн, которая подняла на него глаза и нахмурилась:
– В чем дело, Таита? Ты сам предупреждал меня, что опасно отвлекаться, когда пытаешься совместить рациональные коэффициенты символов.
Ее упрек заставил его опомниться, и Таита понял, какую серьезную ошибку допустил.
– Ты права. Прости меня.
Девочка снова уткнулась в лежащую на коленях табличку. Таита попытался сфокусироваться на своих мыслях, но они оставались туманными и незначительными. Он с силой закусил губу и ощутил вкус крови. Боль отрезвила его. Собравшись, он сумел сосредоточиться.
Ему требовалось что-то вспомнить. Он пытался понять, что же именно, но воспоминание терялось в тени. Маг предпринял еще одну попытку ухватить его, но оно снова ускользнуло.
Рядом Фенн снова пошевелилась и вздохнула. Потом подняла голову и отложила глиняную табличку.
– Не могу сконцентрироваться, – пожаловалась она. – Я чувствую твое беспокойство. Что-то отделяет тебя.
Она воззрилась на него своими честными зелеными глазами, а потом прошептала:
– Теперь я вижу – это колдунья в пруду.
Фенн проворно сняла самородок с шеи и положила на ладонь, а затем вытянула обе руки. Таита положил на свою ладонь амулет Лостры. Они сомкнули руки, образовав защитный круг. Маг почти наитием ощутил, что чужое влияние уходит. Слова, ускользавшие от него, теперь сами пришли на ум. Он пытался вспомнить предупреждение Деметера: «Она уже заразила тебя своим злом. Начала опутывать тебя своими чарами и искушениями. Эос исказит твое восприятие. Вскоре ты станешь сомневаться, что она – зло. Будешь видеть в ней самую прекрасную, благородную и добродетельную из женщин. И начнешь считать злом меня – того, кто настраивает тебя против нее. Когда это случится, она разделит нас и уничтожит меня. А ты с радостью и по своей воле сдашься ей. И Эос восторжествует над нами обоими».
Они сидели, соединенные защитным кругом, пока Таита сбрасывал угнетающее влияние Эос. Его удивляло, какую поддержку оказывает ему Фенн: он чувствовал, как сила вливается из ее маленьких ручек в его грубые и узловатые ладони. Они провели вместе больше чем жизнь и построили духовную крепость, обладающую стенами из мрамора и гранита.
Быстро опускалась ночь, над запрудой появились летучие мыши. Они кружили, хватая насекомых, поднимающихся с поверхности воды. На противоположном берегу реки мрачно завыла гиена. Продолжая удерживать Фенн за руку, Таита поднял ее и повел к заребе.
– Я уже собрался людей на поиски высылать, – весело приветствовал их Мерен.
Позднее Таита сидел рядом с ним и с командирами у костра. Офицеры тоже пребывали в приподнятом настроении, и с самых дальних концов лагеря доносился смех. Таита почти собрался отрезвить их предупреждением, но подумал: «Пусть радуются. Они поддались сладкому пению сирены по имени Эос, но отчего бы им не идти с легким сердцем туда, куда им велено идти по приказу? До тех пор, пока я твердо держу оборону, всегда будет время привести их в чувство».