Таита еще немного расширил канал раны. При всей быстроте его движения были рассчитанными и точными – ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы обнаружить концы зазубрин. Мышечная плоть Фенн обжимала их. Свободной рукой маг взял ложки, поместил их поверх обрубка копья и завел в рану, по одной с каждой стороны наконечника. Он направлял их поверх краев кремня, чтобы при удалении острия вместе с ними не вырывались куски мяса.
– Ты убиваешь меня! – взвизгнула Фенн.
Мерен и Имбали прикладывали всю свою силу, но с трудом могли удерживать извивающуюся и вырывающуюся девочку.
Дважды Таите удавалось перекрыть ложками зазубрины, и всякий раз она смещала их. При следующей попытке он почувствовал, что ложки заняли нужное положение. Заключив зазубрины в полированный металл, он одним движением потянул ложки на себя. Раздался чавкающий звук – это окровавленные края раны сопротивлялись его усилиям. Кончиками пальцев, погруженных в плоть Фенн, маг ощущал ровную пульсацию артерии. Она словно эхом отдавалась у него в душе. Таита сосредоточился на том, как провести ложки мимо сосуда. Если хотя бы крошечный зубчик кремня высунется из своей металлической оболочки, он может задеть артерию и порвать ее.
Маг постепенно наращивал усилие и в один момент почувствовал, что устье раны начинает поддаваться. А потом как-то сразу окровавленные серебряные ложки вместе с кремневым наконечником копья вышли наружу. Таита быстро вытащил пальцы из раны и прижал друг к другу ее истерзанные края. Свободной рукой он схватил толстую льняную подушечку, поданную Мереном, и прижал к ране, чтобы остановить кровотечение. Голова Фенн откинулась назад, крики перешли в тихие стоны, руки и ноги обмякли, а выгнутая дугой спина расслабилась.
– Твое мастерство не перестает меня удивлять, – прошептал Мерен. – Каждый раз я смотрю на твою работу как завороженный. Ты величайший хирург из всех, когда-либо живших на земле.
– Обсудим это позже, – отмахнулся Таита. – А пока помоги мне зашить рану.
Когда Таита накладывал последний шов из лошадиного волоса, со стороны северной сторожевой башни послышался крик. Завязывая стягивающий рану узел, он даже не поднял глаз на Мерена.
– Басмара пожаловали, надо полагать, – сказал маг. – Возвращайся к своим обязанностям. Имбали можешь забрать с собой. Спасибо за помощь, добрый Мерен. Если рана не загноится, это дитя тебя тоже поблагодарит.
Забинтовав ногу Фенн, Таита подошел к двери хижины и позвал Лалу, самую смышленую и ответственную из шиллукских жен. Та явилась, держа на бедре голого младенца. Лала и Фенн тесно сдружились, проводили вместе много времени, беседуя и играя с малышом. При виде бледной Фенн и крови Лала разразилась горестными причитаниями. Таите потребовалось некоторое время, чтобы успокоить ее и ввести в курс обязанностей. После этого он оставил на ее попечение Фенн, спящую под действием красного шепена.
Вскарабкавшись по наскоро сделанной лестнице, Таита присоединился к Мерену на северной стене палисада. Мерен хмуро кивнул и без лишних слов указал на долину. Басмара наступали тремя отдельными отрядами и двигались ровной рысцой. Их головные уборы кивали и развевались на ветру, а колонны выползали из леса, извиваясь, как исполинские черные змеи. Туземцы снова пели, и от их басовитого рефрена у защитников стыла кровь в жилах, а по коже бежали мурашки.
Таита оглядел парапет. Здесь были сосредоточены все боеспособные силы египтян, и его опечалил факт, насколько они ничтожны.
– У нас тридцать два бойца, – вполголоса произнес он. – А их по меньшей мере шесть сотен.
– Выходит, силы примерно равные, маг, и нас, готов побиться об заклад, ждет славная забава, – заявил Мерен.
Таита покачал головой, изображая шутливое недоверие при виде такого хладнокровия перед лицом готовой разразиться бури.
Наконто стоял рядом с Имбали и ее воительницами у дальнего края парапета. Таита подошел к ним. Как обычно, благородное лицо Имбали хранило характерное для нильской расы спокойное и отстраненное выражение.
– Ты знаешь этих людей, Имбали, – обратился к ней маг. – Они нападут?
– Сначала посчитают, сколько нас, и подвергнут проверке нашу решимость, – без раздумий ответила женщина.
– Каким образом они это сделают?
– Ринутся прямо на стену, заставив нас показаться.
– Попробуют ли они подпалить частокол?
– Нет, шаман. Это ведь их родной город. Тут похоронены их предки, поэтому басмара не станут жечь их могилы.
Таита вернулся к Мерену.
– Пора расставлять вдоль парапета кукол, – сказал он.
Мерен отдал приказ шиллукским женам.
Те уже разложили манекены под стеной, а теперь рассеялись вдоль частокола, поднимая ложные головы так, чтобы басмара видели их.
– Одним махом мы почти удвоили численность нашего гарнизона, – заметил Таита. – Это заставит басмара отнестись к нам с несколько бо́льшим уважением.
Они наблюдали, как строй копейщиков разворачивается на грунте, усеянном пеплом сожженных хижин. Басмара сформировали три отдельные колонны, во главе каждой из которых стоял ее командир.
– Обучены они скверно, строй неровный и смешанный. – В голосе Мерена слышалось презрение. – Толпа, а не войско.
– Толпа, зато огромная, а наше войско очень невелико, – заметил Таита. – Давай-ка будем бахвалиться после того, как одержим победу.
Туземцы прекратили петь, и над полем боя повисла гнетущая тишина.
От рядов басмара отделилась одинокая фигура и прошла половину пути, отделявшую их от частокола. На человеке красовался высокий плюмаж из перьев розового фламинго. Он постоял перед фронтом своих солдат, давая им восхититься его воинственной наружностью, потом обратился к ним, издавая пронзительные вопли и подкрепляя каждый свой призыв высоким прыжком и ударом копья по боевому щиту.
– Что он говорит? – спросил озадаченный Мерен.
– Могу лишь предположить, что это нечто весьма для нас нелицеприятное, – с улыбкой ответил Таита.
– Подбодрю-ка я его стрелой.
– Он находится на семьдесят шагов дальше прицельного выстрела из лука, – остановил его маг. – А попусту растрачивать стрелы нам ни к чему.
Они смотрели, как Басма, верховный вождь басмара, гордо возвращается к ожидающим приказа воинам. На этот раз он занял командную позицию за строем войска.
Снова повисла пауза. Все замерло, даже ветер перестал дуть. Ощущалось гнетущее напряжение, как затишье перед тропической бурей. Потом вождь Басма выкрикнул: «Хау! Хау!» – и его полки двинулись вперед.
– Спокойно! – предупредил Мерен своих. – Пусть подойдут поближе. Берегите стрелы!
Плотные ряды басмара миновали дальние отметки и затянули свой боевой гимн. Копья грохотали о щиты. На каждый пятый шаг туземцы в унисон притопывали босой ногой. Браслеты на лодыжках трещали, земля вздрагивала. Растолченный в мелкую пыль пепел поднялся в воздух, поэтому казалось, будто они идут по пояс в воде.
Вот они подошли к отметкам в сто шагов. Теперь они пели и молотили по щитам как остервенелые.
– Спокойно! – вскричал Мерен голосом, перекрывшим гам. – Не стрелять!
Первая шеренга врага достигла отметки в пятьдесят шагов. Египтяне могли разглядеть каждую подробность устрашающей раскраски на лицах басмара. Предводители полков пересекли рубеж отметок и находились теперь так близко, что лучники на парапете смотрели на них сверху вниз.
– Накладывай и целься! – взревел Мерен.
Луки поднялись, потом изогнулись аркой, когда стрелки натянули тетивы. Прищурив глаз, лучники смотрели вдоль древка: брали прицел. Мерен знал, что не стоит надолго задерживать их в таком положении, так как руки начнут дрожать. Следующая команда последовала буквально через вдох после предыдущей. Именно в этот миг плотные ряды дошли до отметки в тридцать шагов.
– Давай! – крикнул военачальник, и лучники как один спустили тетиву.
С такого расстояния ни одна стрела не пропала даром. Они тихо летели плотным облаком. Показателем выучки стал факт, что не нашлось двух лучников, стрелявших в одного и того же воина басмара. Первая шеренга нападающих полегла, как если бы провалилась в вырытую в земле яму.
– Стрелять по готовности! – распорядился Мерен.
С отработанной сноровкой его лучники наложили вторую стрелу. Одним движением они вскинули луки, натянули их и спустили тетиву, причем создавалось впечатление, будто они делают это без усилия и без спешки. Полегла следующая шеренга басмара, а мгновение спустя и третья. Последующие ряды спотыкались о растущий вал из трупов.
– Стрелы сюда! – прокатился крик вдоль парапета, и шиллучки поспешили на зов, сгибаясь под связками стрел на плечах.
Басмара продолжали напирать, и лучники били по ним до тех пор, пока дикари не достигли подножия палисада и, ухватившись за бревна, не полезли по ним. Некоторым удалось добраться до верха, но Наконто, Имбали и ее воительницы ждали их. Боевые секиры поднимались и опускались, как если бы кололи поленья для костра. Наконто с яростным криком орудовал копьем.
Наконец пронзительный вой вырезанных из слоновой кости свистков положил бойне конец. Полки туземцев отступили через усеянное пеплом поле к месту, где их ждал Басма, чтобы сформировать из уцелевших новый строй.
Мерен прошелся вдоль парапета.
– Кто-нибудь ранен? Нет? Хорошо. Когда пойдете подбирать стрелы, берегитесь тех, кто притворяется убитым. У этих демонов это любимый трюк.
Защитники открыли ворота и хлынули собирать стрелы. Зазубрины у многих засели глубоко в телах, и их приходилось вырубать при помощи меча или секиры. Это была грязная работа, и вскоре воины оказались сплошь перемазаны кровью, как шайка мясников. Собрав стрелы, они прихватили заодно брошенные басмара копья, после чего вернулись в крепость и заперли ворота.
Женщины принесли бурдюки с водой и корзины с сушеной рыбой и лепешками из сорго. Пока воины ели, крики за стеной возобновились, и командиры закричали с парапета:
– По местам! К оружию!
Басмара снова шли плотной фалангой, но на этот раз передние ряды несли длинные шесты, срубленные в лесу. Когда стрелы косили носильщиков, шесты подхватывали идущие сзади и двигались дальше. Пятьдесят туземцев или более полегло, прежде чем шесты достигли внешней стороны частокола. Положив конец шеста на стену, басмара, зажав в зубах короткие копья, дружно полезли вверх.