Охватывающий Таиту ужас становился все сильнее, но он заставлял себя читать дальше. Следующий раздел назывался «Сбор посева». Некоторые фразы сразу бросились ему в глаза.
Сбор посева следует проводить между двадцатой и двадцать четвертой неделей беременности. Плод целым и неповрежденным изымается из чрева. Естественные роды недопустимы, потому как отрицательно сказываются на качестве посева.
Поскольку шансы донора на выживание после изъятия плода ничтожно малы, жизнь ее следует прервать немедленно. Долг хирурга обязывает избавлять пациента от ненужных страданий. Лучше всего обездвижить донора: привязать за руки и за ноги, а рот заткнуть кляпом, чтобы крики не тревожили других доноров. Плод быстро удаляется через передний отдел брюшины. Сразу после изъятия жизнь донора прерывается путем удушения. Лигатуры остаются на месте до тех пор, пока сердце не перестанет биться и тело не остынет.
Таита поспешил к следующей главе, под названием «Плод». Сердце его колотилось так, что эхом отдавалось в ушах.
Пол плода, насколько установлено, значения не имеет, хотя логично и желательно, чтобы он совпадал с полом реципиента. Плод должен быть здоровым и правильно сформированным, без видимых изъянов и деформаций. В случае несоответствия плода данным требованиям его следует утилизировать. По этой причине рекомендуется иметь наготове более чем одного донора. Если область для посева обширна, требуется по меньшей мере три донора, а лучше всего пять.
Таита отшатнулся.
Три донора. Он припомнил трех девушек, которые купались в пруду в день его первого приезда сюда. Их привели как агнцев на заклание, для того чтобы дать Мерену новый глаз. Пять доноров. Перед его мысленным взором предстали пять девушек, которых Онка вел в горы, когда они разминулись с ним по пути. Они все были задушены согласно предписываемой процедуре? Возможно, это плач одной из них он слышал той ночью? Знала ли бедняжка о том, что ждет ее саму и плод в ее чреве? И поэтому рыдала?
Таита вскочил из-за стола и выбежал из здания в лес. Едва деревья скрыли его, как он согнулся пополам, и его мучительно вырвало от стыда и вины. Он прислонился к стволу одного из деревьев и опустил взгляд на выпуклость под туникой.
– Так вот ради чего были жестоко убиты невинные? – спросил он сам себя, потом вытащил из-за пояса короткий нож. – Я отрежу его и затолкаю Ханне в глотку! Пусть подавится! – Его обуревало бешенство. – Это отравленный дар, который принесет мне только чувство вины и страдания.
Рука его тряслась так сильно, что нож выскользнул из пальцев. Маг обеими руками закрыл лицо.
– Я ненавижу их… Себя ненавижу! – шептал он.
В уме у него мелькали жестокие и беспорядочные образы. Ему вспомнился крокодилий пир в водах лазурного озера. Слышались женские рыдания и крики младенцев, звуки отчаяния и горя.
Наконец хаос рассеялся, и его прорезал голос Деметера, его ученого наставника: «Эта Эос – приспешница лжи. Она ловкая самозванка, узурпатор, обманщица, воровка, пожирательница детей».
– Пожирательница детей, – повторил он. – Это с ее ведома и по ее приказу творятся такие жестокости. Мне следует обратить свою ненависть с себя самого на нее. Это ее я на самом деле ненавижу. Это ее я пришел уничтожить. И может быть, «привив» мне эти органы, она невольно обращает их в инструмент собственного падения.
Маг отвел руки от лица и посмотрел на них. Они больше не дрожали.
– Собери в кулак свою решимость и отвагу, Таита из Галлалы, – прошептал он. – Разведка боем закончена. Начинается главная битва.
Таита вышел из леса и вернулся в библиотеку, чтобы забрать свиток целительницы Рей. Он понимал, что должен прочитать его целиком и вникнуть в каждую подробность. Должен узнать, как они рассекают тела малышей, чтобы сотворить свой гнусный «посев». Должен сделать так, чтобы принесенные в жертву младенцы погибли не напрасно.
Маг подошел к столу, на котором оставил свиток, но манускрипт исчез.
Когда он вернулся в свою комнату, солнце уже скрылось за ободом кратера. Слуги зажгли масляные лампы, котелок с ужином грелся на тлеющих в бронзовой жаровне углях. Слегка поев, Таита сварил кофе из выращенных Ассемом зерен, выпил, уселся на циновку, скрестив ноги, и приготовился медитировать. Именно такой ряд привычных действий маг совершал каждый вечер, и подглядывающий через тайный глазок лазутчик не обнаружил бы ничего необычного.
Наконец он задул огонь, и комната погрузилась в темноту. Спустя некоторое время аура человека у глазка померкла – он оставил свой пост на ночь. Таита выждал еще немного, снова зажег лампу, но подкрутил фитиль так, чтобы тот едва мерцал. Маг положил в сложенные ковшом руки амулет Лостры и вызвал в мыслях образ царицы, ставшей Фенн. Потом открыл крышечку и извлек оба локона, старый и новый. Его любовь к ней являлась главным рубежом обороны против соблазнов Эос. Поднеся локоны к губам, он воззвал к своей любви.
– Огради меня, любимая, – взмолился маг. – Укрепи.
Он почувствовал, как сила, исходящая от этих мягких волос, согревает его душу. Потом убрал локоны обратно в тайник и достал оттуда кусочек красного камня, извлеченный из глазницы Мерена. Положив его на ладонь, он впился в него пристальным взглядом.
– Он холодный и твердый, как моя ненависть к Эос, – прошептал Таита. – Любовь – мой щит, ненависть – меч.
Укрепившись в своих чувствах, он вернул камешек в тайник и повесил амулет на шею. Потом задул лампу и лег, но сон не шел.
Его одолевали бессвязные мысли о Фенн. Он вспоминал, как она смеется и как плачет. Вспоминал ее забавы и розыгрыши. Вспоминал серьезное выражение лица, с каким девочка решает поставленную перед ней задачу. Вспоминал тепло ее тела, лежащего рядом в ночи, тихий звук ее дыхания и мерный стук сердца.
«Я должен увидеть ее еще раз; возможно, он станет последним, – сказал он себе и сел. – Вызывать ее я не решусь, но можно прозреть».
Два этих астральных действа были схожи друг с другом, но имели совершенно разную суть. «Вызвать» означало как бы окликнуть ее через эфир, и нежелательный слушатель мог уловить колебания. «Прозреть» подразумевало подглядеть за ней тайком, как лазутчик через глазок. Только человек посвященный и обладающий магическими способностями, как Эос, мог обнаружить «прозревающего», как недавно он сам обнаружил шпиона. Впрочем, Таита давно воздерживался от любой астральной деятельности и рассчитывал, что колдунья едва ли останется настороже.
«Я должен увидеть Фенн. Должен попытать счастья».
Он взял в правую руку амулет Лостры. Заключенный в нем локон волос Фенн послужит проводником к ней. Маг прижал амулет ко лбу и закрыл глаза, потом начал раскачиваться из стороны в сторону. Ковчежец в правой руке словно зажил собственной жизнью. Таита ощутил, как амулет тихо пульсирует в ритм биению его сердца. Он открыл разум и позволил потоку бытия закружить и увлечь его, подобно водам большой реки. Дух его освободился из тела и воспарил, как если бы летел на крыльях гигантской птицы.
Далеко внизу проплывали сменявшие друг друга картины лесов и равнин. Таита увидел нечто, напоминающее армию в походе, но, приблизившись, разглядел, что это медленно перемещающаяся колонна беженцев. Сотни мужчин, женщин и детей брели по пыльной дороге или ехали в примитивных повозках, запряженных волами. Среди них были и солдаты, в том числе всадники. Но Фенн в числе этого многолюдья не наблюдалось.
Маг отправился дальше. Дух его летел, следуя за амулетом, как за путеводной звездой, пока вдали не показалось небольшое скопление строений – Мутанги. Приблизившись, Таита с ужасом понял, что селение обращено в руины и сожжено дотла. Астральная память о бойне витала над деревней. Маг стал считывать следы и с облегчением убедился, что ни Фенн, ни других представителей его маленького отряда среди убитых нет. Наверное, они сбежали из Мутанги прежде, чем тот сровняли с землей.
Раздвинув пространство, которое мог обозревать его дух, Таита обнаружил слабое свечение, исходящее от воспитанницы, далеко к западу от деревни, у самого подножия Лунных гор. Следуя в сторону свечения, он оказался над узкой долиной, спрятанной среди лесов и низких горных отрогов.
Она там. Маг тщательно всматривался и обнаружил маленький табун. Среди лошадей находились Дымка и Вихрь. Прямо за табуном из узкого зева пещеры пробивался свет. У входа сидел Наконто, рядом с ним располагалась Имбали. Таита позволил своему духу вплыть в пещеру.
Она нашлась. Он различил фигуру Фенн, распростертую на циновке близ огня. Рядом с ней лежала Сидуду, за Сидуду – Мерен, а за ним – Хилто. Таита находился так близко от Фенн, что слышал ее дыхание. Он заметил, что у нее под рукой лежит оружие. Другие члены маленького отряда тоже были вооружены. Фенн лежала на спине. Из одежды на ней осталась только набедренная повязка. Маг с нежностью смотрел на нее. Со времени последней их встречи воспитанница стала еще женственнее. Груди ее увеличились и округлились, по-прежнему маленькие соски теперь торчали и приобрели более темный оттенок розового. С живота исчезли последние складки детского жирка. Выпуклости и впадины ее тела оттенялись и подчеркивались низким пламенем костра. Во сне ее лицо казалось таким красивым, как ни в одном из его воспоминаний. Таита с удивлением осознал, что ей сейчас должно быть не меньше шестнадцати. Проведенный вместе с нею год пролетел очень быстро.
Ритм ее дыхания изменился, она медленно открыла глаза. В свете костра они были зелеными, но потемнели, стоило девушке ощутить его присутствие. Фенн приподнялась на локте, и Таита понял, что она готова вызвать его. Беглецы находились недалеко от Облачных Садов. Ее следовало остановить, прежде чем она выдаст их местонахождение злой твари, угнездившейся в горе.
По его воле в воздухе перед Фенн проступил его духовный символ. Поняв, что он смотрит на нее, девушка вздрогнула. Ее взгляд был направлен прямо на символ, и Таита дал ей знак хранить молчание. Она улыбнулась и кивнула.