Она переступила через накидку и, нагая, двинулась к нему широкими скользящими шагами. Снова Эос склонилась над Таитой и положила руку ему на затылок. Другой рукой она взяла одну из грудей и, притянув к себе голову мага, сунула ему в рот сосок.
– Отведай, мой господин, – прошептала женщина ему на ухо.
Когда он причмокнул, как младенец, сосок между его губами набух, и из него брызнула густая жидкость, похожая на крем. Таита наслаждался ею до тех пор, пока Эос не оттолкнула его голову, оторвав от груди.
– Не будь таким алчным, – укорила она его. – Мое тело доставит тебе еще много лакомств. Не насыщайся слишком быстро.
Колдунья отступила на шаг и одним плавным движением провела обеими руками по животу. Взгляд Таиты рабски следовал за ней. Расставив ноги, она согнула их в коленях и раздвинула бедра. Маг смотрел, как ее ладонь нырнула между ними, скрывшись в облачке темных волос. Потом Эос извлекла руку и выставила указательный палец. Он блестел от маслянистой влаги.
– Видишь, как я желаю тебя, – хрипло прошептала она, сведя большой и указательный палец. Когда она разъединила их, между пальцами повисла тонкая ниточка. – Вот амброзия, которой жаждут все мужчины. – Эос подошла ближе. – Открой рот, господин мой.
Она вложила палец ему между губ, и густой аромат ее секрета заполонил все его чувства. Наклонившись, женщина запустила другую руку ему под тунику и сжала его мужской корень. Тот уже был твердым как камень, но под ее умелыми пальцами сделался еще тверже и длиннее.
Таита заглянул ей в глаза и увидел в них острый и неутолимый голод хищницы, которого не замечал еще секунду назад. Он понимал, что она желает заполучить не то, что сжимает в ладони, но саму его душу. Обняв его обеими руками, колдунья заставила его подняться и подвела к кушетке. Затем опустилась на колени и, развязав ремешки его сандалий, разула мага. Потом подняла голову и, обхватив губами его корень, с жадностью пососала. Встав, Эос стянула с него тунику через голову и толкнула на кушетку. Переступив через его тело одной ногой, она оседлала его, как скакуна, а затем опустила руку и направила его в свои потаенные глубины.
Наслаждение стало таким мощным, что перешло в агонию, и Таита судорожно вздохнул. Эос застыла на нем в неподвижности, но мускулы внутри нее пульсировали и сокращались, сдавливая его орган, словно кольца питона, обвивающие добычу. Колдунья заключила его в объятия столь крепкие, что никто не смог бы вырваться из них. В направленном на него взгляде горел восторг воина, готового прикончить врага последним ударом.
– Ты принадлежишь мне. – Ее голос звучал как змеиное шипение. – Все, что у тебя есть, стало моим.
Не имея нужды притворяться долее, ведьма сбросила с себя личину и показала истинный флаг.
Маг понял, что ее плотское вторжение началось. Как будто орда варваров осадила цитадель его души и била тараном в стены. Он бросил все силы на оборону и замкнул ворота, не давай ей ворваться внутрь, отбрасывая вспять от проломов. При осознании факта, что к ее нападению оказались готовы, в глазах Эос промелькнула растерянность. Потом выражение ее лица перекосила свирепость, и ведьма снова ринулась в атаку.
Поначалу схватка шла на равных. Таита повернулся на бок, а когда она всем своим весом попыталась противодействовать ему, скатился вместе с ней с кушетки. Сплетенные воедино, они ударились о малахитовый пол, но колдунья оказалась снизу и приняла весь удар на себя. На краткий миг хватка ее внутренних мускулов ослабла. Воспользовавшись моментом, Таита продвинулся вглубь нее, норовя достичь центра. Эос моментально напряглась, выталкивая его. Они молча боролись, напрягая все силы и удерживая друг друга в хрупком равновесии.
Маг почувствовал, что противница подтягивает резервы, и успел приготовиться к обороне, прежде чем на него обрушилась лавина психической энергии. Колдунья пыталась пробить брешь в его защите, прорваться в укромные уголки его души. Он ощущал, как его тело покоряется ей. Снова в глазах ведьмы появился торжествующий блеск. Таита сжал в руке амулет Лостры, висевший на шее. В его сознании вспыхнуло слово силы: «Менсаар!» Его мужской корень подпрыгнул в мощном порыве, и Эос, почувствовав это, взвизгнула.
– Кидаш! Нкубе! – выкрикнул он.
Мощный заряд магической энергии хлынул из амулета. Подобно удару молнии, он заставил Эос отступить от бреши, пробитой в его душе. И снова борьба пошла на равных. Стиснув друг друга в плотских объятиях, они застыли неподвижно, как скульптуры из слоновой кости.
Масло в лампах кончилось, фитили затрепетали и потухли. Комнату освещал теперь только свет, падавший через шахты в кровле. Когда солнце скрылось за горами, свет померк, и они продолжили битву в темноте. Всю ночь маги провели в адском соитии: его мужской корень находился глубоко внутри нее, мускулы ее лона безжалостно стискивали его. То были для них уже не органы деторождения и наслаждения, но смертоносное оружие.
Когда через отверстия в потолке забрезжила предрассветная серость, их тела оставались все так же переплетены. Света стало больше, и Таита увидел ее глаза. В глубине их затрепетали первые признаки страха: так крылышки пойманной птицы бьются о прутья клетки. Эос пыталась скрыть их от него, но он держал ее взгляд так же цепко, как ее женское естество удерживало его ствол. Оба находились далеко за пределами измождения. Только несгибаемая воля не давала им отступить.
Колдунья сомкнула вокруг его бедер длинные ноги, а руки – вокруг спины. Маг левой рукой обхватил ее ягодицы, а правую, с зажатым в ней амулетом Лостры, поместил у ее крестца. Очень осторожно, чтобы не привлечь внимание ведьмы, Таита открыл ногтем большого пальца крышечку тайника, и на ладонь ему упал обломок красного камня. Он вдавил осколок ей в спину и ощутил, как раскаляется камень, обращая ее силу против нее самой. Эос издала долгий горестный вопль и слабо забарахталась, работая влагалищем как кузнечными мехами в отчаянной попытке вытолкнуть противника. Таита приноровил свои толчки с ее спазмами: как только она расслаблялась, он входил все глубже. Маг добрался до крайнего рубежа ее обороны и последним могучим усилием пронзил его.
Ведьма, стеная и бормоча, обмякла под ним. Он накрыл ее рот своим и вонзил язык ей в глотку, заглушая ее крики. А потом ворвался в ее святая святых, взламывая сокровищницы накопленных ею знаний и могущества, высасывая их содержимое. По мере того как это происходило, собственные силы стали потоком возвращаться к нему, стократно приумноженные захваченными богатствами колдуньи.
Таита смотрел на ее невыразимо прекрасное лицо, вглядывался в чарующие глаза и наблюдал, как меняются черты колдуньи. Рот ее раскрылся, на уголках повисли серебристые ниточки слюны. Глаза сделались матовыми и тусклыми, как галька. Нос стал широким и расплылся, словно кусок воска, который поднесли к огню. Безупречной белизны кожа сделалась грязно-желтой, высохшей и грубой, как чешуистая шкура рептилии. Близ губ и глаз появилась сетка глубоких морщин. Роскошные кудри исчезли, волосы прямыми жидкими патлами свисали с кожи черепа.
Таита оставался внутри нее, впитывая поток астральной и психической субстанции, хлынувший из ведьмы, подобно реке, прорвавшей плотину. Количество этой субстанции оказалось таково, что поток не иссякал много часов. Падающий через шахту солнечный луч успел прокрасться по малахитовым плитам пола, прежде чем Таита ощутил, как река стала слабеть и сжиматься. И наконец пересохла полностью. Он взял все, оставив Эос выжатой до последней капли.
Таита позволил своему мужскому корню опасть и извлек его из недр колдуньи. Потом скатился с противницы и встал. Его орган распух, покраснел и местами оказался стерт до крови. Подавив боль, маг взял стоявший на столике рядом с ее кушеткой серебряный кувшин и с жадностью напился, потом присел на край ее ложа, глядя на распростертую на полу женщину.
Она с хрипом втягивала воздух раскрытым ртом. Глаза ее незряче смотрели в потолок. А потом она начала раздуваться. Как у оставленного на солнце трупа, ее живот наполнился газами тления. Изящные руки и ноги расплылись. Плоть вспучивалась, мягкая и бесформенная, как пузырь с маслом. Таита смотрел, как ее тело набухает, пока все оно не превратилось в пастообразную белую массу. Только голова оставалась прежней и казалась маленькой на фоне всего остального.
Постепенно распухшее тело заполнило половину комнаты. Таита соскочил с кушетки и попятился к стене, освобождая пространство. Эос стала походить на матку термитов, лежащую в своей царской пещере в середине муравейника. Она оказалась пленницей своей плоти и могла двигать только головой: остальные части тела были прикованы к месту своей величиной. Она не имела возможности сбежать из пещеры. И даже если бы троги поспешили ей на помощь, им не удалось бы вытащить ее через узкие коридоры и туннели на открытый воздух.
Жуткий смрад заполонил пещеру. Из пор кожи Эос сочилась густая маслянистая жидкость и сбегала по плоти гнойными ручейками. Тошнотворный запах сдавил Таите горло и легкие. Это воняли тела жертв ее ненасытной прожорливости: вырезанные из чрева неродившиеся младенцы, молодые матери, выносившие их; трупы сгинувших от насланных ведьмой на народы голода, засухи и мора; солдаты, погибшие в развязанных и руководимых ею войнах; безвинные, посланные на эшафот; рабы, сгинувшие в шахтах и копях. Добавлялся еще и тяжелый дух зла, исходивший из ее рта при каждом хриплом выдохе. Даже способность Таиты подчинять себе чувства не помогала против этих миазмов. Стараясь держаться подальше от Эос, насколько позволяло пространство пещеры, маг попятился вдоль стены к выходу из туннеля.
Вслед ему донесся зловещий звук: как будто гигантский дикобраз предупреждающе затрещал иглами. Уродливая голова Эос повернулась в его сторону, ее взгляд устремился к его лицу. В искаженных чертах не осталось ни капли былой красоты. Глаза ведьмы утонули в глубоких черных воронках; губы съежились, обнажив зубы, как у черепа мертвеца. Вид этой физиономии был невыразимо мерзким – она стала истинным зеркалом собственной извращенной души.