Но не тут-то было.
Футбольной команде на выходных тоже пришлось несладко. Папа был страшно расстроен, потому что «Вестервилльские Тигры» впервые за тридцать шесть игр потерпели поражение. Финальный счет составил 20:17, и это с учетом дополнительного времени!
Мама уверяла, что по лицам девчонок-чирлидерш текли слезы, женщины на трибунах причитали по поводу несправедливого пенальти, а мужчины наливались досадой из-за потерянных позиций в национальном рейтинге. «Насколько я знаю, футбол — это развлечение, однако игроки и болельщики своим расстройством создали водоворот негативной энергии. Это так безответственно!» — сказала мама. А я подумала: как хорошо, что она не присоединилась к Клубу поддержки.
В понедельник, направляясь в школу под воздействием негативной ауры проигрыша, я почувствовала чью-то руку на своем плече.
Слейд.
— Что ты здесь делаешь? — прошипела я.
— Слухи подтвердились, Лея. Свитки действительно в Инис Море. Ты должна отправиться туда, — сказал он.
— А почему ты не прочел их сам? — быстро произнесла я.
Слейд покачал головой:
— Прочесть их под силу лишь тому, кто контактирует как с миром людей, так и с Иным миром. — Его длинные пальцы обхватили мое запястье; повернув мою руку, он посмотрел на родимое пятно в виде трискелиона, которое слегка замерцало от его прикосновения. — Ты должна пойти, Лея.
На парковке я заметила Алекса.
— Поговорим позже, после школы, — шепнула я Слейду. Меньше всего мне хотелось, чтобы Алекс увидел меня в его обществе и заставил отвечать на кучу вопросов о «бойфренде» сестры.
— Привет, — поздоровалась я, подходя к нему.
Под глазами Алекса залегли темно-фиолетовые круги, щеки впали, на лбу образовались морщинки. С пятницы он как будто постарел лет на десять.
Я застыла. Мне так хотелось спросить его о том, что не давало мне покоя всю эту неделю, — знал ли он о причинах «счастливого разрешения» проблем на стройке, знал ли о сговоре своего отца с Мелиссой? И вообще, знал ли он о Существах? Знал ли, что я могу исчезнуть?..
Но вместо этого я спросила:
— Ты в порядке?
— Да вроде бы, — ответил он.
Мы вошли в школу и подошли к шкафчикам. Алекс выглядел таким грустным и таким потерянным, что мне захотелось немедленно заключить его в свои объятия.
— Прими мои соболезнования по поводу игры, — тихо сказала я и посмотрела на него со смесью сожаления и грусти. В уголке его рта я заметила остатки зубной пасты.
— Спасибо, Лея. Хорошо, что тебя не было. Мы сыграли ужасно… Тренер едва не убил нас после матча. И почти все выходные мы вынуждены были провести на тренировке, — произнес он тихо и бесцветно. Затем распахнул голубые глаза и посмотрел на меня: — Ты болела… Тебе лучше? — В его голосе было столько заботы и чувственности, что я уже не сомневалась, кем он был — просто Алексом.
— Вроде да, — ответила я и поковыряла шкафчик.
— Слушай, я хотел… — начал он, но остановился, устремив взгляд на вошедших ребят. Среди них был Мальчик в Отвратительной Толстовке, над которым Бен подшучивал около торгового автомата в мой первый школьный день. — Фрики… — пробормотал он себе под нос.
Момент был упущен. Слово, презрительно слетевшее с его губ, больно кольнуло меня. Он и меня мог бы назвать фриком, если бы узнал хотя бы половину моей истории. Я и сама называла себя так много раз, пытаясь влиться в нормальную жизнь. Алексу нужна только нормальная Лея… Мне все еще хотелось верить в его невиновность в этой истории со стройкой.
— Что, с нетерпением ждешь бала? — спросил Алекс.
— Ага, — кивнула я. — Хоть я и не совсем понимаю, что такого в этом событии. Танцы — это так важно, да?
— Да, важно, — отчеканил Алекс и провел рукой по волосам. — Кстати, убедись, что парень твоей сестры там не появится. Никому не понравится, если этот несчастный лузер будет бегать за тобой в самый разгар бала. И… это не тот человек, в чьем обществе тебе следует появляться.
— Не тот человек, в чьем обществе мне следует появляться? Ты и его считаешь фриком? А как насчет моей семьи? Ты, похоже, думаешь, что и моя мать, и мой отец, и мои сестры — фрики, не так ли?
Он попытался взять меня за руку, но я увернулась.
— Я вовсе не это имел в виду, — сказал он. — Я считаю, что ты и твой отец нормальные, а вот мама и сестры…
— Фрики, — язвительно подсказала я.
— Да… То есть нет… То есть я имел в виду… — сбивчиво забормотал Алекс.
— Прекрасно! — произнесла я, скрестив руки на груди.
— Остынь, — прошептал он, нервно озираясь и проверяя, не подслушивает ли кто. Мягкие черты его лица заострились.
Я уже открыла рот, чтобы ответить, но, заметив, что глаза Алекса по-прежнему бегают, быстро захлопнула его.
У меня не было ответа. Говорить было не о чем.
Глава двадцать третья
Я пронеслась по коридору, едва не сбив с ног мальчишек, идущих на репетицию хора.
— Эй, помедленней не пробовала? — крикнули они вслед, но я и не думала останавливаться.
Я пронеслась мимо учителей, зная, что это грозит мне снижением балла за дисциплину, мимо дежурного, который попытался остановить меня, мимо стойки охраны и выскочила под солнечные лучи.
Но даже на улице я не остановилась.
Я неслась со всех ног. Мой рюкзак отскакивал от моей задницы, пока я пересекала поле, на котором какой-то класс занимался физкультурой.
— СПЕНСЕР! КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ТВОРИШЬ? — услышала я вопль мисс Манн, но даже не оглянулась и продолжила свой марафон.
Наконец я достигла дома. Влетела на кухню и застала там маму, погруженную в чтение книги «Метафизика сегодня».
— Лея! — Она вскочила и опрокинула стул.
— Мамочка! — Я бросилась прямо в ее объятия. И сама того не желая, залилась слезами.
— Что случилось, милая? Что произошло? Что-то в школе? — Мама слегка повысила голос.
Я зарыдала еще сильнее, уткнувшись лицом в ее черный свитер; мамин аметистовый медальон больно впился в щеку.
— Все в порядке, все будет хорошо, — приговаривала она, поглаживая меня по волосам, баюкая, как в детстве. — Все наладится.
Я кивнула и отстранилась. Вытерла глаза и откинула волосы.
— Садись, — сказала мама, подвигая мне стул.
Я послушно села:
— Мам, все как-то сразу навалилось. Иной мир… жизнь. Все вместе. Противостояние Темного и Светлого… — Мое лицо на мгновение исказилось, но я удержалась от новой порции слез. Взглянув на свои руки, положила их на стол, сцепила пальцы и прошептала: — Не знаю даже, кому доверять…
— Ах, — мягко пробормотала мама, наклонилась вперед и накрыла ладонью мои руки. — Да, это тяжело. Но… ты знаешь, ты четко знаешь, что нужно делать, моя девочка.
Я подняла голову и яростно замотала:
— Да нет, пойми же! Я не знаю!
Она улыбнулась:
— Знаешь, знаешь.
Я пожала плечами и стала рассматривать узор на кафельном полу кухни:
— Мам, можно тебя спросить?
— Конечно.
— Ну… — Я перевела взгляд на ногти. — Вы с папой абсолютно разные, верно? Я имею в виду… как у вас получается? Он ведь не… — Я замолчала, а потом решилась: — Он ведь не имеет к магии никакого отношения.
Мама снова улыбнулась:
— Просто мы с твоим отцом очень любим друг друга. И хотя наши взгляды отличаются, а порой отличаются и желания нашего сердца, мы по-прежнему сильно связаны на духовном уровне. Истинная любовь, Лея, не всегда бывает проста. Это труд. Это борьба. Но по большей части это уважение и понимание, а все остальное можно уладить.
Я кивнула и ничего не ответила.
Мама встала, подошла к кухонному шкафчику и извлекла из него коробку с травяным чаем.
— Знай, Лея, — сказала она, — я очень горжусь тобой. Ты всегда была… Ты всегда старалась достичь своей цели. Всегда тщательно взвешивала свои решения. Ты рациональна. И чиста душой…
Мама налила воду в чайник, включила его и снова повернулась ко мне:
— И конечно, моя девочка, тебе сложно в этом мире, могу это понять.
Она достала из мойки чашки, бросила в каждую по пакетику и залила кипятком. Затем поставила чай передо мной.
— Кажется, я знаю, что ты хочешь сказать, — произнесла я. — Слышала эту историю уже миллион раз.
Мамин взгляд стал отсутствующим.
— Ты родилась на месяц раньше положенного, дочка. Моргане только-только исполнился год, и мы с отцом не были готовы к другому ребенку. Но природа распорядилась иначе… — Мама вздохнула, поднесла чашку к губам и сделала небольшой глоток. — В тот день, когда у меня начались схватки и мы поехали в больницу, на улице шел проливной дождь, была ужасная гроза. Некоторые улицы были затоплены, и нам пришлось объезжать их, чтобы найти другой путь. Лило с такой силой, что твой отец едва мог разглядеть дорогу. Схватки усиливались, потом отошли воды, и я поняла, что ты готова появиться на свет, какими бы ни были условия. — Я кивнула, а мама сделала еще один глоток. — Мы были в двух кварталах от больницы, когда ты родилась… — Мамины глаза увлажнились.
— Да, и дождь перестал, — закончила я.
Она кивнула:
— Это было настоящее чудо. Дождь перестал хлестать в лобовое стекло, ветер стих. Сквозь тяжелые грозовые облака пробилось солнце, и запели птицы. Словно сама Вселенная воспевала твое рождение.
Я слышала эту историю много раз, но все равно подалась вперед, жадно впитывая каждое слово.
— Это было чудом… Ты была чудом… Чудом для нас и чудом для… них. Каждая из вас, девочки, мое главное сокровище, — тихо сказала она, и я засмотрелась на ее нежное лицо.
— Да, мама, я знаю, что мне делать, — прошептала я. — Но что, если я снова застряну там?
— Не застрянешь, — ответила она. — Ты уже все продумала, Лея. Просто поверь в себя.
Я допила чай и сказала:
— Ну, пойду к себе.
Мама кивнула.
Закрыв дверь своей комнаты, я достала наше с Фионой старое фото, сделанное до того, как она перебралась в Иной мир. Фиона… Я провела пальцами по ее испещренному морщинками лицу, которое тут же разгладилось, стоило ей переступить границу, и вспомнила, что она сказала мне, прежде чем передать титул: «Верь в свое духовное предназначение, в свой дар, Лея. В свое сокровище. Используй его как должно, и Вселенная будет помогать тебе».