Годунов. Судари мои, казна пуста. Россия разорена войной, неурожаями да внутренним пролитием крови. Господу так было угодно за грехи наши. Ныне государь Иван Васильевич принял нашествие облака смертного, и пора пришла Федора Ивановича. Мы, люди государевы, повинны сотворить присягу и верно служить царю и отечеству. Прежде прочего за хлебными делами следить при голоде нынешнем. Дьяк Хлебного приказа Гаврила Пушкин, кто в Казани хлеб принимал?
Гаврила Пушкин. В Казани хлеб принимает приказчик Мирон Голохтионов. А в приеме хлеба по записной их тетради смотрят в бумаги: две тысячи девяносто три ясака ржи, овса тож пять тысяч сто. А хлеб, Борис Федорович, везут из Казани вельми плохо, добрый хлеб прячут, а везут недобрый, зерно пусто. Послал в двух мешочках портяных с рожью опыты. (Достает один из мешочков, высыпает на стол зерно.)
Годунов (смотрит зерно). Пусто зерно. Таким зерном ни войско, ни народ не прокормишь.
Гаврила Пушкин. Неурожай, Борис Федорович. Во все лето были чрезвычайные дожди. В августе колос налился, да хлеб не зрел, стоял, аки трава. На Успеньев день был большой мороз и побил рожь, да побил овес. На полях, особо в Поволжье, ничего не взошло, все погибло в земле. Особые пристава в Поволжье собирают трупы в домах и в могилах их хоронят, в общих ямах. В страданиях доходят до людоедства.
Годунов. Господи, спаси Россию! (Крестится. Все крестятся.) Умилосердься, Господи, на люди Твоя, пошли царю нашему Федору Ивановичу тихое царство!
Басманов. Ты царствуй, Борис Федорович, именем Федора Ивановича, по свойству с государем, за которым твоя родная сестра Ирина Федоровна.
Годунов. Голодающим уже прежде велел раздавать милостыню. Раздают ли?
Гаврила Пушкин. Борис Федорович, крадут и обманывают при раздаче милостыни. Прижиточные люди всюду хороший хлеб у себя затворили и для своих прибылей вздорожили хлеб в великую цену. И сговором всякую поднимают цену.
Годунов. Велю сделать перепись запаса зерна. Надо бы запрещать изводить зерно на винокурение и на варку пива. Все совершить, чтоб спасти от голода народ.
Андрей Щелкалов. Борис Федорович, гонец объявил, идет сюда царь Федор Иванович, и с ним бояре.
Басманов. Ты наш царь, Борис, государь наш Борис Федорович! Мы царя Федора знаем только по имени.
Годунов. Уж потщусь. Вот здесь, куда указываю обеими руками (указывает на грудь), здесь, в груди моей, – бедствия народа русского. (Входит царь Федор Иванович с боярами. Годунов кланяется.) Превысочайшей царской степени великий монарх наш Божьей милостью Федор Иванович, особо светел ты ныне да чист, видно, после творения молитв.
Царь Федор. Да, пел молитвы на клиросе, а после молитвы имел благовестники и благовестил со звонарем.
Никита Романов. Государь наш Федор Иванович, скажи Годунову то, что ведаешь.
Царь Федор. Как после благовещения сел за стол, а после стола глядел сквозь оконце, вижу – бояре идут, Никита Романович да прочие. И поведали они про тебя, Борис.
Годунов. Про что поведали, государь?
Царь Федор. Недоброе поведали. (Сердито.) Борис, ты бес или человек? Говорил, ежели умрет Федор, Ирину отдам за брата австрийского императора, чтобы продолжить династию. Так ли говорил?
Никита Романов. Истинно так, государь. При живом благочестивом царе Федоре готовился предложить власть католику.
Годунов. Сии слова злодейские, чего затеять злодей и изменник может. То Нагой хотел передать власть Баторию.
Никита Романов. Нет, ты, Годунов, говорил – королева польская болеет, он, Баторий, сможет жениться на великой княгине.
Годунов. Ежели б даже и пожелал Бог кончины государя нашего Федора Ивановича, то Баторий женат и не подходит для Ирины.
Царь Федор. Сия интрига оскорбляет меня, царя Федора. Годунов, придется тебе отведать царского посоха! (Бьет Годунова посохом по спине.)
Годунов. Пресвятая Троица, помилуй нас! Такая интрига не моя, ихняя. Бедствия вельможедержавия, терзавшие отечество в малолетствии усопшего батюшки твоего, государя Ивана Васильевича, еще свежи в памяти многих, и иные опасения России за будущую судьбу ее могут оправдаться.
Басманов. Оправдались бы, если б в числе советников царя нашего Федора Ивановича не было тебя, Борис Федорович!
Василий Шуйский. Говоришь про вельможедержавие, а никогда в Московском государстве человек, не носящий венца, не ведал таким богатством, не достигал такой силы и чести, как ты, Борис. Мы, Шуйские, род давний, и того не имеем. Народ падает перед тобой ниц, когда ты выезжаешь, челобитчики именуют тебя царем, и сие не только лишь проходит им даром, но еще доставляет тебе, Борис, удовольствие. Так твое дело во вред отечеству.
Годунов. Ты, Василий Иванович Шуйский, во главе Московской судебной палаты делаешь ли дело исправно? Москва наполнена разбойниками, которые совершают поджоги да грабят и бьют народ, а меня упрекаешь!
Мстиславский. Не одни лишь низы, и боярство разорено. Опричь Строгановых и тебя, Годунова, неможно указать ни одной знатной фамилии, которая уцелела бы от разгрома. Среди богатых нет более прямых потомков Рюрика или Гедимина. Твое же богатство, Годунов, чрезмерно. В Думе сделана комиссия для рассмотрения твоих богатств, и о том скажет казначей Думы Головин.
Головин (заглядывает в бумаги). Богатство его, Бориса Федоровича Годунова, чрезмерно. Доход его преобразился до огромной суммы – девяносто три тысячи шестьсот в год, опричь наследных вотчин в пользовании.
Мстиславский. Борис получил всю Важскую область, приносящую большой доход с поташи, сбываемой англичанам.
Головин (заглядывает в бумаги). Область Вага отдана ему в пользование, он получает с ней одной тридцать две тысячи рублев. Сверх того отданы ему доходы со всех конюшенных слобод по званию конюшенного, кое он носит, то двенадцать тысяч рублев. Доходы с Твери, Торжка – то тридцать восемь тысяч рублев.
Мстиславский. Истинно, доходы с Рязани, Твери, с Северской земли, с Торжка и доходы со всех московских бань и купален. Луга на берегах Москвы-реки вверх на тридцать, вниз на сорок верст с рощами и пчельниками.
Головин. Доходы с пчельников и пастбищ в окрестностях столицы по обе стороны Москвы-реки – пятнадцать тысяч рублев. Наконец, доходы с бань и купален в самой столице – десять тысяч рублев.
Иван Шуйский. При такой обстановке чести и богатства естественным делом Борису стал представляться престол. Про то уж не в одной Москве говорят, и в Пскове говорят.
Годунов. На все те вотчины и доходы дана мне при усопшем государе правая царская грамота, грамота, что я прав. А за всеми теми доходами еще каждый год получал от царя Ивана Васильевича по пятнадцать тысяч рублев, и утверждено то все местническим судом.
Василий Шуйский. В Московской судебной палате множество дел незаконно опальных, чьи имения пограблены. Ты, Борис Годунов, воспользовался моментом, чтоб получить от казны вотчины казненных и опальных. Как прежний любимец царский князь Борис Тулупов впал в немилость, обличен был в измене и посажен был на кол, то царь Иван Васильевич велел отнять старинную волость Тулупова да отдал тебе, Годунову. Тогда и мать князя Тулупова замучена была вместе с ним, а имение ее отдали тебе, Годунову. Заодно с ними и другие казненные. Князь Михайло Плещеев, Василий Умнов, Алексей Федорович старый Мансуров, Федор Яковлев да Григорий Алексеевич Колтовский и прочие. Отошли все те вотчины тебе, Годунов.
Годунов. Те приношения даны мне против моей воли, сиречь насильно. О казненных скорблю, много отдал уж на поминовение. Кормовая книга Иосифо-Волоцкого монастыря указывает вклады мои, Бориса Годунова, на вечное поминовение братьев Умных, князя Тулупова и матери Тулупова, замученной вместе с ним. Ныне же, после смерти царя Ивана Васильевича, во славу благочестивого царя Федора Ивановича, объявляю, что жертвую Старицкую вотчину село Неверово, отданное мне при опале за бесчестье, что потерпел от князя Тулупова, в Иосифо-Волоцкий монастырь на вечное поминовение казненных и замученных.
Никита Романов. Ты, Годунов, прежнего государя окрутил, ты и нынешнего окрутить желаешь.
Годунов. Сие есть Богово. Не обнести тебе меня, Никита Романов, не осрамить, не опровергнуть, не оговорить.
Никита Романов. За твоими лукавыми речами ты, Борис, шел к возвышению. Жена твоя, честолюбивая и злая дочь Малюты Скуратова, имевшая на тебя, мужа, великий вплыв, беспрестанно побуждает тебя к возвышению, подвигает и ободряет, не останавливаясь ни перед какими средствами, и успокаивает твою совесть, когда она колеблется. Чем выше ты становишься, тем настойчивей жена твоя побуждает тебя преодолевать совесть.
Годунов. Жена моя от церковного брака. То Дмитрий от седьмой, незаконной жены, а ты в том незаконном браке кумом был.
Никита Романов. Борис, а знаешь, что ведомо стало, что при живом царевиче Дмитрии корм для поминовения в обходник списал, как об убиенном?
Годунов. То лжа. Корма ставят монастырские братья о поминовении разных лиц, а на Дмитрия не ставил.
Никита Романов (сердито). Ты к царству стремишься, в палате в чепях золотых у трона стоишь. В пирах как чашу государеву пьют за государя и за других государей, то и за тебя, Бориса, тост. А по обилию и роскоши стол твой не уступает царскому. Яства на тридцати восьми оловянниках. Пиры твои царские. (Кричит.) Ты из подлого народа! Ты не можешь быть царем! Ты!.. Ты!.. Ты!.. Батушо-царушо-царушо! (Падает.)
Федор Романов. Батюшка околдован! (Вместе с Иваном Романовым поднимает упавшего Никиту Романова.)
Никита Романов. Батушо-батушо-царушо! (Громко смеется.)