(Плачет.)
Первый переписчик(испуганно). Государь милостивый, сие писать ли?
Иван. Пишите. Понеже от Адама до сего дня всех преминух в беззакониях согрешивших. Каиново убийства прешед, Ламеху уподобился, первому убийце, Исаву последовал скверным невоздержанием, Рувиму уподобился, осквернившему отчее ложе блудом своим. Разумом растлен, скотен умом, осквернен желаниями и неподобными делами, рассуждениями убийства и блуда, и всякого злого деяния. Язык мой полон срамословий, сквернословий и гнева, и ярости, и невоздержания, и голова моя гордости и чаянья высокоглаголего разума полна, руки истязания неподобного и грабления ненасытного, и убийства. Помыслы всяким скверным и неподобным осквернены, объеданием и пьянством, и чрезъестественным блужением, сквернодеяниями и иными подобными глумлениями. А по множеству беззаконий моих Божьим гневом изгнан есмь от бояр самовольства их ради. Ныне же от татарского нашествия.
Первый переписчик. Государь милостивый, что означает се изгнание? Лишение ль престола?
Иван. Здесь изгнание не значит лишения престола, но ненависть на меня. В духовной я ясней всем скажу, но месть запрещаю. Пишите: а что по множеству беззаконий моих Божьим гневом распрощавшимся изгнан есмь от бояр самовольства их ради, от своего деяния и скитаюсь по странам. Ныне ж изгнан от татарского нашествия.
Второй переписчик. Государь милостивый, что означает сие скитание?
Иван. Скитание свое именую: соизволил от страха бунтного жить в городе Старице, а более в Александровской слободе. Также и с сынами своими царевичами. Ныне ж изгнан из стольной Москвы. Сыны мои, царевичи Иван и Федор, подойдите ко мне, мальчики. (Сыновья подходят. Царь обнимает их.) Се заповедую вам – да любите друг друга, и Бог, мир да будет с вами. То всего больше знайте. Православную христианскую веру держите крепко и за нее страждите крепко и до смерти, а сами живите в любви, а воинству поелику возможно навыкнете. А как людей держати и жаловати, и от них беречься, и во всем их умети к себе привлекати, вы того навыкнете же. А людей бы есте, которые вам прямо служат, жаловали и любили их и они прямее служат. А которые лихи и вы бы на тех опалы клали не вскоре, по рассуждению, не яростью. А всякому делу навыкайте – и божественному, и священному, и иноческому, и судейскому, московскому пребыванию и житейскому, всякому обиходу, и как которые чины ведутся здесь и в иных государствах. Здешнее государство с иными государствами что имеет, то есть бы сами знали, также и в обиходах во всяких, как кто живет и как кому пригоже быти, и в каковой мере кто держится, тому всему научены были. Ино вам люди не указывают, вы станете людям указывать. А чего сами не познаете, то люди подскажут. Вы не сами станете своим государством владеть, а с людьми. Дети мои Иван да Федор, всячески отговариваю вас от поступков, которые по грехам своим делал сам. Ныне я, царь, мыслю, что всякие деления страны на какие-либо части пагубны. Докудова вас Бог милует от бед, вы ничем не разделяйтесь. Люди бы у вас заодно служили, и земля бы заодно, и казна бы у всех заодно была. И то вам прибыльнее. А ты, Иван-сын, береги сына Федора, чтоб ему ни в каком обиходе нужды не было. А ты бы, Федор-сын, Ивана-сына слушал. А ты бы, сын Иван, моего сына Федора и своего брата молодшего держал бы, берег и любил, и жаловал бы его, добра ему хотел во всем, как себе хочешь. А ты, сын мой Федор, держи сына моего Ивана в мое место, отца своего, и слушай его во всем, аще Христос будет посреди вас для вашей любви и никто не может вас поколеблети. Вы будете друг друга стена и забрало, и крепость, ибо рече апостол Павел: аще кто ближних своих не помышляет, веры отверглся, и есть неверного горши. Бога любите от всего сердца и заповеди его от всего сердца творите. И вы, дети мои Иван и Федор, Божьи заповеди и евангельские усердно послушали. И моего наказания и повеления. Поняли, что сказал?
Царевич Иван. Поняли, батюшка. Чтоб мы оба были нераздельны.
Иван. Ежели раздельны были бы, то лишь вотчинами и казнами, а сердцем и любовью были бы нераздельны и никто никому ни в чем не завидничал. И хотя по грехам, что и на ярость придет, вы бы творили по Апостолу Господню. Правду и равнение давайте тем рабам своим, послабляюще прощение, яко и вам Господь на небесах. Так бы и вы делали во всех опалах и казнях, там, где возможно по рассуждению и по милости. Нас, зародителей своих и прародителей, не токмо в господствующем граде Москве, но и в гонении и в изгнании, в Божественных литургиях и в панихидах, и в ратях, и в милостынях к нищим, и в пропитании, поелико возможно, не забывайте, сыны мои. (Ложится на постель, кашляет.)
Царевич Федор (с тревогой). Утомился ты, батюшка.
Иван(слабым голосом). Отец духовный протопоп Евстафий, иди сюда. (Духовник подходит.) Благословляю сына моего Ивана на престол животворящим деревом большим царьградским. Да сына же своего Ивана благословляю на престол Петра чудотворца, которым чудотворец благословил прародителя нашего великого князя Ивана Даниловича и весь род наш. Да сына своего Ивана благословляю царством русским, шапкою Мономаховою и всем чином царским, что прислал прародителю нашему царю великому князю Даниле Мономаху царь Константин. Истинно сына же своего Ивана благословляю своим царством русским, чем благословил меня отец мой и великий князь Василий. А что прежде пожаловал голдовника своего короля Арцимагнуса, сиречь принца датского Магнуса, престолом русским, то отменяю. А что пожаловал голдовника своего короля Арцимагнуса своей отчине Лифляндской земле, городом Полчевом и иными волостями и селами, то служит по нашей жалованной грамоте сыну моему Ивану. А отойдет куда-либо и город Полчев, и волости, и села, то город Полчев и волости, и села отойдут сыну моему Ивану. А что дал королю Арцимагнусу в заем пятнадцать тысяч пятьсот рублев денег, московское число, из тех денег король Арцимагнус заложил у меня в Ливонской земле город Варну, город Преков, город Смильтен, да прочие. И мой Иван те деньги или за те деньги города, которые в деньгах заложены, возьмет себе. А сыну моему Федору до того дела нет. Сыну же моему Федору, благословив, даю город Суздаль, город Шую, город Кострому, город Углич, город Ярославль, город Козельск и Серенеск, город Волоколамск с волостями, с путями и селами. А что по Божьей воле взял у брата своего Жигмонта Августа, короля, своей вотчины город Полоцк, и тем городом Полоцком благословляю сына моего Ивана. И держите, сыны мои, Иван, то все по перемирным грамотам с Жигмонтом-королем. Так уж с Божьей помощью, своим личным завоеванием взял я казанские и астраханские царства. И то держи, Иван. Сыны мои, вспомнив гибель брата моего Владимира Старицкого по грехам моим, объявляю женой и отроковицей крестной моей город Тверь. Ты, Иван, чтоб не подыскивал удела царевича Федора, а на него лихо ни с кем не ссылался. Даже ежели тот поступку какую учинит, и ты бы его наказал и пожаловал, а до конца бы его не разорял, а ссылкам чужим отнюдь не верил, занеже Каин Авеля убил, а сам не наследовал же. Дай-ка клятву, целуй крест.
Царевич Иван. Даю, батюшка, клятву на святом кресте. (Целует крест в руках у духовника.)
Иван. И ты, Федор-сын, должен быть с царевичем Иваном заодно, и с изменниками и лиходеями не ссылаться. Клянись и целуй крест.
Федор. Клянусь, батюшка. (Целует крест.)
Иван. А что по грехам жен моих Марьи и Марфы не стало, вы бы жен моих Марью и Марфу аки своих благодетелей матери поминали бы со всеми своими родителями незабвенно, матери нашей великой княгине Елене и жены моей, а вашей матери Настасьи Романовой, а живая ныне Анна чтоб почиталась. Да благословляю жену свою Анну. Поди сюда, Анна. (Анна подходит. Иван обнимает ее.) Даю ей город Ростов с волостями, путями и селами, и со всеми пошлинами.
Анна. Любимый мой муж, государь мой! (Целует Ивана.)
Иван. Особо же скажу про воеводу Михайло Воротынского, что стоит ныне против татар при нашем благословлении. А князю Воротынскому ведать третью Воротынска да городом Перемышлем, да городом Одоевом, да городом Новосиль, а служит князь сыну моему Ивану. И что отец наш князь великий Василий Иванович Всея Руси пожаловал князя Федора Мстиславского, и что тот передал сыну своему земскому боярину князю Ивану, то сын мой Иван в ту вотчину не вступался бы. Земские ли, опричные ли – едино берегите. Малюта, не та ныне опричнина?
Малюта. Не та, государь великий.
Иван. Опричнина должна та, что прежде, – монашеское братство во главе с игуменом Иваном, Афанасием Вяземским, пономарем Малютою. Иные же опричники ведущие, как Афанасий али Басманов, собачьим образом изменили, за что казнены, потому оставляю саму опричнину, чтобы смотрели своих сыновей. Пишите: а что учинила опричнина по воле детей моих Ивана и Федора, как им прибыльнее и чине, а образец им учинен готов. (Лежит молча, тяжело дышит.)
Бромлей. Государь, прими еще бальзаму. (Подает склянку. Царь Иван выпивает.)
Иван. А ныне приказываю свою душу да сына своего Федора отцу своему, богомольцу Антонию, митрополиту Всея Руси, да тебе, сыну своему Ивану, наследнику моему. А кто сию мою душевную грамоту порушит, тому судья Бог, и не будет на нем мое благословение. А у сей моей душевной грамоты сидел духовник мой протопоп благовещенский отец Евстафий. Утомился я. Идите все с Богом. Ты ж, Малюта, останься. (Обнимает и целует сыновей своих. Все уходят.) Малюта, ежели татары возьмут Москву и пойдут на Новгород, готовы ли суда для отплытия в Англию?
Малюта. Готовы, государь. Перегружать ли казну из ярославского двора на суда?
Иван(после паузы). Не знаю. Тяжко душе о деле.
Малюта. Государь милостивый, мы, верные твои псы, всегда с тобой.
Иван. Не про псов говорю! Нет мне верных людей. Да и верных псов мало.