Ксения. Хочь что мне и стыдно, а ведь точно привязана. (Пляшет.)
Бельский. И ты, холоп, пляши весело перед государем.
Пашка. Я плясать не стану.
Жеребилов. Пляши, Пашка!
Пашка. Нет, не стану плясать на похоронах своих, на погребении своем, и ты не пляши, Ксения. Ежели помирать, то помрем вместе, помоги нам Бог. (Крестится.) На могиле невинно погубленных вырастут две березки, будут идти прохожие и дивиться: тут погублены две души безгрешные, тут полита кровь видно безвинная.
Ксения. Пашка! (Бросается к нему. Оба стоят, обнявшись.)
Иван. Так-то ты, пономарь, учишь детей, смердячий раб! Бить тебя на козле, что допустил!
Жеребилов. Великий государь всемогущий, милосердный, праведный (плачет). Меня бей, детей помилуй!
Ксения. Государь, пощадай батюшку! Я плясать буду. (Пляшет. Царь пляшет, обняв ее.)
Скоморохи (поют). Поймал сокол лебедушку.
Ксения. Государь, пусти меня к Пашке, мужу моему.
Иван(поет со скоморохами). Я тогда тебя пущу, когда крылья ощиплю, перышки в чисто поле упущу. (Смех.)
Ксения. Пусти меня, государь. (Плачет.)
Иван. Хай отец тебя выкупит.
Жеребилов. Выкуплю, государь, все отдам, все продам. Пожалуй меня, как тебя, государь, Бог наставит.
Иван. Орлы, вороны, скоморохи мои, что возьмем с новгородцев?
Шут. Казну церковную возьмем.
Скоморохи (поют). С хлебников по хлебнику, с калачников по калачику.
Иван. Деньгами выкупите. Пономарь да ключарь! Далеко ли храмовую казну запрятали с жидовским тщанием?
Пашка. Не знаем про казну.
Жеребилов. Которая казна, государь, не пойму?
Иван. Казна – древнее сокровище в стене. Где, в котором месте великие сокровища – серебряные да золотые слитки. Знаю я, вы, новгородцы, издавна изменники, приобретением богатства с иными не делитесь, а с иудейской завистью своей корыстно хотите удержать его только для себя. Торговать хотите с поляками, да с Литвой, да шведскими немцами.
Михалка. Государь милостивый, разве новгородцы христиане? Они и свинину не едят, по дворам здесь свинину не найдешь. Я тут поместьице приобрел, так меня новгородские суседи поганым прозвали, что свиней держу. Они и боровые деньги не берут для роста поголовья свиней, а бараньи деньги берут. Они баранину и петухов едят – любимое мясо басурман да жидовинов литовских.
Шут. Истинно, государь! Петушка нашел. (Вытаскивает из котомки у Ксении жареного петуха.) На свадьбе пригодится! (Смех.)
Бельский. Ключарь да пономарь! Добром скажете ли, где казна? Не боитесь ли государева гнева?
Жеребилов. Боимся Бога, государь! То Божьи сокровища!
Иван(гневно). Тебе ли про Бога говорить! Знаешь, как в часослове поется (поет): Иуда злочестивый, сребролюбивый, недугом омраченный. Верно ли пою, пономарь?
Жеребилов. Верно поешь, милостивый государь.
Шут. Неверно поешь, государь. Надо петь: на малой вечерне поблаговестим в малые чарки, также позвоним в полведришки пивишки.(Смех.)
Иван. Эх, ярышка, чего поешь. Петь надобно от сердца с христианским тщанием. Я ведь псалмы и часословы и трефологи знаю, в домашнем богослужебном пении с детьми вместе не раз пою. Ты, пономарь, поешь ли со своими детьми?
Жеребилов. Пою, государь.
Иван. Ну тогда скажи, пономарь, али ты, ключарь, где золото, самоцветы да жемчуги хранятся. То оставлю тебе жену и удалюсь.
Ксения. Скажи про церковну казну, батюшка.
Пашка. На всходе она замурована, от разбойников запрятана. (Крестится.) Прости мне Господи.
Бельский. Я, государь, и мыслил, на всходе. Ключарь, покажь, где вскрыть стену (уходит с Пашкой).
Иван. Вот он, пес, повинился и прощен. На виновных же и впредь опаляться будем, которые мне, государю, перечат. (Слышен стук разбиваемой стены.) Михалка, скоро ли возы прибудут, чтоб сокровища в Москву послать?
Михалка. Скоро, государь. А на возах там уж девок везут, чтоб повеселить тебя после охоты. С сей же девкой что делать?
Иван. Упоите ее да в навоз бросьте, и она к сокровищам причислена, поскольку шибко лицом красна. (Смеется.)
Михалка. Любо, любо. (Запрокидывает Ксении голову и вливает водку.) Теперь пляши! (Ксения пляшет.)
Жеребилов. Государь, ты же обещал прощение.
Иван. Прощение раскаявшимся. Ты ж, пономарь с ключарем, раскаялся ложно, не от души, церковной казной откупившись. А ведь то казна Божья.
Михалка. Пономари на торгах казенными свечами да воском торгуют. А ключари все тати.
Жеребилов. Прости мне, Господи, за грех мой. (Крестится.)
Пашка (появляется на всходах). Гибнем мы за грехи, что церковну казну разбойникам отдали.
Бельский. Так-то государя разбойником зовешь?
Пашка (кричит). Истинно разбойники! Святой дом наш, дом молитвы, обратили в вертеп, честну жену мою упоили. Вы и есть разбойники, при дележе денег берете себе сверх меры. И государю даете.
Михалка. Ишь, богобоязненные. Постятся, да после соития моются. А государева ключаря и постельничего Божьего не любят, и то не грехом считают.
Иван. Каково кликнется в лесу, так и откликнется. Добром вот покориться не хотели, так покоритесь злом. Пономарю жечь свечами бороду да волосы на голове. Ключарю насыпать уголь раскаленный за голенища, то попляшет. (Дико смеется. Ключарю насыпают горящих углей в сапоги. Он вопит, высоко подбрасывая дымящиеся ноги. Скоморохи играют, танцуют и поют. Вся ватага также поет и танцует.)
Скоморохи (поют). Яко сами-то малешеньки, на холенушках низошеньки, на язык присасывают, один на одного поглядывают. (Смех.)
Иван. Орлы мои, вороны. Уроните пономаря да ключаря с колокольни. (Жеребилова уволакивают. Шут жует петуха.)
Шут. Отпоем петуха да ключаря, да пономаря. (Поет.) Петуху, ключарю да пономарю вечная память. (Смех.) Господи помилуй. (Берет за шнурок обувь, размахивает, как кадилом.) Попу корова, а дьяку – крынка молока, ключарю – сухарь, а пономарю – книга, а кто прочитал, тому – сто рублев в мошну, кто слышал – тому по калачу, а кто не мешал, тому ничего. (Смех.)
Михалка. Тебе сказка, а мне кренделей связка. (Смех.)
Иван. Тебе камушок, а мне денежок мешок. (Слуги несут с лестниц мешки с золотом и серебром.)
Михалка. Государь милостивый, славно потешились, поохотились в лесах, да казну богату взяли, да девку красну.
Шут. И я славно потешился, на босу ногу топор надевал, топорищем подпоясывался, а кушаком дрова рубил. (Смех.)
Ксения (с трудом поднимается, шатаясь). Пашенька, батюшка, куды меня привезли?
Шут. В раю ты. (Смех.) В том раю, где чертом дыру затыкают. (Смех.)
Ксения. Кто здесь?
Скоморох. Дуда, репа да хрен, да черный чашник Ефрем. (Смех. Скоморохи пляшут.) На свадьбе ты своей, а того не ведаешь.
Ксения. Бесы кругом меня! Куда мне деваться, чтоб удавиться. (Кричит.) Люди, поглядите на красоту лица моего, люди добрые, замучьте меня насильством до смерти. (Плачет.)
Иван (подходит и обнимает ее). Не печалься поношению укоризны, то Господа ради.
Ксения. Где батюшка мой, где муж мой?
Иван. Батюшка да муж твой с колокольни упали, ветром сдуты. Царство им небесное. (Крестится.)
Шут. Им да жареному петуху. (Тоже крестится. Смех.)
Иван. Молчи, дурак, глупый пес. (Бьет шута, тот отбегает.)
Ксения. Батюшка, Пашенька, одна я теперь. (Плачет.)
Иван. Не печалься, все напасти от Бога. Поминай грехи свои, трепещи и молись, и благодари владыку Христа. И я, государь всей Руси, одержим многими скорбями, а не ропщу.
Шут. Эх, красна девица! Уж пропьем девицу за вина чарку, за мед пивоварку, за медовый стаканчик, за сладкий калачик.
Михалка (весело). Государь милостивый! Телеги приехали, да девок на телеге привезли. И Дарка здесь, и Маринка-лебедь белая, и Маринка-волшебница и Анастасинька. И эту девку туда класть?
Ксения. Не покладете меня. (Отбегает и закалывается ножом.)
Иван. Прими душу ее, Господи. (Крестится. Уходит вместе с ватагой.)
Иван. Годунов, все ли ящики потребные из архива принесены?
Годунов. Государь, первоочеред, как велено, принесен ящик нумер 224.
Иван. Стол еще один хай несут. Три справщика, чтец, писец повинны работу делать за большим столом. Бумаг много.
Годунов. Слушаюсь, государь. (Посылает слугу.)
Федор. Батюшка, почто сии писания? Для чего они?
Иван. Мальчик мой, царевич Федор, и ты, царевич Иван, оба вы – наследники дела великого. Помыслите, милые мои, всю деятельную эпоху потребна деятельная мысль. Начальный добрый почин по созданию державы нашей большой частью успешeн. Сделано более умелое государственное устройство, наша самодержавная власть продолжает свое дело, но сила и напор наши слишком долго уходили на борьбу с внутренним врагом, с изменой. Ныне то во многом преодолено. Сделанная опричнина для защит от измен ныне отменена, имея и поспех и непоспех. Однако от того осталась державная система вместо удельной, поместная система для военных нужд государства, правила ее и уст