Однако уйдем, господа, пока не поздно. Московиты излишне возбуждены. (Иностранцы уходят.)
Поп Варламище. Погодите, латыны и лютеры, скоро кровавая тризна!
7-й. Также изменникам казни, боярам перебор будет. С них живых будут шкуры драть, рубить головы, сажать на колья и копья, варить в котлах, топить в Москве-реке, зашивать в медвежью шкуру и травить собаками. А царю нашему батюшке с сынами своими вечная неизменная слава! (Крики: «Слава государю и сынам его единородным!»)
Иван. Бельский, знает ли архимандрит о моем приезде сюда, в Троицу?
Бельский. Как ты велел, государь милостивый, приехали втайне от архимандрита. Ни он, ни иные отцы ничего не знают. Извещен лишь келарь Исидор, как ты, государь милостивый, велел.
Иван. Не хочу царской встречи, ибо ныне приехал сюда как простой грешник. Нагой, скоро ли придет келарь?
Нагой. Он уж недалеко, в келье дожидается.
Иван. Тогда подите и пришлите его, а сами будьте неподалеку. (Бельский и Нагой уходят. Царь Иван стоит молча, перебирает четки.)
Келарь (входит). Государю великому поклон низкий. (Кланяется.)
Иван. Преподобный старец Исидор, не царь перед тобой, простой грешник, и не ты мне, я тебе кланяться буду и с святостью твоей говорить своими слабыми словами (становится на колени), встав перед тобой с рыданиями. (Кланяется и плачет.) Год сей 1581 от Рождества Христова – год сыноубийства. Стою перед твоей святостью, нечистый, скверный душегубец, да еще в столь мятежное и жестокое время. Примет ли Господь Бог ради твоей, старец Иосиф, молитвы мое покаяние? Как мне каяться? Слышит ли меня Бог, меня, фараона и ирода?
Келарь Исидор. Бог, потопивший фараона и избавивший Израиль, – все тот же Бог вовеки.
Иван. Смертоносный ангел, святой ангел, ответствуй, помилуй душу мою, наполненную смрадом. (Плачет.) Лютые ангелы ведают мучениями грешников загробными, не примут моей души лютой ангелы. (Плачет.) Простит ли Бог?
Келарь Исидор. Если ты, государь, покаешься от всего сердца и прибегнешь под Его крепкую руку, и дашь обет всем умом и всей душою своею, перестав делать то, что прежде делал, будешь творить суд и правду посреди земли, любить ближних своих, никого не будешь насиловать и станешь оказывать милости согрешившим, то и Бог будет милостив к тебе в злое время. Только кайся не одними только словами, совсем иное помышляя в сердце. Такого покаяния Бог не примет. Истинное покаяние состоит в том, чтоб перестать делать дурное.
Иван. Тут, в святой Троице, тебе первому, святому отцу, старцу келарю Исидору, поведаю желание в раскаянии своем, что я, царь Иван Васильевич, хочу объявить о прощении всех опальных людей, некогда казненных по моему велению или с моего ведома.
Келарь Исидор. Такая твоя милость угодна Богу. Ведь и Он милостив и прощает согрешившим.
Иван. Расправляясь со всеми, кто противостоял мне, я, царь, отказывал своим жертвам в причастии, запрещал хоронить их тела по христианскому обычаю, делать вклады в их поминовения. Подвергая опальных земным мукам, я старался уготовить им также и муки небесные. Теперь я, царь, хочу сменить лик мучителя на лик благодетеля. Богатыми вкладами я решил обеспечить душам загубленных мной людей вечное блаженство.
Келарь Исидор. То богоугодное дело, государь.
Иван. Совершив такое, желаю уйти в монастырь. Кажется мне, окаянному, что я наполовину уже чернец. Тут, в Троице, в тихой келье, писать бы задуманный мной канон и молитву ангелу грозному.
Келарь Исидор. Кто тот ангел грозный?
Иван. Самый сущий вопрос – кто тот ангел грозный. Тот ангел грозный – Михаил, победитель Сатаны, тот ангел грозный – смертный ангел, к нему молитвы за усопших, архангел Михаил, предводитель небесных сил. Ему кладбищенские церкви посвящены. Он проводит человеческую душу через загробные мытарства. Он водитель душ, борец за души, ангел смерти. А признаюсь, страшусь я смерти.
Келарь Исидор. Телесной смерти не страшись, государь, душу береги. Четки перебирая, ходя и сидя, шепчи сряду шестьсот раз: «Господи Иисусе Христе, помилуй меня, грешного», а потом сряду сто раз: «Владычица моя, Богородица, помилуй меня, грешного». Кто так делает три года в среду, то в первый год веселится Христос, во второй год – Святой Дух, а в третий год – сам Бог Отец.
Царь Иван. Чую я, три года не проживу. (Плачет.) Год, два, не более. Оттого в страхе обращаюсь в каноне к ангелу Михаилу. Михаил – не только ангел смерти, приходящий за душой умершего и уводящий ее в горний Иерусалим, но также и тот ангел, во имя которого построена царская усыпальница в Московском Кремле, где положен Иван-сын, где предстоит лечь и мне самому. Царская усыпальница – Архангельский собор. И оттого хочу внести в монастыри богатые вклады.
Келарь Исидор. Государь, дар только тогда принимается Богом, когда было приношение от праведного, не грабленого имения и когда богомолец не таит в душе ни злобы, ни гнева. Сказано: «Аще кто идет ко церкви со страхом Божьим, со всем сердцем, гнева не имеет, но сияет его душа, яко солнце, и восходит молитва его яко тимьян[39]. Тогда ангел мой исходит из алтаря, нося кисть в руку своею, и знаменает его на челе, и тако почиет на нем Дух Святой».
Царь Иван. Я прошу, чтоб сыну моему Ивану была оказана особая привилегия – поминовение по неделям. По монастырям и церквам будут распределены богатые вклады на помин души царевича Ивана. После смерти благоверной царицы Анастасии Романовой я, царь Иван, отправил сюда, в Троицкий монастырь, тысячу рублев на помин души. Сумма та вдвое превышает ранее отправленное на помин души моего отца, великого князя Василия, также матери моей, великой княгини Елены. На смерть царицы Марфы отправил семьсот рублев. Ныне, на упокой души царевича Ивана – пять тысяч рублев. Такую же сумму отдаю для своего собственного поминовения, ибо готовлюсь уже к смерти. Дни мои сочтены.
Келарь Исидор. Все, государь, в помыслах Божьих. Давать в монастыри – дело спасительное. Сказано: «Что имаете потребно несите к нам, то бо все в руце Божьи влагаете».
Иван. Молись за меня, святой старец, а пока ты будешь молиться, я, окаянный, склоню свою скверную голову к твоим честным стопам. (Припадает головой к ногам молящегося келаря.) О, люди благочестивые и все племена земные! Видите – мое смертное тело на земле повержено, и вопию, греховною тоскою объят: помолитесь ангелу смертоносному обо мне! (Плачет.)
Келарь Исидор. Бог милостивый, государь! (Крестит царя.)
Иван. Иди, келарь, да не говори архимандриту, что я тут, ибо не царь я ныне, а простой кающийся грешник. (Келарь уходит. Иван молится. Входят Бельский и Нагой.)
Бельский. Вижу, государь милостивый, лицо твое просветлено.
Нагой. Душа облегчена, государь.
Иван. Други мои, будучи в состоянии глубокой душевной муки, я, царь, хочу совершить один из самых необычных в своей жизни поступков. Решил посмертно простить всех опальных бояр, изменников, казненных по моему повелению.
Нагой. Государь, не поощрит ли такое иных изменников на новые измены?
Иван. То Бог один лишь ведает. Однако решил. Не знаю, тревожит ли меня предчувствие близкой смерти, забочусь ли о спасении души своей, обремененной тяжкими грехами.
Бельский. Государь, то трезвый расчет: пытаться разом примириться с духовенством и боярством, чтоб облегчить дела нового наследника – царевича Федора. Ты, государь, как был прежде, так и ныне крепок и разумен.
Царь Иван. Так или иначе, однако я, царь, повелеваю дьякам составить подробнейшие списки всех избитых опричниками, да чтоб те списки были посланы в крупнейшие монастыри отечества вместе с большими денежными бумагами.
Бельский. То означает, государь, что на головы духовенства прольется серебряный дождь. За год-два монахи получат десятки тысяч рублев.
Иван. Да, Бельский, то оно означает.
Бельский. Государь, сия работа велика. А делались-то не при мне казни все эти, а при дяде моем Григории Лукьяныче, сиречь Малюте.
Иван. Ничего, у меня дьяки хороши, вышколенные. Мои приказные дьяки чтоб перерыли все опричные архивы для прощения. Прежде прочего – суздальские князья. Самый известный из них – покоритель Казани, князь Александр Борисович Горбатый-Шуйский.
Бельский. Он обезглавлен в первые дни опричнины. Но Шуйские существуют. Самый старший в местничестве – князь Василий Иванович Шуйский.
Царь Иван. Он честолюбив, умен, ловок, молод – немногим старше сына моего Федора.
Бельский. Государь, шпиги доносят, что высказывался о царском троне и имеет намерение добиваться царской короны.
Иван. Я уж подверг его краткой опале, затем выдал на поруки четырем младшим Шуйским.
Нагой. То слишком мягкие наказания, государь. Сыск мог бы использовать против него показания шпигов.
Бельский. Более суровому наказанию подвергнуть не посмели – земщина располагает превосходными военными силами, а опричнины не существует.
Иван. Надо примирить двор и земщину. Только тогда Федор удержит на голове корону. Подозрение продолжает мучить меня, и я с беспокойством слежу за своими знатными вассалами, которые в будущем могут претендовать на трон. Князья Репнин и Серебряный, Горбатый-Шуйский, наконец, именитый конюший Федоров мертвы, и всем им – мое прощение. Однако есть и иные, еще живущие.
Бельский. Курбскому, государь, будет ли прощение?
Иван (сердито). Нет, сей беглой ярославской собаке прощения не будет, ибо сей подпольный зверь – истинный изменник. Вы, верные мои слуги, прежние советники мои, Бельский, Нагой да Годунов, должны потщиться, чтоб скрытые мятежники в Думе и прочие лихие образины, а также латинская вера не воспользовались моей добротой и мягкостью по отношению к прежним опальным для своих поспехов.