– Оль… послушай меня…
Осторожно вытер черные от туши дорожки слез на ее щеках. Невесомым поцелуем коснулся раскрасневшегося носа, просто чтобы привлечь внимание.
– Милая, это же замечательно.
Она даже всхлипывать перестала. Замерла, глядя на него с изумлением. Замечательно? Ей не послышалось?
Мирон улыбнулся, видя растерянное лицо. И подтвердил:
– Ты будешь чудесной мамочкой… Самой лучшей.
Ольга не поверила. Слишком сильны были сомнения, терзающие ее. Но утешительные слова все равно были приятны. Она придвинулась к мужчине, опуская голову ему на плечо, такое надежное и крепкое. По крайней мере, он не осуждает. Уже хорошо.
– Спасибо, что не сердишься… Я этого боялась…
– Я вообще не могу на тебя сердиться. Да и права у меня такого нет…
– Ты действительно думаешь, что это хорошо? Ребенок? – уточнила осторожно.
– Я не сомневаюсь. Это лучшее, что могло случиться.
В его глазах на мгновенье отразилась боль от собственной потери. Но помимо жгучего сожаления о совершенных ошибках она прочла в обращенном к ней взгляде уверенность в сказанном. И еще обещание. Помочь. Защитить. Уберечь любой ценой. Снова всхлипнула, но уже с благодарностью.
– Спасибо тебе.
Мирон кивнул.
– Оль, я рядом, что бы ни произошло. Не забывай об этом, пожалуйста…
Она с облегчением прикрыла глаза. Паника немного утихла. Все будет хорошо. Решится … как-то… Но руки, обнимающие ее плечи, вдруг напряглись. Мирон, мрачнея, смотрел куда-то в сторону выхода.
Еще ничего не понимая, Ольга почувствовала страх. Повернулась туда, куда был устремлен взгляд мужчины. Сердце бешено заколотилось, словно норовя выскочить из груди: в узком офисном коридоре, всего в нескольких метрах от них, стоял Алексей.
На одно ничтожное мгновенье ей показалось, что теперь, наконец-то, все может наладиться. Не придется ничего объяснять. Лешка сам услышал… то, в чем никак не удавалось признаться. И ведь точно не сможет остаться равнодушным к тому, что она носит ребенка…
Равнодушия он действительно не испытал… Но то, что отражалось сейчас на дорогом для нее лице, очень мало напоминало радость или хоть какое-то удовлетворение.
Его лицо закаменело, застыло в какой-то необъяснимой гримасе. Ольге приходилось видеть его всяким: счастливым, злым, расстроенным, возмущенным. Но ни одно из этих состояний даже отдаленно не подходило к тому, что отражалось во всем облике мужчины сейчас. Почему-то всплыл в памяти сюжет из далекого детства. Она тогда гостила в деревне. Бабушка взяла ее на похороны. У какой-то дальней родственницы погибла единственная дочь. Красивая девятнадцатилетняя девушка по нелепой случайности оказалась под колесами грузовика незадолго до собственной свадьбы. Ее хоронили в подвенечном платье. А мать… мать ничего не видела. Не слышала обращенных к ней слов. Даже почти не плакала. Только, вцепившись в стенки гроба, не сводила глаз со своей девочки, просто сливалась с ней потухшим взглядом, лишенным надежды, обреченным на нескончаемую боль и одиночество. Понимала, что потеря невосполнима, и тихо стонала, больше всего на свете желая оказаться на месте дочери.
Ольга слишком отчетливо вспомнила сейчас переживания той тети Нины, потому что увидела то же самое на лице Алексея. А потом… взгляд упал на цветы в его руках. Нежные бархатные лепестки двух изумительных оттенков так гармонировали друг с другом, что от них невозможно было оторвать глаз. И как она сразу не заметила такой фантастический букет? Аромат роз уже окутал все помещение. Это– для нее? Он эту неописуемую красоту принес ей?
Высвободившись из рук Мирона, шагнула к застывшему в дверях мужчине. Как только она встала, его взгляд тут же переместился на ее живот. Неужели услышанное так шокировало его? Но почему? ПОЧЕМУ???
– Леша… Ты хотел что-то?
От ее голоса он словно очнулся, вздрогнул и как-то странно заморгал. Растерянно посмотрел на сжимаемый в руках букет, словно не понимая, как тот у него оказался. И вдруг отбросил в сторону, прямо в стоявшую у стены урну. Несколько цветков сломались, жалобно уронив поврежденные головки. И пока Ольга ошеломленно рассматривала изувеченную красоту, до нее долетел его запоздалый ответ.
– Уже не важно…
И ушел, не сказав больше ни единого слова, даже не взглянув на нее, очень быстро и так же бесшумно, как и появился, словно его присутствие приснилось.
Однако сломанные цветы были настоящими. Ольга опустилась на колени перед корзиной. Что все это значит???
– Догони, – голос Мирона был резким, совсем не похожим на те нежные успокаивающие слова, которые он дарил ей всего несколько минут назад. – Сейчас же.
Мужчина приблизился к ней, и, видя, что она не двигается с места, поднял почти силой.
– Это же его ребенок?! Так? Ты хотя бы понимаешь, к каким выводам он пришел?
Ольга молчала. Ноги стали ватными. Короткого взгляда за окно оказалось достаточно, чтобы увидеть, как скрывается за поворотом полицейская машина. Мирон был прав. Сейчас следовало бы бежать за Лешкой и все ему объяснить, потому что даже его предательство не могло быть достаточной причиной для того, чтобы лишить ребенка отца. Она была в этом уверена, как и в том, что не сделает ни шагу. Во всяком случае, не теперь. И с мстительностью, наличие которой у себя даже не подозревала, сообщила:
– Это МОЙ ребенок. А он пусть остается с теми выводами, которые сделал…
Глава 22
Алексей коротко кивнул дежурному, стремясь как можно скорее оказаться в своем кабинете. Подальше от всех. Кинул на спинку стула куртку, которая под собственным весом медленно сползла на пол. Мужчина даже не попытался ее поднять.
«Вот она, вся твоя жизнь. На полу, в грязи. Должности, достижения... Насколько все ничтожно и бессмысленно. И именно ты сам - причина этого. Даже обижаться не на кого, кроме себя...»
Что ж, так даже лучше. Во всяком случае, он больше не будет терзаться пустыми надеждами. Нелепо полагать, что у Ольги действительно остались к нему какие-то чувства.
Стукнул кулаком по столу. Поврежденные связки на руке противно заныли. Не зря его не хотели отпускать из больницы: за пять недель рана на плече так и не затянулась до конца и причиняла боль при каждом движении. Только находиться в четырех стенах палаты было уже невыносимо. Да и зачем? Жизни ничего не угрожало, а просто так терпеть множество процедур не видел смысла. Все и без того заживет, раньше или позже. Не в первый раз... В отличие от раны в душе, возникшей по собственной глупости.
В том мире, где ему «повезло» родиться и вырасти, хранить верность в семье было не модно. Мальчишке нередко приходилось видеть дорогую машину с затемненными стеклами, подвозившую мать домой. Отец почти не придавал этому значения, тем более, что и сам довольно часто возвращался далеко за полночь, объясняя свое отсутствие важными делами и совещаниями. Но Лешка слишком хорошо знал, что все офисы в его компании закрывались в восемь часов вечера. И матери это тоже было известно. Однако родители не ссорились, не выясняли отношений, просто жили рядом, вроде бы вместе, но при этом далеко друг от друга. Так же, как большинство людей «их круга». Появлялись вдвоем на важных приемах в компании отца, на вечеринках, где должна была присутствовать мать. Красивые, успешные, всем довольные, вызывали восхищение и даже зависть окружающих. И упивались такими чувствами. А спальни уже много лет были раздельными. Хотя ему иногда и случалось видеть их спящими в одной постели, это являлось скорее исключением, чем правилом.
Считал ли он нормой подобные отношения? Задумывался ли о том, какой хотел бы видеть свою собственную жизнь и семью? Кроме того, что у него все должно быть иначе? Не так, как в ненавистном детстве, которого толком-то и не было? После армии, случайно встретив в городе старшего брата, он заметил рядом с ним девушку, слишком сильно отличающуюся от той, которая совсем недавно блистала на свадебных фотографиях Николая. Значит, все-таки было верным жить именно так, если его идеальный во всех отношениях брат выбрал стратегию поведения родителей? Имея красавицу-жену, стал искать кого-то еще?
Но подсознательно Алексей не верил в такие «нормы». Это было грязно, мерзко, словно кто-то вытер перепачканные руки о белоснежное, только что выстиранное полотенце. И девочка, появившаяся в его жизни, не заслуживала подобной судьбы. Он не хотел делить ее с другими. И себя самого разменивать тоже не собирался. Только... все сложилось с точностью до наоборот. И он, всеми фибрами души ненавидящий образ жизни своих родственников, оказался их копией, еще и усиленной почти до гротеска.
Эйфория первой любви прошла довольно быстро, а реальность оказалась совсем не радужной. Ольга его почему-то не понимала. То, что он считал серьезным и важным, для нее не имело значения. Жена постоянно ждала от него слов, которые он так и не научился произносить.
Тогда мужчина никак не мог осознать, зачем ей нужны эти нелепые признания о любви. Ведь все и так было очевидно: он любил ее с самого первого дня знакомства и очень хотел сделать самой счастливой. Но на поверку его отношение к ней оказалась всего лишь жалкой пародией настоящего чувства.
И дело было даже не в работе, превратившейся для его супруги в вечную соперницу. Гораздо сильнее, чем Ольгу, он любил себя самого, свои амбиции и желания. И ждал от нее того, чего не мог дать сам.
В тот злополучный день злился на жену, на ее нелепую истерику, на то, что она никак не хотела хотя бы просто выслушать. Ему ведь действительно нельзя было не поехать на вызов. Милиция наконец-то обнаружила десятилетних девчонок, пропавших в городе около месяца назад. Одна из них была единственной дочкой его старого знакомого. Об этом даже вспоминать было страшно. Целых три недели все надеялись, что девчонки просто гуляют, боятся вернуться домой и встретить родительский гнев. Прочесывали подвалы, гаражи, подворотни, кладбища, все возможные и невозможные места притонов в поисках хоть каких-то следов. Ни усилия милиции, ни помощь десятков добровольцев ни к чему ни привели. Исчезнув совершенно неожиданно, словно в воду канув, девочки также неожиданно нашлись. Вернее, их тела. На свалке, которую прочесывали множество раз.