В шесть часов Пол и Билл возвратились в камеру на ужин. Он оказался неважным – всего-навсего остатки от обеда, превращенные в месиво, которое надлежало намазать на хлеб, и чай.
После ужина они смотрели телевизор. Негхабат переводил новости. Шах попросил лидера оппозиции Шахпура Бахтияра сформировать гражданское правительство вместо генералов, управлявших Ираном с ноября. Негхабат объяснил, что Шахпур был вождем племени бахтияров и всегда отказывался иметь что-либо общее с режимом шаха. Тем не менее, удержится ли правительство Бахтияра, зависело от аятоллы Хомейни.
Шах также опроверг слухи, что он покидает страну.
Билл подумал, что это звучит обнадеживающе. При Бахтияре в качестве премьер-министра шах останется и обеспечит стабильность, но мятежники наконец получат голос в управлении их собственной страной.
В десять часов вечера телевидение прекратило вещание, и заключенные вернулись в свои камеры. Прочие сокамерники занавесили свои койки полотенцами и кусками ткани, чтобы защититься от света: здесь, как и в подвале, лампочка светила ночь напролет. Негхабат сказал, что Пол и Билл могут попросить у своих посетителей принести им простыни и полотенца.
Билл завернулся в тонкое серое одеяло и пытался заснуть. Он уже примирился с тем, что им придется провести здесь какое-то время, так что надо устроиться как можно удобнее. Наша судьба в руках других, подумал заключенный.
II
Их судьба была в руках Росса Перó, и в течение следующей пары дней все его лучезарные надежды пошли прахом.
Вначале новости выглядели обнадеживающими. В пятницу, 29 декабря, позвонил Киссинджер с сообщением, что Ардешир Захеди добьется освобождения Пола и Билла. Сначала, однако, сотрудники посольства США должны провести два совещания: одно – с чиновниками Министерства юстиции, другое – с представителями шахского двора.
В Тегеране заместитель американского посла, посланник-советник Чарльз Наас лично занялся организацией этих совещаний.
В Вашингтоне Генри Пречт в Госдепе также побеседовал с Ардеширом Захеди. Свояк Эмили Гейлорд, Тим Риэрдон, переговорил с сенатором Кеннеди. Адмирал Мурер пустил в ход свои связи с правительством военных в Иране. Единственным источником разочарования в Вашингтоне стал Ричард Хелмс, бывший посол США в Тегеране: он чистосердечно признался, что его старые друзья более не обладают каким-либо влиянием.
«ЭДС» проконсультировалась у трех различных иранских адвокатов. Один из них был американцем, специализировавшимся на представительстве корпораций США в Тегеране. Два другие были иранцами: один обладал хорошими связями в прошахских кругах, другой, напротив, близок к диссидентам. Все трое согласились, что то, как были брошены в тюрьму Пол и Билл, являлось в высшей степени неправомочным и что залог представлял собой астрономическую сумму. Американец Джон Уэстберг заявил, что самый крупный залог, о котором он когда-либо слышал в Иране, составлял сто тысяч долларов. Это подразумевало, что следователь, отправивший Пола и Билла в тюрьму, действовал на шатких основаниях.
В Далласе финансовый директор «ЭДС», уроженец Алабамы с неторопливой манерой речи, работал над тем, каким образом корпорация могла бы – в случае необходимости – обеспечить внесение залога в сумме 12 750 000 долларов. Адвокаты проинформировали его, что залог может иметь одну из трех разновидностей: наличные; аккредитив, оформленный на какой-либо иранский банк; или право залога на имущество в Иране. «ЭДС» не владела имуществом такой стоимости в Тегеране – компьютеры фактически принадлежали министерству, – и, поскольку иранские банки бастовали, а в стране царила смута, – выслать тринадцать миллионов долларов наличными не представлялось возможным. Так что Уолтер занялся оформлением аккредитива. Т. Дж. Маркес, в чьи обязанности входило представлять «ЭДС» инвестиционному сообществу, предостерег Перо, что для компании, чьи акции находятся в свободном обращении на рынке, может оказаться незаконной выплата такого количества денег в виде того, что, собственно говоря, приравнивалось к выкупу. Перó ловко обошел эту проблему: он выплатит эти деньги лично.
Перо был оптимистично настроен на то, что вызволит Пола и Билла из тюрьмы с помощью одного из этих трех способов: юридическое давление, политическое давление или уплата залога. Затем начали поступать скверные новости.
Иранские адвокаты запели другую песенку. Они по очереди сообщали, что дело было «политическое», обладало «высокополитическим содержанием» и представляло собой «щекотливую политическую проблему». Джона Уэстберга, американца, иранские партнеры попросили не браться за это дело, потому что это ввергнет корпорацию в немилость со стороны могущественных людей. Очевидно, следователь Хусейн Дадгар действовал отнюдь не на шатких основаниях.
Адвокат Том Люс и финансовый директор Том Уолтер поехали в Вашингтон и в сопровождении адмирала Мурера посетили Госдеп. Они надеялись сесть за стол с Генри Пречтом и разработать деятельную кампанию по освобождению Пола и Билла. Но Генри Пречт проявил холодность. Чиновник пожал им руку – он не мог поступить иначе, когда их сопровождал бывший председатель Объединенного комитета начальников штабов, – но не снизошел до беседы с ними за одним столом. Ответственное лицо передало их подчиненному. Подчиненный сообщил, что ни одно из усилий Госдепа не увенчалось успехом: ни Ардешир Захеди, ни Чарли Наас не оказались в состоянии добиться освобождения Пола и Билла.
Том Люс, не обладавший терпением Иова, вскипел. Он заявил, что обязанностью Госдепа является защита американцев за границей, а до сих пор все, что сделало государство, так это содействовало заключению Пола и Билла в тюрьму! Вовсе не так, было сказано ему: то, что сделало государство до сих пор, выходило за рамки и превышало возможности его обязанностей. Если американцы совершают преступления за границей, они подпадают под иностранные законы. В обязанности Госдепа не входит вызволение людей из тюрьмы. Но, возразил Люс, Пол и Билл не совершили преступления – их держали заложниками за тринадцать миллионов долларов! Он понял, что попусту тратит свое красноречие. Адвокат и финансовый директор вернулись в Даллас ни с чем.
Вчера поздно ночью Перо позвонил в посольство США в Тегеране и спросил у Чарльза Нааса, почему он все еще не встретился с чиновниками, названными Киссинджером и Захеди. Ответ был прост: эти чиновники сделали себя недоступными для Нааса.
Сегодня Перо вновь позвонил Киссинджеру и сообщил об этом. Киссинджер извинился: он не считал, что есть что-то еще, что ему удалось бы сделать. Однако пообещал позвонить Захеди и сделать еще одну попытку.
Картину довершила еще одна скверная новость. Том Уолтер пытался с помощью иранских адвокатов установить, на каких условиях Пол и Билл могут быть выпущены под залог. Например, должны ли они будут обещать вернуться в Иран для дальнейших допросов, если это потребуется, или же могут быть допрошены за пределами страны? Ни то, ни другое, ответили ему: если их выпустят из тюрьмы, они все равно не смогут покинуть Иран.
Наступил канун Нового года. В течение трех дней Перо жил в своем офисе, спал на полу и питался сэндвичами с сыром. Дома его никто не ждал – Марго и дети все еще находились в Вейле, – а из-за поясной разницы в девять с половиной часов между Техасом и Ираном важные телефонные звонки приходилось делать глубокой ночью. Перо покидал офис только для того, чтобы навестить свою мать, которая после выписки из больницы восстанавливала здоровье в своем доме в Далласе. Даже с ней ему было трудно удержаться от разговоров о Поле и Билле – престарелая женщина с увлечением интересовалась развитием событий.
Этим вечером он почувствовал желание поесть чего-то горячего и решил бросить вызов погоде – в Далласе свирепствовал ледяной дождь – и проехать милю или около того до рыбного ресторана.
Он покинул здание через черный ход и уселся за руль своего автомобиля с кузовом «универсал». У Марго был «Ягуар», но Перо предпочитал затрапезные машины.
Перо задавался вопросом, каким реальным влиянием обладал теперь Киссинджер в Иране или где угодно. Захеди и прочие иранские связи Киссинджера могли быть подобны друзьям Ричарда Хелмса – все уже не у дел, лишенные могущества. Сам шах, похоже, висел на волоске.
С другой стороны, всей этой клике вскоре могли потребоваться друзья в Америке, и они должны были ухватиться за возможность оказать любезность Киссинджеру.
Расправляясь со своим блюдом, Перо ощутил на плече сильную руку, и низкий голос произнес:
– Росс, что ты делаешь тут один накануне Нового года?
Он обернулся и увидел Роджера Стобача, квортербека команды «Далласские ковбои», однокашника по Военно-морской академии и старого друга.
– Привет, Роберт! Присаживайся.
– Я здесь с семьей, – пояснил Стобач. – Из-за ледяного дождя в доме отключилось отопление.
– Ну, зови их сюда.
Стобач махнул рукой своей семье, затем поинтересовался:
– Как поживает Марго?
– Спасибо, прекрасно. Она катается с детьми на лыжах в Вейле. Мне пришлось вернуться – у нас большие проблемы. – Перо принялся рассказывать семье Стобача все о Поле и Билле.
Обратно в офис он возвращался в хорошем настроении. Еще не перевелись на белом свете хорошие люди.
Ему вновь пришел на ум полковник Саймонс. Из всех планов, которые он замыслил для вызволения Пола и Билла, вторжение в тюрьму требовало наиболее длительного времени: Саймонсу потребуется группа людей, время для тренировки, снаряжение… И, однако, Перо все еще и пальцем не шевельнул в этом направлении. Это казалось такой отдаленной возможностью, последним средством: пока переговоры казались многообещающими, он просто выбросил это из головы. Перо все еще не был готов звонить Саймонсу – он выждет, пока Киссинджер еще раз переговорит с Захеди, – но, возможно, есть нечто такое, что он должен сделать, чтобы подготовиться перед тем, как обратиться к Саймонсу.
Вернувшись в «ЭДС», он связался с Пэтом Скалли, выпускником Вест-Пойнта, худощавым, мальчишеского вида неугомонным мужчиной в возрасте тридцати одного года. Он был менеджером проекта в Тегеране и выехал с эвакуированными 8 декабря. Скалли возвратился в Иран после Ашуры, затем опять уехал, когда арестовали Пола и Билла. Его задачей в настоящее время было обеспечение того, чтобы для оставшихся в Тегеране американцев – Ллойда Бриггса, Рича Галлахера и его жены, Пола и Билла, – были забронированы авиабилеты на каждый день на тот случай, если пленников освободят.