Я терпеть не мог, когда Наташка начинала учить меня жизни. У нее на все случаи были готовые рецепты: это можно, а так нельзя. Я вскинулся:
– Знаешь, Мотря сама мне деньги дала. Это сделка: согласился – будь любезен соблюдать условия. И потом это касается только меня и Мотри. А ты не лезь, куда не просят!
– А меня это, значит, не касается? Ты совершаешь подлость, а я должна молчать? Лешка, опомнись!
Она считала, что взять деньги взаймы – это подлость! Я жутко разозлился – до ненависти, до отвращения. Наташка мешала мне двигаться вперед. Она, со своими тупыми предрассудками, держала меня здесь, в этой жопе мира, когда я уже жил будущим.
– Ты завелась на пустом месте. Давай-ка я тебе чего-нибудь прохладительного принесу, чтобы ты остыла, – сказал я и выскочил с кухни, пока Наташка не успела выдать новую порцию нравоучений.
Да, я вспомнил: я действительно плеснул ей в стакан немного ананасового сока. Чтобы избежать продолжения неприятного разговора. Подумал: Наташка покашляет немного, а я в это время успею уйти – без скандалов, по-английски. А там – ночной поезд и «в Москву, в Москву!». Я же не хотел! Я не знал!
Правда обрушилась как бетонная плита: искорежила, выдавила всю радость жизни. Кто я теперь?
– Валерка, – чуть слышно прохрипел я. Голос не слушался.
Крюк посмотрел на меня с мрачным удовлетворением: он выполнил то, что хотел сделать много долгих лет.
– Что мне теперь делать? – растерянно спросил я.
– Ничего, – равнодушно ответил Крюк. – Против тебя никаких улик, Ахрамеев. Да их никогда и не было. Поезжай в свою Москву и живи дальше. Вали отсюда, Хряма!
Я вышел из вонявшего кошачьей мочой подъезда на свежий воздух. Теперь я точно знал, зачем позвал меня мой родной город.