Загудели вокруг:
— Братцы, вертаемся, что ли? Неловко как-то вышло у нас…
И ребята гуськом потянулись по шпалам за тоненькой девушкой в сдвинутой на макушку кепке. Остались ждать поезда человек пять с гармонистом вместе.
Уговаривать «летунов» приходилось еще не раз, как и бузотеров, занявших однажды самовольно дом иностранных специалистов. И опять Лена разъясняла и убеждала недовольных тем, что и дом, и койки, и деньги большие идут иностранцам, а своим никак не выбраться из землянок, не избавиться от селедочной похлебки.
— Вы что, хотите навечно остаться в зависимости от капиталистических спецов? — говорила Лена. — Давайте лучше быстрее у них учиться, и тогда их услуги не будут нужны. А договорные условия с ними мы обязаны выполнять.
Джапаридзе убеждала не только словом, но и своей работой. Ух, как она работала! В ее фанерной конторке, продуваемой ветрами и поставленной внутри каркаса станции между бетонными опорами, до поздней ночи светилась лампочка. Часто просиживала Лена-инженер над расчетами и чертежами до утра, а потом, подложив под голову кепку, засыпала тут же на скамейке на час-другой — до начала утренней смены. Бывало, что она и по нескольку суток не приходила домой.
— Почему ты не организуешь так свою работу, чтобы можно было ночью спать? — возмущалась я, видя ее бледной, осунувшейся, с темными кругами под глазами.
— Наверно, я плохо работаю, никак не умею все, что нужно, выполнить днем, — виновато объясняла Лена и тут же участливо справлялась: — А ты без меня, наверное, срываешься с кровати в последнюю минуту и мчишься на работу, причесываясь на ходу, да?
Было именно так. Для меня утренний подъем всегда был труднейшим делом, а тогда, на Магнитке, особенно.
Всегда были у Лены «неразрешенные вопросы», на ходу переделывался проект коммуникации, становясь проще и лучше. Думала она о нем непрерывно. Жду я ее, ночь наступает, вторая. Звоню на ЦЭС и говорю измененным голосом:
— Инженера Джапаридзе срочно требует к себе начальник строительства. (Мы жили рядом с управлением строительства.)
Бегу встречать бричку, на которой Елена торопится к начальнику.
— Это я тебя вызывала. Пойдем домой. Ты должна поспать.
— Что ты наделала? У меня там неотложное дело.
Однако она идет домой, постепенно стихая. Дома выражение блаженства невольно растекается по ее лицу. Появилась возможность снять с себя плащ, свитер, тяжелую обувь, вымыться теплой водой и лечь в чистую постель. Что может быть приятнее после 48-часового рабочего дня! Однако Лена, строго сдвинув брови, говорит:
— Вот теперь мы почитаем. Бери книгу.
Но я знаю, что она не успеет прочесть и двух строк, как уснет сном праведника.
Участок прораба Джапаридзе и хозяйство прораба Волнистовой, где я работала техником, находились в постоянном соревновании. О Люде Волнистовой, маленькой девушке с серыми глазами и копной рыжих волос, можно написать поэму. Она приехала на Магнитку сразу после окончания техникума в возрасте восемнадцати лет. Как и Джапаридзе, она очень много работала и совсем мало спала, а то и не спала и не ела вовсе. Мы каждый раз с трудом вытаскивали ее со станции и вели в столовую, не только отстояв за нее очередь за ложкой, но и получив обед. Если она приходила, а обеда на столе не было и за ним еще нужно было постоять, Люда мучительно морщилась и просящим голосом заявляла:
— Я сию минуточку приду. Очень скоро. Только вот чертежи передам ребятам и приду… — Она пятилась к двери, а мы знали, что уйдет она не на минуточку, будет носиться по участку целый день, глотая голодную слюну. За эту одержимость в работе, за какую-то особенную целеустремленность и сосредоточенность ей, не инженеру пока, а технику, доверили отдел, сделали прорабом по электромонтажу.
Два комсомольских участка стройки, возглавляемые девушками-прорабами, находились в постоянных исканиях: как преодолеть объективные трудности, как обеспечить досрочное выполнение монтажа?
Строители отставали, невозможно было начать монтаж главного распределительного устройства. Тогда главный инженер решил пустить станцию без главного щита, временно заменив приспособлением коммутацию. Но Елена Джапаридзе предложила смонтировать щит вне станции. Для этого требовалось переделать схему соединения узлов, настроить и испытать, а потом по частям, в специально для этого продуманных прорабом кассетах, через оконные рамы перенести внутрь здания и установить. Никто никогда не делал подобного раньше. Но по проекту. Джапаридзе работа была выполнена прекрасно.
Запаздывание строительных работ ставило под угрозу пуск ЦЭС. Люда Волнистова первая организовала работу на своем участке в две смены. Первую смену мы работали по монтажу, вторую — как строители, обеспечивая себе фронт работ на завтра.
Люда первая отказалась от руководства иностранных специалистов при монтаже оборудования. Разобралась сама в схемах и чертежах и этим обеспечила большую экономию валюты.
Соревнование комсомольских участков велось по всем направлениям, захватывало все стороны нашей жизни: выпуск стенгазеты, организацию техучебы, работу «постов сквозного контроля», чистоту и порядок в общежитии…
Авторитет прорабов был огромный. Большая группа рабочих участвовала тогда в прокладке кабеля. Ругань плотно «висела» над потными спинами рабочих, тянувших кабель. Но вот раздается свист: приближается одна из комсомолок-прорабов, Елена или Людмила, и все стихает мгновенно.
Люда никогда не повышала голос. Будто извиняясь, иной раз краснея, давала она задание, но не выполнить его было невозможно. Порою забавно было видеть, как маленькая девушка с детским лицом, в телогрейке, стоит около бригадира Васи Спасова — огромного парня, смотрит на него, закинув голову назад, а он, переминаясь с ноги на ногу, утирает пот на лбу кепкой, часто кивая головой:
— Так, хорошо, Люда, все в аккурат сделаем.
Людмила Волнистова как-то сразу завоевала уважение и любовь коллектива. Она была в курсе всех дел на стройке, всюду мелькала ее фигурка, успевала она и записать в тетрадке предложения и мысли ребят, а потом добиться нужного решения.
Магнитострой был фронтом, где вспыхивали и разгорались очаги новаторства, шел поистине героический труд. Возникали первые ударные бригады. Шло освоение горы Атач, сооружение плотины, монтирование мощной дробилки «Тэйлор» — всюду появлялись свои герои. Здесь ставились мировые рекорды по числу замесов бетона, количеству заклепок, за смену вгоняемых в тело домны. Мы жили под лозунгами: «Даешь кокс!», «Даешь чугун!», «Даешь ток!»
Наши комсомольские прорабы Елена Джапаридзе и Людмила Волнистова направляли соревнование рабочих бригад, поднимали инициативу молодежи. Легко загореться, придумать что-либо, а вот все рассчитать и учесть, выбрать главный, решающий участок — дело особенно сложное в условиях такой огромной стройки. Наши прорабы полностью оправдали доверие, им оказанное.
На участке Люды началось такое замечательное дело, как технические занятия с рабочими. Арматурщики, бетонщики, чернорабочие, немного подковавшие себя на вечерних курсах монтажников, должны были стать настоящими спецами. Волнистова твердо была уверена в этих людях и взялась руководить их учебой. Она пришла в бригаду с четко продуманным планом.
— Я думаю, товарищи, вам будет полезно заняться техническим вооружением. Давайте для начала ознакомимся с аппаратурой и оборудованием. Я предлагаю провести экскурсию на стройку, на склад, на ВС № 2.
С этой экскурсии техчас стал такой же непременной частью жизни бригад на участке Волнистовой, как и летучки. На летучках подытоживался результат дня, вносились предложения. Если предложения были ценными, Люда давала им тут же ход, переносила опыт одной бригады в другие. Однажды на летучке рабочие заявили:
— Хотим давать встречный, но не знаем на сколько. Мы впервые на этой работе.
Теперь у Волнистовой главной заботой стал встречный план, который составлялся вместе с рабочими. В итоге на две недели раньше срока был закончен монтаж, возникла возможность быстрее и лучше подготовиться к испытаниям и пуску станции, тем более что на участке Волнистовой каждый был вооружен планом, знал задание. Дружно, напористо шла работа, без простоя и перебоев.
С того времени прошло почти 50 лет, а образ маленькой девушки с тихим голосом встает перед глазами. Да и кто из тех, кто работал с нею в штормовые годы первой пятилетки, мог забыть Волнистову? Приехав в Магнитогорск в 1968 году, я встретилась с ветеранами стройки. Все отлично помнят Люду, у всех теплели лица, когда говорили о ней:
— Голос у нее был действительно негромкий. Если что не так, взглянет тебе в лицо серьезно так, глубоко, и не по себе становится.
— Когда бы ни пришел на работу, она уже здесь. План доведет до каждого. Всегда у нее все расписано.
— Да, для нее не было слов «не сделаем», «не успеем». Сдвинет бровки, сожмет губы и молчит, пока ты ей свои доводы приводишь, а потом спокойно так скажет: «План ломать нельзя. Вы сами понимаете, как все тогда покатится, если сроки хоть раз передвинем. Вот сейчас иду в общежитие строителей. Подниму их на бетон. Он будет уложен в срок. Это уже предусмотрено встречным планом двух бригад».
— А помните, как она предложила «штурмовать здание», когда строители не успевали? Мы тогда все пошли на распалубку верхних этажей…
Мало кто из рабочих и мастеров знал, как зовут по отчеству комсомольских прорабов Елену Джапаридзе и Людмилу Волнистову, а поклониться при встрече, улыбнуться им никто не забывал.
Откуда у 18-летней девушки, московской комсомолки, взялось такое умение работать, организовывать большой коллектив, так понять все тонкости ведения электрического монтажа? Откуда у нее и эта настойчивость, это горение в работе?
Много находилось на стройке таких, что с энтузиазмом брались за любое дело, но проходило время, и сказывалась усталость или нехватка знаний. Обиды, неурядицы снижали пыл, и человек мог отойти от дела и сказать, пожимая плечами: «Да что мне, больше всех надо?» С Людой этого не могло случиться. Большую роль в жизни Люды сыграл ее отец, большевик с 1924 года, И. М. Волнистов. Рабочий, потом выдвиженец, сумевший на 56-м году жизни закончить Промышленную академию, он у себя на дому организовывал курсы для рабочих. Всю семью именно он воспитал глубоко партийной.