На встречу в Магнитку в семьдесят пятом году Николай Гастилович приехать не смог. В те дни он провожал в последний путь своего брата Антона. Начав армейскую жизнь с рядового солдата, он стал генерал-полковником, командующим знаменитой 18-й армией.
…На исходе зимы тридцать второго года нас постигло большое несчастье. Тяжелый валун, скатившийся в забой, придавил Васю Зинкова из группы машинистов. Печально и торжественно стояли мы в клубе горняков у гроба погибшего товарища. А летом во время прополки овощей в подсобном хозяйстве утонул в Урале Коля Франчук.
Но ни грохот ночного обвала, ни бессмысленная гибель Коли Франчука не могли погасить высокого порыва. Душевные силы, личные переживания — все устремлялось к короткому, как выстрел, слову — «Даешь!» Комсомольцы Магнитостроя решили своими силами построить домну № 2, нареченную «Комсомолкой». Это проверка боеспособности каждой комсомольской ячейки. Нашей — тоже. Строим домну, не ведая, что строим себя, учимся мужеству, которого от многих скоро потребует Родина…
Дорога моей памяти боевая комсомолия горпромуча, памятны наши комсомольские субботники. Ночью на строительстве домны носили на себе кирпич. Поднимались с ним на четвертый ярус. Это тридцать пять метров высоты по шатким деревянным настилам. Глянешь вниз — море огней. И вдруг на всей площадке погас свет. Один неверный шаг в темноте — и сорвешься. Кто-то из наших запел песню, ее подхватили все, и страха как не бывало.
Я учился в группе машинистов электровоза. Но проработал машинистом немного. В 1932 году в горпромуче вступил в партию, и партком Горы вскоре направил меня на учебу в Саратовское танковое училище. После училища был политруком танковой роты. И снова направлен на учебу в Военно-политическую академию имени Ленина. Комиссар штаба бригады. Начальник политотдела бригады. И тут война началась. Наша бригада вела жестокие бои на Северо-Западном фронте…
В начале тридцатых годов мы еще не ощущали надвигающейся смертоносной схватки с фашизмом, но к обороне страны себя готовили. На скромную стипендию каждый приобрел противогаз. Часто устраивали в них пробежки, учились метать гранаты, ходили на лыжах. Свой поэт Вася Милованов писал:
…Берем у солнца горячие ванны,
Закаляем тело прохладой вод,
И гранат боевое метанье —
Все за славный значок ГТО.
…Помни, наши границы закрыты
Ворошиловским строем ребят,
Но набеги врагов не изжиты,
Ты — в рабочей спецовке — солдат.
Высокий, голубоглазый, очень рассеянный Вася Милованов жизнью оплатил значимость своих поэтических строк. Еще до войны закончил летное училище. Нападение врага встретил в воздушном бою. Теперь его имя навечно выбито на бетонной плите у здания управления горно-обогатительного производства комбината. Рядом — имена его товарищей по горпромучу — Лени Копылова, Саула Пукшанского, Максима Головачева… Их следы не сохранились на камнях и железе горы Магнитной — они здесь, на этой плите, на которой застыл советский солдат в последнем броске атаки.
В дни встречи в семьдесят пятом году встали здесь в почетном карауле бывшие горпромучники, ветераны войны Борис Вертянков, Петр Монстаков, Николай Бекреев, Алексей Бутаков… Вглядываясь в поседевшие виски друг друга, вспоминали, как в дни своей юности, не думая о войне, ходили в трудовые атаки.
…Я до сих пор не расстаюсь с комсомольским билетом, выданным мне в 1932 году. После горпромуча работал в электровозном депо. До ухода в армию был секретарем комитета комсомола. Отслужил в армии, вернулся и снова — на свою Гору. Но тут началась война. С первых дней войны воевал в 64-й морской пехотной бригаде, которая за оборону Москвы получила орден Красного Знамени. Это вроде и мой орден. Да еще медаль имею — «За отвагу». Потом был Западный фронт. Вернулся с войны в звании капитана, но с тяжелой контузией. Лежал пластом в госпитале. Больше года ходил на костылях. Магнитка подняла. Опять работал на руднике, диспетчером. И учился в вечернем институте. Несколько лет был на партийной работе. Теперь тружусь в системе гостехнадзора. Награжден орденом Октябрьской Революции. Кстати, и живу на улице Октябрьской.
Моим другом на всю жизнь стал наш однокашник Петр Монстаков. Он тоже фронтовик, имеет много боевых наград. С Петром вместе мы учились в институте. Отличился на фронте наш тихий химик-лаборант Алеша Бутаков: он кавалер двух орденов Отечественной войны и ордена Красной Звезды. А после войны, вновь увидел его в белом халате лаборанта, работает в Центральной лаборатории комбината. Вырастил трех сыновей.
Сыновья и дочери горпромучников. Они теперь свершают дела, о которых не помышляли их отцы и матери. Тося Вечерова сообщает, что два ее сына — инженеры-ракетчики: «А я им про то, как начиналось все тогда, в первой пятилетке, в «громаде каждодневных дел», в котловане домны, за партой, на комсомольских субботниках. Помню, прибыли крытые вагоны с импортным огнеупорным кирпичом для кладки печей. Каждый кирпич обернут в непромокаемую бумагу. Идем на разгрузку и цепочкой вдоль вагонов бережно передаем из рук в руки тяжелые бумажные свертки: «Не кирпичи разгружаем — золото»…
Выключаться из темпа, из стремительного круговорота жизни не приходилось ни днем, ни вечером. Проводим в бараках, где жили горняки с семьями, атеистический вечер с показом несложных химических опытов, ведем занятия в ликбезе, представляем Живгазету. Ее возглавляла председатель совета коммуны химиков Вера Кротова. Самодеятельные артисты пели:
Мы — живгазетчики,
Мы не баяны-соловьи,
Мы только гайки
Великой спайки —
Одной трудящейся семьи.
Свершалась в каждом невидимая плавка железной руды, переплавляла характеры, закаляла волю, убеждения. В клубе горняков приехавший на гастроли Ижевский театр показывал «Чудесный сплав» Киршона. Не пропустили ни одного спектакля. Это ведь мы — чудесный сплав. Это мы, говоря словами Маяковского, спаялись с классом.
Стихи Маяковского читает со сцены клуба Леля Плаксина. Маленькая, изящная, с высокой короной волнистых каштановых волос. Дочь учителей из Нижнего Тагила, она отличалась не присущей нам интеллигентностью. Но это-то больше всего смущало Лельку, и она иногда говорила нарочито резко. Ее голос твердел, передавая ударную силу стихов поэта-трибуна. Однажды в программу Лели попал и мои стихотворный опус. Что говорить, не было в нем настоящей поэзии, художественной выразительности. Помню одну строку: «…и за стенкой слышен коммунизм!» Но Леля читала с особым подъемом. Мы-то уже жили коммуной! Всем существом ощущали «веселье труднейшего марша в коммунизм».
В нас кипели бурные эмоции. Иногда выплескивались в бесхитростные рифмы о себе, о своем коммунарском быте:
…Мы сами белье постираем,
мы сами заплаты пришьем,
а вечером в шашки сыграем,
Кольцова в газетах прочтем…
…Помню и хорошее, и тяготы, выпавшие в то далекое время на нашу долю. Продуктовые карточки, жиденький суп в столовой, теснота в общежитии-бараке. Но до сих пор считаю образцом работу тогдашних школьных комсомольских и профсоюзных организаций. Их влияние чувствовалось каждый день в каждой группе. Наши комсомольские вожаки Ахтямов, Вайнштейн, Шадур добивались в трудных условиях главного — сплочения коллектива, воспитания преданности Родине.
Постоянный контроль за учебой, регулярное проведение собраний, систематическая проверка общественных поручений — все это создавало в коллективе какую-то особую рабочую атмосферу.
Комсомольское бюро и профком пользовались незыблемым авторитетом. Их руководители это понимали и давали общественные поручения, что называется, «твердой рукой». Иногда даже слишком твердой. Мне, например, профком поручил однажды написать пьесу из жизни школы. Увы, несмотря на самое искреннее желание соблюдать профсоюзную дисциплину, я не оправдал надежд нашего боевого профсоюзного органа. Жаль, конечно, но что поделаешь…
Кое-кто не выдерживал коммунарской дисциплины, порядка, вихревого темпа и покидал школу. Неожиданно уехал наш ишимский однокашник Николай Акулин. В Ишиме стал шофером и… заскучал. Прислал в горпромуч любительский снимок: сидит у своей «трехтонки». А на обороте надпись: «На память всем вам шлю я «личность», хотя не бодро она глядит. Так знайте, что она тоскует, что не осталась в Магнитке жить…» Ему не ответили.
…Вот уже 38 лет я в партии. Всегда среди людей, всегда с коллективом. Бессменный секретарь парторганизации. Но и теперь в день партсобраний надеваю самое лучшее платье. Для меня это особый день, как бывало в нашей комсомольской юности. Тогда в день комсомольского собрания я чистила до блеска пуговицы на своей гимнастерке. И мне казалось: я иду на собрание в лучшем наряде…
В мае 1931 года склоны горы Атач огласил тысячеголосый возглас «Даешь!» Участники митинга приветствовали первый состав с рудой, прогрохотавший по рельсам горы Магнитной. Машинисты экскаваторов грузили думпкары сверх меры. Удельное давление на рельсы оказывалось столь мощным, что они не выдерживали. Паровозы немецкой фирмы «Оренштейн Коппель» шли под откос. Сухой подтянутый шеф-монтер фирмы мистер Шмидт заявил: