И так ежедневно. Обычная корреспондентская работа: походы и бои, артобстрелы и бомбежки, рассказы о героях живых и павших, репортажи с переднего края, с линии огня… И где-то в глубине души — поиски своей темы, того, чему можно было бы посвятить свое творчество целиком, в чем проявилась бы самобытность писателя.
В этой связи примечательна встреча, происшедшая на фронте. Газетчик и командир подразделения беседовали о только что закончившемся бое. Разгоряченный майор характеризовал своих солдат: и тех, кто, выдержав бой, остались живы и сейчас готовились к новой атаке, и тех, кто отдали свою жизнь во имя победы, кто, как горячо убеждал майор, больше всего заслужили право быть упомянутыми в газете. Только поздним вечером за ужином разговор вдруг перекинулся совсем на другую тему — о детях. И майор рассказал о мальчике, бежавшем вместе с отцом из занятой фашистами Феодосии и укрывшемся в старокрымском лесу. Майор вовсе не одобрял того, чтобы мальчишки участвовали в боях, но что же было делать с пацаном, если в городе его все равно загубили бы фашисты.
— Он был у нас в партизанском отряде разведчиком, — говорил майор. — Мы старались беречь его. Но разве уследишь. Все время просился в бой. Единственное, что его иногда удерживало, — это страсть к рисованию. Как он рисовал! До сих пор простить себе не могу, что не настоял, не отправил его на Большую землю…
Этот разговор запал в душу журналиста, запомнился на годы, не давал покоя. Но надо было еще пройти по полям сражений до дня победы, побывать в Венгрии, Австрии, на Дальнем Востоке, прежде чем удалось попасть в Крым, в Феодосию, побродить по старым партизанским стоянкам в старокрымских лесах. Прошли годы в упорных творческих поисках, во встречах с людьми. Среди них были бывший командир бригады Восточного соединения партизан Крыма Александр Куликовский, бывший командир комсомольско-молодежного отряда Алексей Бахтин, феодосийский подпольщик Николай Богданов. Каждый вспоминал какую-нибудь черточку, дополняющую облик мальчика-художника.
В 1958 году в Крымиздате вышла повесть Якова Ершова «Витя Коробков — пионер, партизан». Военный журналист нашел свою тему. С тех пор он пишет только о детях, только для детей. И в этой теме его привлекают прежде всего истоки мужества, военно-патриотического воспитания юношества, любви к Родине, к ее героям.
Книга написана, казалось бы, без особых претензий. Незамысловат и ее сюжет. О жизни мальчика рассказывается несколько даже буднично. Учеба, рыбалка, поездка в Артек, увлечение рисованием… Мне хочется привести лишь два свидетельства того, как постепенно формируется характер мальчика, развивается его любовь к родной природе, его готовность к подвигу.
Первый случай произошел на рыбалке.
«— Славка, смотри: всходит солнце! Смотри, смотри: встает прямо из воды.
— У тебя клюет, — перебивает Славка.
Но Витя не смотрит на удочки. Нельзя из-за какого-то бычка пропустить восход солнца!
Витя любит эти тихие утренние часы на море. Впрочем, он мог бы просидеть на берегу весь день и не заскучать, как Славка. И часто он удивлялся: неужели Славка не понимает красоты моря, не чувствует прелести ярких, то и дело меняющихся красок?
Первый золотистый луч солнца сверкнул из-за облака и, прорезав воду, затерялся в ее глубинах. Непременное желание запечатлеть только что виденное охватило Витю. Он торопливо воткнул удилище в песок, достал альбом и коробку цветных карандашей.
Славка скосил глаза на Витю и недовольно поморщился:
— Ну, теперь прощай рыбалка, — проворчал он».
А вот разговор с отцом, уже во время войны, в оккупированной гитлеровцами Феодосии. Отец работал тогда в открытой оккупационными властями типографии.
«— Папа, — спросил Витя, глядя отцу в глаза. — Зачем ты служишь немцам?
Вопрос был настолько неожиданным, что отец вздрогнул.
— Оставь, сынок! — сказал он, отводя в сторону усталые глаза и слегка отталкивая сына. — Оставь.
— Почему оставь? — запротестовал Витя. — Я знаю — это предательство — служить оккупантам. Вон они какие… звери… Наши бьются, гибнут за нашу землю, за нас… — губы у него задрожали, — а ты… — Витя отвернулся, щеки его залил яркий румянец, — лучше бы шел к партизанам, — чуть слышно прошептал он.
Отец смотрел на него с невольным удивлением. Он не ожидал таких слов от сына, мальчишки, не был готов к этому разговору и не знал, что отвечать. Он встал, прошелся бесцельно по комнате, снова сел и положил сыну на колено твердую, с въевшейся типографской краской руку.
— Слушай, сынок, — мягко сказал он. — Давай оставим это. Что ты заладил: партизаны да партизаны. За такие разговоры, дойди они до них, — он кивнул головой за окно, — знаешь, что будет?
— Знаю, — резко ответил Витя, глядя на отца в упор темными горящими глазами. — А помнишь, ты мне рассказывал, как боролись коммунисты против буржуев и против царя? Они себя не жалели и не боялись. Надо бороться и тогда победишь! Как Чапаев, Щорс, Дзержинский… Да мало ли… У нас, в Феодосии, матрос Назукин. Ты сам рассказывал…
Что мог ответить отец? Да, он учил сына быть прямым и честным, смелым и отважным. Мальчик возмужал за эти трудные месяцы, он все понимает. Но он не знает, как сложна жизнь…
— Папа, а у меня листовка есть, — неожиданно сказал Витя.
Отец рывком поднял голову:
— Какая еще листовка?
— А вот она! — Витя вынул из кармана листовку и развернул ее. — Смотри, что тут напечатано: «Смерть немецким оккупантам!»
— Ну, это уже слишком, — потянулся к нему отец. — Носишь в карманах! Дай-ка сюда!
Витя отпрянул. Отдать листовку! А что сделает с ней отец! Порвет? Выбросит?
— Нет! — вскочив, крикнул он. — Она моя! Я ее нашел.
— Виктор! — сдерживая себя, говорил отец. — Ты отдаешь себе отчет?.. Да если ее найдут в нашем доме!..
— Пусть, пусть! Пусть находят, я не боюсь. Это ты боишься. — Витя осекся: как он разговаривает с отцом! Но и отец никогда не был так резок с ним.
Михаил Иванович отошел к окну, нервно забарабанил пальцами по стеклу.
— Ты умеешь хоть обращаться с такими вещами? — спросил он. — Говорю: дай сюда!
— Не дам, ни за что! — Витя перебежал на другую сторону стола, поближе к двери. — Тут сказано: передай товарищу. Я передам, найду кому передать.
Мать Вити Виктория Карповна давно прислушивалась из другой комнаты к бурному разговору. Она тихонько подошла сзади и хотела взять листовку из рук сына.
— Не тронь! — крикнул Витя. — Это мое!
— Сынок, отец дело говорит, — сдержанно сказала мать.
Витя отскочил к двери.
— Не отдам, — твердо сказал он. — Это наша советская листовка. Она от Красной Армии. А если вы меня с ней домой не пускаете, то ладно: уйду, уйду!
И он опрометью выбежал из дома».
Простота изложения, убедительность жизненных состраданий заставляет верить в правдивость всего сказанного, в достоверную точность нарисованного писателем образа. Уже приведенные строки подготовляют нас к сцене в тюрьме, к сцене допроса Вити, когда он проявляет невиданную стойкость, ведет себя действительно геройски.
Юный читатель особенно не любит фальши. Он обнаруживает ее с первого же неосторожного и не к месту вставленного слова. И тогда уже никакими силами не заставить его продолжать чтение и тем более полюбить книгу. Мне приходилось наблюдать в библиотеках, как ребята после прочтения возвращали книгу о Вите Коробкове. Они охотно рассказывали о ней и неизменно просили: «Дайте что-нибудь такое же. Про героев». Однажды мне пришлось присутствовать на вечере в школе, где ребята исполняли любимые песни Вити Коробкова. Откуда же они о них узнали? Оказывается, из книги Якова Ершова. Я читал повесть и как-то не обратил внимания на то, какие песни любил пионер Витя Коробков. А дети отыскали разбросанные по тексту книги упоминания о таких песнях. Их оказалось около десятка: и «Веселый ветер», и «Орленок», и «Идет война народная…» Слушая эти песни в исполнении школьного хора, я думал о том, как важно авторам детских книг учитывать и любознательность своих читателей, и их темперамент и всегда быть точным в обрисовке характеров своих героев.
У литераторов, пишущих для детей и юношества, есть и еще одна особенность, которую мне пришлось наблюдать и о которой хочется сказать. Связь писателя и читателя здесь особенно ощутима и отличается неизменным постоянством. Ни на одну книгу, пожалуй, не поступает столько отзывов от читателей, как на книгу для детей. Не избежала этой участи и повесть Ершова «Витя Коробков — пионер, партизан».
О чем же все-таки пишут юные читатели автору только что прочитанной ими книги? Не только о том, что книга понравилась. И не только о том, что они хотели бы подражать изображенному в книге и полюбившемуся им герою. Хотя и такие письма составляют значительную долю писательской почты и определенным образом говорят о том, что книга попала в цель.
Но мне хочется отметить другое, весьма примечательное и показавшееся мне чем-то новым во взаимоотношениях писателя и читателя. Высказав свое суждение о книге, сказав, что герой им нравится и они хотели бы быть такими же мужественными, настойчивыми и смелыми, как он, юные читатели сообщают о себе, о своей учебе и жизни, об успехах и промахах. Они как бы рапортуют писателю и в его лице герою полюбившейся им книжки, сверяют свою жизнь по своему идеалу.
Мне думается, что такие письма свидетельствуют о большой жизнеутверждающей силе книги. Они как бы подтверждают, что книга действует, борется, активно участвует в воспитании нашего молодого поколения. И сам собой напрашивается вывод: видимо, писателем верно найден герой, способный увлечь ребят, вызвать у них желание подражать, следовать его путем. Немалое значение имело, конечно, и то обстоятельство, что герой книги взят писателем непосредственно из жизни, и с этой точки зрения он очень близок юным читателям.
Героя своей новой повести «Ее называли Ласточкой» Яков Ершов также увидел на фронтовых дорогах. Как-то в редкую минуту откровенности Яков Алексеевич рассказывал мне о том, как возник замысел повести, где были увидены ее основные герои. И опять мысленно перенеслись мы с ним во фронтовую