это идут барбудос: Кастро в ушанке, Хрущев в «пирожке» и бороды, бороды, бороды – как символ молодости и боевого задора. Не мавзолей, а «остров Свободы».
В тот год по Москве особенно бурливо народные гуляния происходили, веселился народ от души – уж больно много славных событий объявилось: и вынос мумии Вождя Народов из мавзолея, и очередное разоблачение «культа личности», и Гагарин в космосе, и Бога точно нет, и Фидель с сотоварищами на трибуне… Но народная молва и вкупе с ней народная мудрость, поскольку ни та ни другая не способны различать – уже туманно пророчили: «Погодите, то ли еще будет»!
А пока суть да дело, катилась по столице праздничная кутерьма, в которой я тоже участвовал и с превеликим для себя удовольствием. Однако метаться одному в этой буче, боевой и кипучей, было мне не с руки: все девицы парочками обычно ходят, без второго нету клева. Посему решил я приобщить к общему делу кого-нибудь из приятелей своих, но обязательно человека понимающего, имеющего вкус к развлечениям подобного рода.
Наиболее подходящей кандидатурой казался мне Саша Лейбман, коренастый крепыш с крупными чертами лица и большими коричневыми глазами, от влажноватого блеска которых особи женского пола вмиг теряли душевное равновесие.
Саша Лейбман считался на Покровке своим и пользовался всеобщим уважением, как непререкаемый авторитет в области потребления нетрадиционных спиртных изделий. Был он обыкновенным пьющим человеком, но как еврей выделялся степенностью, рассудительностью, начитанностью и любознательностью.
Склад ума имел Лейбман скептический, а взгляды его носили ярко выраженный натурфилософский характер с сильным уклоном в эмпириокритицизм.
Познания свои об окружающем нас мире Лейбман, имевший незаконченное среднее образование, приобретал путем личного опыта, а о мирах иных — из научно-фантастической литературы. Благодаря этому, а также врожденной способности к афористическим обобщениям, он при личном общении без труда поражал воображение и овладевал умами вступавших с ним в беседу индивидов. Представители широких масс трудящихся, обитавшие на Покровке, с благоговением выслушивали информацию о том, что:
– Алкоголь является пищевым средством в том отношении, что один грамм его при полном сгорании дает 7,18 калорий.
Или:
– Путем многократных экспериментов установлено, что одноразовое потребление во внутрь целого флакончика жидкости для укрепления волос марки «Кармазин» на основе 96 % спирта эквивалентно распитию одной бутылки портвейна объемом 0,5 литра, и к тому же действительно способствует исчезновению перхоти.
Не без интереса воспринимались и сведения, так сказать, «аггадического» характера:
– Левиафан произошел от человека из колена Леви, который не послушался Моисея и остался в Египте, за что Бог превратил его в бегемота.
Выпить мог Лейбман очень много, но пьяным себя на людях не представлял, а, наоборот, держался всегда с добродушным достоинством. Вот и в этот незабываемый вечер, когда, согласившись на мое предложение – подышать свежим воздухом, он, благоухая ароматами цветочной парфюмерии и перегара, покинул отчий кров и отправился на поиски приключений, его настроение было целеустремленно-возвышенным. Мое же настроение можно было бы охарактеризовать как целеустремленно-возбужденное, ибо на дому у Лейбмана принужден был я выпить с полбутылки достаточно мерзкого на вкус алкогольного напитка, который из соображений престижа носил скромное имя «Солнцедар».
Распитие сего напитка состоялось в компании с Сашиным папаней – почтенного вида пожилым евреем с фиолетово-пузырчатым носом, двумя его великовозрастными сыновьями от первого брака и толстомордым бугаем по кличке «Фадей» – личностью, хорошо известной в нашей округе всем без исключения участковым.
Разговор за столом шел о перипетиях армейской службы, и каждый, включая папашу-ветерана, силился вспомнить нечто особенное. Однако Саша как всегда затмил всех, рассказав с элегантной непринужденностью, весело и добродушно, историю, как он выразился, своего спортивного подвига.
Ух ты, ах ты, все мы космонавты![105]
– Службу свою проходил я в отряде морской пехоты на одном из Курильских островов. Дело было как раз под майские праздники. Начальство приказ из штаба флота получило: «Активизировать усилия по укреплению смычки между доблестной советской армией и народом». Для выполнения приказа командования решено было устроить показательный товарищеский футбольный матч нашего батальона с соседним рыболовецким совхозом-миллионером. Установка была бескомпромиссная – выиграть и тем самым продемонстрировать нашу отличную физическую и моральную подготовку.
С моральной подготовкой у нас все было отлично: мы перед матчем спиртяшки вмазали. С физической после этого, сами понимаете, – несколько хуже. Но совсем плохо дело обстояло с экипировкой, поскольку спортивную форму «сундук»[106] наш в этом же совхозе давно запродал, а деньги пропил.
Потому мы вышли на поле по-армейски – в семейных трусах, тельняшках да флотских ботинках вместо бутс, чему зрители несказанно обрадовались. А команда у совхоза, надо сказать, была солидная, они на балансе у себя всяких там профессионалов спившихся держали. Ну те, понятное дело, как нас увидели, то расслабились и порешили, что такую шантрапу задавят как котят.
Но ошиблись, козлы, жестоко. Нас от унижения да шуточек хамских ихних болельщиков такая злоба взяла, что разнесли мы их в пух и прах, как дворовую команду пацанов-малолеток.
За этот подвиг спортивный получили мы от командования наградные, а так же увольнительную с правом поездки на материк, в город.
Как и с кем мы в городе этом развлекались – не помню, ибо осознал я себя как мыслящую личность только рано утром, часов эдак в шесть, когда уже светло было. И вижу я себя, но как бы со стороны, откуда-то сверху, и понимаю, что лежу по горло в воде, на каких-то ступеньках, а вокруг косматые клубы пара теснятся. И в этом переходе от незаметного к заметанному слышу я внутри себя некий голос, рассуждающий о жизни и смерти. И разъясняет этот умный голос мне, что причин смерти бесконечно много, а средств, поддерживающих жизнь, очень мало. Потому даже сама возможность проснуться утром должна рассматриваться как чудо.
– Понятно тебе? – спрашивает голос меня.
– Так точно, – отвечаю я ему, – все мне понятно, я, как-никак, гвардии сержант, должен соображать быстро.
– Ну, тогда просыпайся, просыпайся скорей, – говорит мне тот же голос, – чего валяться-то зря.
И тут я окончательно проснулся. И вижу, что лежу я действительно в воде, а рядом со мной сидит мужская фигура и внимательно на меня смотрит.
– Где это я? – спрашиваю я фигуру, которая вмиг оживилась, и взаправду оказалась мужиком. И мужик этот, обрадовавшись, что я жив и даже по-русски говорить могу, разъяснил мне, что находимся мы в открытом плавательном бассейне им. Лизы Чайкиной, куда я пришел вчера, уже под закрытие, со своими боевыми товарищами и какими-то «мартышками». Но когда военный патруль, вызванный доведенной до отчаяния администрацией, их всех замел, я почему-то остался, видать, по недосмотру.
– Вон и форма твоя на лавочке лежит, это я ее подобрал. Там у тебя папиросы есть, хочешь, сплаваю, принесу?
Он уплыл и вскоре вновь материализовался из тумана, держа в зубах пачку «Беломора» и зажигалку. Мы закурили.
– Ну, а ты-то что здесь делаешь?
– А ничего. К жене хахаль нагрянул, куда деваться? Вот и плаваю здесь всю ночь да тебя сторожу, чтобы дуриком не утоп – тоже дело. Сейчас бы принять в самый раз, согреться, да у меня денег ни копейки нет. А то бы я мигом принес. Тут аккурат при самом бассейне бабка одна живет, так она первачом день и ночь торгует. Классная вещь!
Нашел я в потаенке бушлата заначенные на черный день деньги и дал ему. Он взял их в зубы и скрылся в тумане – уплыл и больше уже не вернулся. Вот я и думаю теперь:
Ну, а что, если гуманоид? – то есть обычный мужик, и действительно козел такой, то, может, и потонул он на радостях, кто ж его знает?
Я, помнится, подождал его с полчаса, да и в город пошел. Смотрю, а навстречу капитан наш бежит, и морда его аж позеленела от страха, так, видно, перетрухнул, бедняга. Как завидел меня – плюнул в сердцах и пошел назад.
дом он тоже
знаешь как
чувствует он
всем фундаментом
так же
как и мы
то что и мы
думаем
а знать знает
может быть и побольше нашего
очень может быть
и очень даже побольше
чем те же мы[108]
И вот, когда наконец очутились мы с Сашей на улице, в жизнерадостной толпе москвичей и гостей столицы, всосавшийся в кровь алкоголь оказал таки свое порочное действие на наше подсознание. И, повинуясь исключительно зову плоти, целеустремленно направили мы стопы свои на стезю греха, чтобы там, говоря словами Фрейда, удовлетворять свои сексуальные импульсы гетеросексуальным путем.
Сначала двинулись мы прямиком в сторону Красной площади, где можно было играть в «ручейки» и танцевать под «гитару и баян», но, в конце концов, оказались около Троицких ворот Кремля, рядом с Манежем, в компании двух миловидных тетенек средней упитанности, которые «клюнули» на Сашу, наш бодрый возраст и связанные с ним возможности.
И уже в игривой беседе начали мы прощупывать различные варианты совместного времяпровождения, как вдруг неподалеку от нас появилась из вечернего мрака, насыщенного волшебными тенями и мутными отсветами московских фонарей, небольшая группа, человек восемьдесят. В них сразу же опознали мы кубинцев, поскольку одеты были они в знаменитую униформу, и во главе этой группы размашисто шагал бородатый гигант с сигарой во рту – сам товарищ Фидель Кастро Рус.