— Что она, специально, увидев меня? — спросил Юра, подходя к Наде.
— Да, — просто ответила та.
— Чего так?
— Я попросила. Мне хочется именно сегодня побыть с тобой. Но не прими это как извинение за карикатуру и не подумай, что собираюсь тебя ругать. Скажу только, что я достаточно насмотрелась на пьяных родителей, пока их не лишили родительских прав. А в детдоме при живых-то отце с матерью… — Она горестно покачала головой.
— Больше не будет, Надюша.
— Я не жду обещаний и ничего не требую. Просто предупреждаю.
— Понял.
— Вот и хорошо. А теперь пойдем в парк. Люблю гулять в нем: раздолье и дышится свободно.
Они свернули в переулок и будто нарочно пересекли ту самую дорожку, по которой катили тогда с Сенькой детскую коляску. И вот вновь скрестились их пути с Корниловым. Ну ладно, тогда пацаном был, но теперь-то не мальчишка, пора за ум взяться. Иначе не только эта милая девушка — вся жизнь мимо пройдет.
Как в кино, кадр за кадром, увидел печальную маму на свидании в колонии, строгое непроницаемое лицо деда Архипова на сегодняшнем суде, разноцветного Семена, вспомнил ночной разговор с воспитателем, драку с «бугром», услышал суровые слова ребят из бригады, сказанные в курилке…
— Мне нравится ваш бригадир, — прервала молчание Надя. — Как у тебя с ним?
— Сама видела. Стоило мне посидеть на том стуле после Головлева и…
— Послушай, чего тебя опять на эту тему потянуло? Договорились ведь.
— У кого что болит…
— Ладно, этим, как корью, сам переболей. Потом. А сейчас лучше слушай, как птицы щебечут, листья шумят. Ой, смотри, белочка! — закричала она, показав на ближайшую сосну.
По стволу шустро спускался пушистый зверек. Смело подбежав к ним, белка села на задние лапки и протянула передние, зорко поглядывая на их руки.
— Смотри, просит. У тебя ничего нет?
— Не ждал, не запасся. В другой раз захватим.
Оценив обстановку, зверек недовольно повернул назад и снова вскарабкался на сосну, чтобы дождаться другую парочку, более догадливую или, может, по его мнению, более щедрую.
— У тебя была девушка? — спросила Надя, внимательно разглядывая поднятый с земли желудь.
— Нет. Когда и откуда? А у тебя?
— Девушки и у меня не было, — засмеялась Надя. — Если не считать Вали.
— А парень? — смущенно спросил Юрий.
— Тоже, — тихо ответила Надя и покраснела. — Пойдем угостим белочку желудем.
— Больно ей нужен с червоточиной, — сказал Юра, поворачивая вслед за ней. — Ей фундук или грецкий орех подавай, а этого добра она и сама наберет.
Он не ошибся. Белочка только взглянула на раскрытую ладонь Нади и отвернула голову.
— Вот видишь, я говорил. Кстати, ты хорошо рисуешь.
Надя укоризненно покачала головой.
— Нет, я безотносительно. Как знаток. Лица схватила, краски подобраны, и юмора не отнимешь. Прямо как охотники Перова, только вместо дичи кружки с пивом.
— А ты что, тоже рисуешь?
— Нет, увлекаюсь чеканкой.
— Да ну! Я давно хочу научиться. Поможешь?
— А чего же. На днях собираюсь портрет Расула Гамзатова выбивать. Приходи.
— А меня смог бы?
— С натуры нет, а с фотографии или — еще лучше — с рисунка можно попробовать. Только, боюсь, не получится.
— Почему?
— Лучше получаются портреты незнакомых людей. Копия и все. А с того, кого знаешь, особенно с тебя, копия не получится.
Они прошли до озерка, расположенного в глубине парка, полюбовались дикими утками, безбоязненно подплывавшими к ним, снова пожалели, что не нашлось корочки хлеба.
Присутствие девушки, теплая погода, золото листьев на фоне еще сохранившейся зелени волновали, и Юре нестерпимо хотелось обнять Надю, погладить ее волосы, поцеловать. Но страх напугать и потерять останавливал.
Расставаясь, уже в темноте, у дверей общежития договорились, что Юра после получки съездит в «Юный техник», купит листовой латуни, изготовит необходимые для чеканки инструменты и тогда Надя придет к нему учиться.
На следующее утро, как обычно, Юра и Николай Филиппович встретились во дворе и направились на работу.
— Ты прости меня, деда, — нарушил Юрий тяготившее его молчание. И совсем по-детски пообещал: — Больше не буду.
— Я-то прощу, да больно ли нужно тебе мое прощение.
— Нужно, — торопливо сказал Юра.
— Спасибо, коли так. Но ты о другом подумай: простишь ли себя сам, когда хватишься, что годы прожил — авторитета не нажил. Он ведь не красивыми словами создается, а красивыми делами, уважением людей.
Юрий удрученно молчал. Возразить нечего: дед прав. Наконец спросил:
— Так что мне теперь делать?
— Ты еще старую не смыл, а уже в новой грязи вывалялся. Думай и работай — больше советов у меня нет. И пощади мать. Сколько можно?
Заканчивая «микрооперативку» в день зарплаты, Максименко, обращаясь к Иванникову и Суворову, сказал:
— Думаю, ребята, вам с первой получки надо сделать подарки матерям.
— Какие? — спросил Юра, досадуя, что сам не догадался об этом.
— Так сразу и не сообразишь. Лучше пошли все в универмаг, поможем выбрать, — предложил Белов.
Как только вышли из цеха, Мишу окликнул какой-то мужчина.
— Я догоню, — сказал Суворов и пошел к нему.
По дороге шутили, обсуждали перспективы «Зенита» в предстоящем завтра матче, подтрунивали над страстным болельщиком Веточкиным.
Архипов уже несколько раз оборачивался и, не видя Миши, начал беспокоиться.
— Кто его позвал? — оборвав смех, спросил он. — Я что-то не посмотрел.
— По-моему, отец, — неуверенно ответил Максименко.
Невольно сбавили шаг.
— И часто он его встречает, Юра? — спросил, останавливаясь, Архипов.
— При мне не было, — ответил Иванников.
— Вернемся, — посмотрев еще раз назад, предложил Максименко.
Обратно шли быстро и молча.
У самого цеха увидели прижавшегося к дереву Суворова.
— Ты что, Миша? — гладя по спине, спросил Николай Филиппович. — Ну, ну, успокойся, тоже мне мужчина.
— Отец… деньги… — сквозь всхлипывания выдавил Суворов.
— Все? — спросил Вывалов.
Миша заплакал громче.
— Ясно, — сказал Вывалов. — Где он?
Суворов махнул рукой в сторону.
— К винному магазину пошел, — прикинул Веточкин.
— За ним, — сказал Вывалов. — Возьми себя в руки, Миша. Мы кадь его не знаем, покажешь.
С трудом успокоив Суворова, направились к дальней проходной, спешили. Когда Миша немного приободрился, из его сбивчивого рассказа узнали, что отец просил пятерку, а когда тот не дал, ударил по лицу и отобрал зарплату.
Максименко, всегда спокойный и выдержанный Максименко, был мно себя! Так надругаться над мальчишкой!
Он невольно ускорил шаг, и они с Иванниковым оказались впереди.
К дверям магазина как раз подходили трое мужчин.
— Сегодня угощаю, — шумел один из них. — И долг отдаю, и вперед забегаю. Дожил наконец, что дармоед первую получку принес.
Суворов! — на всякий случай окликнул Максименко, боясь ошибиться.
Мужчина оглянулся, недоверчиво посмотрел.
— Чего тебе?
— Миша твой сын?
— Ну и что? Ты кто такой?
— Подгони ребят, — шепнул Максименко Юре. — И уходи с Мишей.
Как только Иванников отошел и проскочил перед трамваем на другую сторону улицы, Максименко взял себя в руки и, оттягивая время, представился:
— Я Мишин бригадир. Максименко Олег Викторович. Будем знакомы.
Суворов посмотрел на своих дружков и, видя, что те пожимают плечами и недвусмысленно показывают на магазин, пожал протянутую руку и заторопился.
— Очень рад, но извините: спешу.
— Отойдем в сторонку, разговор есть, — позвал Максименко, видя, что свои уже перебегают дорогу. — Где Миша?
— А кто его знает? Отдал, как положено, деньги отцу и, наверно, домой подался.
Максименко не умел притворяться, и Суворов наконец сообразил, к чему клонит бригадир.
— Ты моим сыном на работе командуй, а в семье я хозяин. Дай пройти.
Его дружки угрожающе придвинулись, но было уже поздно.
— Вот что, ребята, — взял на себя роль судьи Архипов. — Шум поднимать не советую: дорого обойдется. Этот человек, называющий себя отцом, только что ограбил сына, ученика нашей бригады.
— Так что деньги на бочку, — закончил за него Веточкин.
— Еще чего! — возмутился Суворов и замахнулся, но Белов успел перехватить руку да так завернул за спину, что тот чуть не коснулся лбом асфальта.
— Я что, не имею права? — дернулся было Суворов, пытаясь вырваться. — Мишка — малолеток.
— Он ученик рабочего и волен сам распоряжаться заработанными деньгами, — назидательно сказал Архипов.
Понимая, что призывы и объяснения ни к чему не приведут, бригадир потребовал:
— Верни деньги.
— Грабють! — завопил Суворов.
Тогда Максименко, не долго думая, залез к нему в один карман, другой и вытащил смятые деньги. Пересчитал. Сходится.
— Теперь поговорим. Выпрями его, Саша, — сказал он Белову. Тот ослабил зажим.
— Миша рассказывал, что зарплату за тебя получает жена. Так?
— Ну, так, а тебе какое до меня дело?
— Раз не помогает, советую лечиться. Теперь, сам знаешь, можно и анонимно. Хотя тебе это ни к чему. Стыд, я вижу, ты совсем потерял. Верно, не миновать тебе лечебно-трудового профилактория. Но пока прими к сведению одно: если еще позаришься на заработок сына — слышишь ты: хоть раз! — будешь иметь дело с нашей бригадой и милицией. Это я тебе обещаю. А теперь отпусти его, Саша. Пусть проваливает.
По дороге к универмагу встретили ребят, и Максименко передал Мише деньги.
— Спрячь и смотри, чтобы больше не отобрал.
— Не, я сразу мамке отдам, он ее боится. Пошумит-пошумит и смолкнет.
— Ну-ну. Только в другой раз с получкой от нас не отрывайся.
Ходили из отдела в отдел, с этажа на этаж, но обязательно кто-
нибудь отговаривал или высказывал сомнение, после чего выбранная было вещь уже не смотрелась.
Выяснилось, что Юра и Миша не знают размеров ни платьев, ни обуви матерей. Головные платки отвергли сразу: кто знает, какой цвет к лицу.