После завтрака Мише дали деньги со списком, что надо купить, а Юре было поручено заняться поиском лодки.
Суворов до школы заскочил в гараж центральной усадьбы, узнал, что в 12 часов в районный центр пойдет машина, и, сбежав с двух последних уроков, уже через час осматривал витрины спортивного отдела универмага. Приценившись, довольно быстро выбрал три бамбуковых удилища, купил леску, поплавки, свинцовые дробинки-грузила, но зато долго решал проблему крючков: большие — привлекательнее, на крупную рыбу, а с другой стороны — вдруг в озере мелочь и останешься тогда с носом: мелкоте такой не взять. Принял соломоново решение: купить три крупных крючка и десяток мелких.
К себе добрался уже под вечер и, решив, что на работу все равно опоздал, занялся изготовлением удочек. Когда они были готовы, сбегал на озеро проверить, как ведут себя поплавки. Один никак не хотел вставать, другой кренился на сторону. Пришлось подтягивать леску, поправлять резинки, прибавлять грузила. Наконец все три красно-белых перышка закачались на воде, утонув ровно по линии раздела красок. Подумай он раньше о червях — можно было бы сегодня побаловать своих свежей рыбкой собственного улова. Проглотив слюну, Миша вспомнил, что давно пора перекусить, и, вернувшись домой, полез в подпол. Найдя сметану и молоко, устроился ужинать.
Только начал — отворилась дверь и на пороге появились усталые, измазанные в масле и краске Олег Викторович и Юра. Увидев стоявшие в углу удочки, Максименко нахмурился, а Юра улыбнулся, вспомнив, как в свое время, стоило Валерке Архипову и Маркову оставить его одного, он бросил заниматься шалашом и помчался рыбачить.
Как и тогда — озеро, как и тогда — трое. Но на этом сходство заканчивается. Все остальное иное, и настроение совсем не то, хотя устал сегодня сильнее, чем в тот вечер, когда «нашел» магазин…
— Что вы так припозднились? Я уж проголодался, — сделав судорожный глоток, сказал Миша.
— Видим, — махнул рукой Олег Викторович и обратился к Юре: — Как тебе это нравится? Мы работаем за него, а он спокойно уплетает!
— Так я ведь удочки делал. Не только себе — всем, — обиженно начал оправдываться Суворов. — Завтра накопаем червей — и можно ловить. А ты лодку достал? — повернулся он к Юре, чтобы уклониться от строгого взгляда Максименко.
— Нет, — ответил за Иванникова Олег Викторович. — Мы не развлекаться приехали. Он доделывал с учениками твою работу и красил школьный трактор.
— Здорово получилось, — вставил Юра. — Высохнет краска, подсохнет земля — и можно в поле.
Взяв мыло и полотенце, Максименко и Иванников пошли на озер
Не столько прогул, сколько бесшабашность Суворова, считавшего что ничего особенно не произошло, озадачила Олега Викторовича. Есл бы переживал, можно посовестить и на том кончить. А то, похож сделав для них удочки, считает, что внес свою лепту. Можно, конечно, лишить удовольствия. Ну, скажем, не взять на первую рыбалку. А, может, лучше по-макаренковски?
Вернувшись в дом и увидев, что Суворов не пошевелился, чтоб поставить им миски, даже за собой не убрал грязную посуду, Максименко зло сказал:
— За прогул без уважительной причины и нетоварищеское отношние к нам с Юрой вы, Суворов, на два дня освобождаетесь от работ
— В чем нетоварищеское?
— Думаю, двух дней вам хватит на размышление.
— А от занятий в школе?
— Это как совесть подскажет.
— А с зарплатой что?
— Коэффициент трудового участия здесь не введен, поэтому зарплату получите полностью. За наш счет, — уточнил Олег Виктор вич. — Мы с Иванниковым будем задерживаться, чтобы выполни вашу работу.
— А что мне делать эти дни, Олег Викторович?
— Что хотите, это ваше дело.
Когда Максименко и Иванников сварили картошку и приготовили яичницу, Суворов бесцеремонно пристроился к ним. Олега Викторов и это покоробило, но сдержался: раз по-макаренковски, то во всем.
Утром Мишка и не пошевелился, когда Максименко и Иванников наскоро умывшись и позавтракав, ушли на работу.
«Что делать, если мой воспитательный прием обернется для нас двумя упавшими с неба днями безделья?» — размышлял по дороге Олег Викторович, не очень довольный собой за нововведение.
А Миша после их ухода заснул по-настоящему, не притворяясь, встал в одиннадцатом часу. Наспех сполоснув под старым рукомойником лицо, прикончил остатки завтрака, нашел пустую консервную банку и пошел копать червей, прихватив удочку.
Вскоре он сидел на большом валуне и закидывал леску к камышам.
Терпения у него не хватало, и в поисках быстрого клева он махах и махал удилищем, закидывая леску в разные места, пока оба крючка — большой и маленький — не впились в ствол камышинки.
Все попытки снять их без потерь не дали результатов. Чтобы не рисковать, пришлось раздеться и в трусах добираться по обжигающе# холодом воде до такого безобидного на вид, но неподатливого стволика. Вырвав злополучную камышинку с корнем, Миша вернулся на свой камень. Теперь стал забрасывать не наотмашь из-за спины, а с куда большей осторожностью, придерживая и направляя леску свободной рукой. За этим занятием и застали его школьники, проскочив на моторной лодке между берегом и льдом.
— Ты чего не делом занимаешься? — крикнул Вася из 10-го «а».
— Как это не делом? Самым что ни на есть делом, — возразил Миша. — Олег Викторович за хорошую работу премировал двумя выходными и поручил сварить на ужин уху.
— А в школе чего не был? — спросил одноклассник Петя Конев.
— По той же причине, — уверенно продолжал врать Суворов. — Сказано ведь: премия.
— Так разве с берега на уху наловишь, — сказал Вася. — Надо на глубину.
— Дай лодку — поплыву к краю льдины.
— Ну да, лодку. Отец узнает — заругается.
— Сдрейфил?!
— А ты, если не дрейфишь, — снова вмешался Конев, — иди на пруд. Там враз вот таких карпов натаскаешь. Что твои поросята.
И он, как заправский рыбак, развел руки сантиметров на тридцать. Ребята в лодке засмеялись, и Петя нехотя уменьшил расстояние между ладонями.
— Вот таких уж наверняка, — заверил он.
— А где твой сказочный пруд? — заинтересовался Суворов. Он хоть не очень поверил в таких карпов, но почему не сходить на разведку, если недалеко.
— Вон за тем холмом. С километр отсюда, не больше.
— Не вздумай, Мишка, — предостерег Василий. — Пруд колхозный. Раньше овраг был, потом колхоз из него пруд сделал и мальков выпустил. Так что рыба колхозная.
— А ее считал кто, что ли? — снова подал голос Петя. — Главное — не попасться.
— А что Олегу Викторовичу скажу? — спросил Миша.
— В ухе за лещей запросто сойдут, — засмеялся Петя. — Ну, будь здоров, удачи.
Ребята закинули цепь за ствол свисавшей к воде березы, защелкнули на замок и стали подниматься по тропке. «Ладно, может и здесь подфартит», — решил Миша, не столько опасаясь, сколько ленясь топать километр.
Перышко безмятежно покачивалось, приводя в уныние, хотя вчера именно такого покачивания он добивался. «Вряд ли кто стережет, — думал Миша, не отрывая глаз от воды. — У всех на уме подготовка к севу. А вообще-то, надо было спросить у ребят».
Поплавок неуверенно, будто размышляя, стоит ли, чуть подался вниз, и Миша обеими руками судорожно сжал удилище. «Изобрести бы подводный телевизор», — успел подумать, как поплавок в такт ударам сердца запрыгал на воде.
«Пора!» Миша рванул удочку вверх, забыв подсечь, и леска со свистом перелетела за спину.
Незадачливый рыболов внимательно разглядывал червяков на обоих крючках. На большом был оборван кончик. «Значит, крупная была», — расстроился он, ругая себя за поспешность.
Насадив свежего червя, закинул удочку в то же место. Поплавок сразу повело в сторону, и он исчез под водой. Миша по предыдущей поклевке приготовился ждать и не был готов к такой скоропалительности. Он снова забыл подсечь, но на этот раз в подсечке не было надобности: на земле прыгал, запутывая леску, окунек.
С трудом вытащив крючок, Миша положил добычу на ладонь. Не сказать, чтобы крупный, но зато почин.
«На первый слой двойной ухи лучше и не надо. А на второй лещей кину или… карпов», — успокаивал он себя, распутывая леску.
Его уже захватил рыбацкий азарт, и он спеша, с остервенением дергал то крючки, то грузила, пока окончательно не запутал. Пришлось рвать и перевязывать заново.
Наконец перышко снова спокойно покачивается на легкой ряби. Миша весь внимание, готовый к клеву, но поплавок ведет себя так, словно на конце лески голые крючки.
Устав от напряжения, Миша поменяв позу, прижал удочку коленом, закурил. Когда все казалось безнадежным, поплавок снова запрыгал. На этот раз на ладонь лег ерш-шалунишка, раза в два меньше окунька. «Не густо за час рыбалки, — с горечью подсчитал Миша. — Так и на первый слой не наберешь, а о втором и говорить не приходится».
Просидев еще час впустую, подстегиваемый не столько азартом, сколько желанием не ударить в грязь перед своими и отомстить за наказание отменной ухой, смотал удочку, прихватил из дома полиэтиленовую сумку и направился в ту сторону, куда показал Петя.
Найти пруд не составило труда: за сотни метров от него прибиты добротные доски с указанием, что находишься на территории рыборазводного пруда колхоза, рыбная ловля запрещена, штраф три рубля за выловленного карпа.
«Ну и расценочки у них, — ахнул Суворов. — В магазине живой карп, когда бывает, по рубль двадцать за килограмм продается, а у них трехкилограммовые, что ли?»
Пруд располагался на опушке леса. Похоже, действительно овраг приспособили: вытянулся метров на двести, вначале широкий, потом все сужается. На берегу сделан навес, под ним большие ящики с крышками.
Стоя за деревом, Миша внимательно осмотрелся. Ни людей, ни забора, ни колючей проволоки.
Удочку из предосторожности положил на землю, банку с червями спрятал между корнями и, засунув руки в карманы куртки, направился к пруду с видом человека, пришедшего подышать свежим воздухом.
Первым делом заглянул в ящики. Там оказались крупные коричневатые таблетки. Видно, корм. Прихватив несколько штук, подошел к самой воде. Ничего не разглядеть. Но стоило кинуть корм, как заблестело серебро, рыбы его быстро подхватили. Вторая- таблетка — и та же картина.