В Москве гулял знаменитый Хрыня — Михаил Ермилов, который легко пускал в ход оружие. Не остановился он и перед убийством милиционера Николая Лобанова. Уничтожили уголовника во время уличной перестрелки с муровцами. В Ленинграде осенью 1931 года почти ежедневно совершались налёты на булочные. Банда состояла из четырёх вооружённых мужчин. По материалам уголовных дел тех лет можно увидеть, что часто объектами нападений преступников становились люди, имевшие торгсиновские боны (за которые можно было купить любой дефицит) и валюту. Утверждать, что преступность сократилась в результате свёртывания нэпа, — смешно. Даже к концу 30-х наблюдается разгул уголовщины. Секретные милицейские сводки свидетельствуют о том, что уголовная преступность в то время доставляла жителям Ленинграда не меньше неприятностей, чем в годы нэпа. Почти ежедневно фиксировались факты убийств.
В начале 30-х годов возрождается массовая беспризорность. С ней, казалось бы, было покончено в 1925–1927 годах. Однако рост числа бездомных ребят возобновляется с началом коллективизации. В Ленинграде количество преступников в возрасте до 18 лет, задержанных с 1928 по 1935 год, увеличилось более чем в четыре раза! При этом в воровской квалификации подростки ничуть не уступали взрослым, применяя специальные инструменты для взлома, совершая кражи с проломом капитальных стен, подкопами и т. п. По данным ростовского угрозыска, беспризорники терроризировали население. Они совершали треть всех грабежей, 37 % квалифицированных и 43 % простых краж. Большая часть этих ребят подалась в города из гибнущих деревень. Здесь же можно было встретить и мальчишек из семей «лишенцев».
Это подтверждает докладная записка начальника Ленинградского управления НКВД Л. Заковского, представленная в обком ВКП(б). В ней отмечен рост числа беспризорников и их социальный состав: дети раскулаченных, репрессированных и высланных из города. Колхозы Ленинградской области, куда прибывали высланные, старались избавиться от лишних ртов. Ребятам беспрепятственно выдавали справки, позволявшие покидать колхоз в любое время. В докладной записке это было названо «выживанием сирот из колхозов».
Надо было что-то решать. В 20-е годы советская власть пошла по пути воспитательного воздействия, стремясь обогреть, накормить, одеть, обучить ребят. В 30-е нашёлся более «простой» способ. Уже с 1930 года ростовских беспризорников стали через Новочеркасский изолятор разбрасывать по местам лишения свободы. То же самое происходило и в масштабах всей страны. По воспоминаниям Ивана Солоневича, труд беспризорников активно использовался на Беломорканале.
Короче, страна могла захлебнуться в разгуле уголовщины. Но тут мрачный гений Сталина проявил себя во всей красе. Иосиф Виссарионович решил убить сразу двух зайцев: покончить с преступностью и осуществить индустриализацию всей страны. Дело в том, что к концу 1920-х годов резко увеличилось отставание СССР от ведущих капиталистических стран. В городах рост безработицы достиг 2 миллионов человек — 10 % городского населения. Ситуация с каждым днём усугублялась. «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», — заявил Сталин в феврале 1931 года. Но легко сказать…
В большевистской партии уже с середины 20-х годов велись острые дискуссии о путях преодоления кризиса. В мае 1929 года V съезд Советов утвердил пятилетний план (1 октября 1928 — 1 октября 1933). Задачи ставились фантастические. Предстояло переоборудовать старые заводы и фабрики; создать новые отрасли индустрии; построить металлургические, машиностроительные, станкостроительные, автомобильные, тракторные и химические заводы; создать современную военную промышленность; наладить производство сельскохозяйственных машин и т. д.
Но какими силами претворять в жизнь эти наполеоновские планы? Требовались десятки миллионов рабочих! И каждому нужно было платить. Откуда у нищей страны такие средства? Некоторые большевистские лидеры видели выход в создании «трудовых армий», куда насильно мобилизовались бы рабочие. На производстве установить режим жёсткой военной дисциплины, промышленные программы финансировать в ущерб населению… Главным идеологом казарменной индустриализации стал Лев Троцкий. Большинство его соратников, однако, выступило против подобных планов. Во-первых, партии победившего пролетариата не к лицу превращать «гегемона» в стадо рабов. Во-вторых, что скажет мировое рабочее движение?
И всё же, как ни крути, а миллионы пролетариев необходимы. Сначала вроде бы помогла коллективизация, разорившая деревню. Свыше 8,5 миллиона человек хлынули в города, на стройки. Но такой исход не входил в сталинские планы: кто же на селе останется?! Декретом «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописке паспортов» 27 декабря 1932 года вводятся паспортная система и институт прописки. Колхозникам и раскулаченным паспорта не полагались. Из колхоза можно было отлучаться лишь по специальной справке, выданной председателем и действовавшей не более 30 дней. В то же время часть кулаков превратили в «спецпоселенцев», бросая их на самые тяжёлые работы в самых тяжких условиях.
Но и они не в состоянии были решить грандиозные задачи индустриализации. И тогда Сталин прикинул, что мысль его заклятого врага Троцкого о «трудовых армиях» не так глупа. Тем более такая армия уже давно сформирована в местах заключения! На 1 мая 1930 года в системе НКВД отбывали наказание 1 712 512 заключённых. Сюда же следует добавить около 100 000 в лагерях особого назначения ОГПУ. Почти два миллиона рабочих рук! Между тем производительным трудом было занято менее 40 % арестантов. И 17 марта 1930 года со статьёй «О некоторых “теориях” в области уголовного права и уголовной политики» в газете «Правда» выступает прокурор РСФСР Николай Крыленко. Он предлагает «в максимальной степени развить систему принудительных работ». Тактичный Николай Васильевич подобрал изящный эвфемизм. На самом деле речь шла о рабском труде. Конечно, дилетанты утверждают, что рабский труд непроизводителен. Но вполне достаточно интенсивности труда! Производительность необходима там, где нужно беречь рабочую силу. А какой смысл беречь раба? Пусть дохнет — наберём новых!
Именно в 1930 году происходит одно из самых значительных событий в советской лагерной истории: возникает ГУЛАГ — Главное управление лагерей ОГПУ СССР. Концентрационные лагеря ОГПУ СССР были переименованы в исправительно-трудовые, появилась идейная база для всемерного развития лагерного рабства — теория «исправления трудом». Формально ГУЛАГ был призван обслуживать только лагеря ОГПУ (Соловки, а также группу лагерей особого назначения с центром в Усть-Сысольске — нынешний Сыктывкар). Однако в условиях «великого скачка» именно на чекистов были возложены задачи руководства гигантскими стройками коммунизма, а это означало фактическое подчинение ОГПУ также лагерей НКВД и НКЮ (Народного комиссариата юстиции). Это ещё не тот Архипелаг ГУЛАГ, которому посвятил своё исследование Александр Солженицын (тот появился в 1934 году), но первый и важный шаг был сделан. Если чекистам требовалось пополнение на «великие стройки» (где люди вымирали тысячами), они брали его из любых мест лишения свободы, в чьём бы подчинении те ни находились.
Следует отметить также ужесточение наказаний. Уголовный кодекс 1926 года был построен по классовому признаку и вследствие этого достаточно либерален по отношению к «классово близким» и «социально близким» элементам. Срок определялся социальным происхождением преступника. В условиях, когда «социально близкими» советской власти объявлялись уголовники, такое положение фактически вело к росту преступности.
Однако изменение обстановки в стране требовало нового подхода. И руководство находит блестящее решение: пускай блатари тоже вносят свой вклад в строительство светлого будущего! С одной стороны, очистим города и веси от шпаны, с другой — пополним трудовую армию заключённых. Надо загнать их на лагерные стройки и сроки давать побольше, без учёта «социальной близости». То есть «близость» не то чтобы отрицается… но пусть урки проявляют её не на свободе, а в лагерях.
Чтобы подвести «научную базу» под увеличение сроков блатным, тот же Крыленко требует отменить «нелепую идею… отвешивать лишение свободы на основании тяжести содеянного и степени опасности преступления». Преступление нельзя измерить на весах, заявляет он и предлагает назначать срок, «исходя не из тяжести преступления, а прежде всего из характера личности преступника». То есть каждый получит столько, сколько ему захочет дать судья — исходя из «характера личности» (проще говоря, из потребности лагерей в рабочей силе). Понятно, что такая чудесная идея воплотилась в жизнь почти мгновенно.
Была изобретена гениальная статья 35 УК РСФСР, вступившая в действие 20 мая 1930 года. Она предусматривала «удаление из пределов отдельной местности с обязательным поселением в других местностях… в отношении тех осуждённых, оставление которых в данной местности признаётся судом общественно опасным». Такое «удаление» связывалось с исправительно-трудовыми работами и назначалось на срок от трёх до десяти лет.
Статья особенно больно била по профессиональным преступникам, для которых сроки наказания прежде были смехотворными. Статья 35 применялась вкупе со статьёй 7 УК РСФСР (или, как говорят в уголовном мире, «через 7-ю»). А в статье 7 говорилось, что меры социальной защиты судебно-исправительного характера применяются — внимание! — «в отношении лиц, совершивших общественно опасные действия или представляющих опасность по своей связи с преступной средой или по своей прошлой деятельности». То есть, чтобы оказаться за колючкой, вовсе не надо совершать преступление. Достаточно «представлять опасность по своей прошлой деятельности». Любому ранее судимому или даже не судимому, а только подозреваемому в преступлении (в «связях с преступной средой»), можно было влепить от трёх до десяти лет лагерей.