На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях — страница 14 из 71

И наконец, вспомним о лагерной поговорке про тачку: «Машина ОСО — две ручки, одно колесо». ОСО — это Особое совещание сначала при ОГПУ СССР (с 28 марта 1924 года), затем при НКВД СССР (с 5 ноября 1934 года по 1 сентября 1953 года). Поговорка, скорее всего, родилась уже после окончания беломорского строительства. Особое совещание при ОГПУ могло приговорить обвиняемого лишь к трём годам лишения свободы — срок не слишком впечатляющий. Поэтому в годы первой пятилетки основная масса «человеческого материала» шла не через ОСО, а через суды. Но вот с 1934 года «колесо ОСО» закрутилось на полные обороты: обвиняемых швыряли в лагеря по «ускоренной программе», без судебных формальностей. Правда, к расстрелу Особое совещание приговорить не могло: максимальный срок — пять лет лагерей, а с апреля 1937 года — 8 лет. Но в памяти лагерников внесудебная машина НКВД и ненавистная зэковская тачка слились в единое целое…

«Канает Колька в кожаном реглане»

Теперь обратимся непосредственно к нашему герою — Кольке-Ширмачу. Вспомним, каким он предстаёт перед нами «зорькою бубновой» (то есть алой, по цвету карточной масти):

Канает Колька в кожаном реглане,

В лепне военной, яркий блеск сапог…

Прежде чем «пощупать» Колькину одежду, скажем несколько слов по поводу моды первых советских десятилетий. Отношение к одежде в 20—30-е годы прошлого столетия было выражением вкусов и пристрастий не личных, а классовых. Мода стала ареной политической борьбы. Особый размах бои на поле «модной» брани приобрели в конце 1924 — начале 1925 года, в момент стабилизации нэпа. Как знамя в этой битве советские властители подняли лозунг Ленина о том, что самый решительный бой за социализм — это бой «с мелкобуржуазной стихией у себя дома». Появился даже особый термин — «онэпивание». Оно выражалось и в подражании буржуазной моде. Член президиума Центральной контрольной комиссии ВКП(б) Арон Сольц, выступая в 1925 году перед слушателями Коммунистического университета имени Свердлова, говорил: «Если внешний облик члена партии говорит о полном отрыве от трудовой жизни, то это должно быть некрасивым, это должно вызвать такое отношение, после которого член партии не захочет так одеваться и иметь такой внешний облик, который осуждается всеми трудящимися».

И это были не пустые слова. Они активно претворялись в жизнь. Так, в пристрастии к хорошей одежде, то есть в «буржуазных замашках», пытались обвинить Григория Зиновьева его соратники в ходе партийной дискуссии 1925–1926 годов. Ленинградских рабочих раздражало и то, что сын Зиновьева ходил в приличном костюме. Поэтому вполне понятно, что Сергей Миронович Киров, направленный на решительный бой с Зиновьевым и «новой оппозицией» в Ленинград в конце 1925 года, постарался «замаскироваться» и выглядеть как можно скромнее. По воспоминаниям рабочих завода имени Егорова, представитель ЦК ВКП(б) «был в осеннем пальто, в тёплой чёрной кепке и выглядел настолько заурядно и просто, что егоровцы даже говорили, что многие рабочие представительнее его по внешности».

В 1928 году для комсомольцев была введена так называемая «юнгштурмовская форма» — копирование формы немецких пролетарских молодёжных организаций. Слово «юнгштурм» можно перевести примерно как «юные буревестники». Введение юнгштурмовок было попыткой активного наступления на нэпманскую моду — дорогие роскошные наряды новых буржуа. «Комсомольская правда» писала: «Образец формы предлагаем московский (гимнастерка с откладным широким воротником, с двумя карманами по бокам и с двумя карманами на груди, брюки полугалифе, чулки, ремень и портупея)». ЦК ВЛКСМ считал, что форма юнгштурма позволит «воспитать чувство ответственности у комсомольца за свое пребывание в комсомоле, примерность поведения у станка, на улице, дома».

Власть в обстановке повального дефицита пытается возродить моду на аскетизм. Пример подаёт сам «отец народов»: сапоги, «сталинка» — что-то среднее между гимнастеркой и френчем, скромный картуз… Такая полувоенная форма стала отличительной особенностью партийно-советской номенклатуры первой пятилетки.

То же самое мы видим и в одеянии Ширмача. «Лепня» на уголовном жаргоне означает костюм, «лепень» — пиджак, «лепешок» — жилет. Слово происходит от старославянского «лепый» — красивый, «лепота» — красота (ударение именно на первом слоге, а не на последнем, где ставил его Иван Грозный в исполнении Юрия Яковлева). То есть «военная лепня» — это костюм военного (или полувоенного) образца. Картину дополняет, конечно же, «кожаный реглан». Реглан — платье, пальто, плащ, куртка, скроенные так, что рукава составляют с плечом одно целое. Как описывал одного из персонажей Юрий Герман в повести «Дорогой мой человек»: «На нём был коричневый, великолепной кожи реглан, за плечами — рюкзак, на боку — “вальтер”». Кожаный плащ-реглан считался отличительной чертой военного человека, неким особым шиком. Правда, кожаные пальто и плащи в сухопутных войсках Страны Советов не выдавались как штатное обмундирование, но их ношение разрешалось — для старших офицеров. Поэтому военные кожаные регланы 30-х годов встречались самого разного покроя. Обязательным было лишь присутствие на них петлиц с соответствующими знаками различия. Штатские начальники, естественно, носили регланы без петлиц.

Так что Колька экипирован строго по моде тогдашних номенклатурных работников. А это значит, он действительно вырос «героем трассы в пламени труда», то есть стал каким-то начальником (пусть и небольшим).

У куплета про Колькину «амуницию» существует вариант:

Выходит Колька в кожаном реглане,

В фартовых шкарах, в жёлтых лопарях,

В руках он держит разные бумаги,

И вот они с Марусей говорят.

Здесь «шкары» — брюки, «лопари» — сапоги, ботинки. Интересно сравнить этот вариант с другой популярной песней тех лет:

Я Сеньку встретила на клубной вечериночке,

Картина шла тогда в кино «Багдадский вор»,

Оксфорд сиреневый и жёлтые ботиночки

Зажгли в душе моей негаснущий костёр.

Жёлтый цвет обуви был очень моден в конце 20-х — начале 30-х годов. А «оксфорд» (узкие, укороченные по щиколотку «стильные» брюки) — «шкары» вполне «фартовые», т. е. модного покроя и из хорошей ткани. Но на ББК Колька носил, конечно, не «оксфорд», а, скорее всего, брюки-галифе.

«А на груди — ударника значок»

Разумеется, мы не оставим без внимания и замечательный значок ударника, украшавший грудь «перекованного» уголовника. На самом деле речь идёт не о значке, а о жетоне:


«ПРИКАЗ № 54 ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ

ИСПРАВИТЕЛЬНО-ТРУДОВЫХ ЛАГЕРЕЙ

ОГПУ гор. Москва 20 ноября 1932 г.


На основании приказа ОГПУ сего года за № 879 об установлении специального “Жетона строителя Беломорстроя” для награждения лучших, особо отличившихся ударников из заключённых — строителей Беломорско-Балтийского Водного Пути и создания для них льготного режима и лучших материально-бытовых и правовых условий за время их пребывания в исправительно-трудовых лагерях ОГПУ — объявляется для руководства и исполнения Положение о “Жетоне строителя Беломорстроя”.

Начальник Главного управления лагерями ОГПУ

(Берман)»


«ПОЛОЖЕНИЕ О “ЖЕТОНЕ СТРОИТЕЛЯ БЕЛОМОРСТРОЯ”


1) “Жетон строителя Беломорстроя” является почетной наградой заключённым — передовым участникам строительства Беломорско-Балтийского Водного Пути — активным борцам за его досрочное окончание.

2) Награждение жетоном производится по постановлению начальника Главного управления лагерями ОГПУ и начальника строительства ББВП.

3) Жетоном награждаются лишь те лагерники, которые являлись действительными ударниками за досрочное окончание строительства ББВП. Только те, кто своей высокой производительностью труда, наилучшими качественными показателями, примерной лагерной дисциплиной и активным участием в культурно-воспитательной работе доказали, что, осознав свои прежние преступления, перековываются в активных участников социалистического строительства и готовятся стать по освобождении членами социалистического общества.

4) Награждённому жетоном выдается за подписью начальника БЕЛБАЛТЛАГа ОГПУ грамота на право его ношения.

5) Награжденный жетоном носит его на левой стороне груди на красном (шелковом или сатиновом) кругу, диаметром в 4 сантиметра. Имеет право носить его на работе и в быту, независимо от того, в каком исправительно-трудовом лагере ОГПУ он находится.

6) Награждённый жетоном обязан по окончании строительства ББВП и в дальнейшем быть передовым борцом и застрельщиком на производстве и в быту за внедрение трудсоревнования — ударничества, в каком бы лагере он ни находился.

7) В случае нарушения награжденным п. 6 настоящего положения он может быть лишен права на жетон по представлению начальника исправительно-трудового лагеря и по распоряжению начальника Главного управления лагерями.

8) Награждение жетоном строителя Беломорстроя отмечается в личном деле заключённого и на обложке дела ставится большой штамп: “Строитель ББВП”.

9) По освобождении из лагерей жетон и грамота остаются у награждённого.

10) Награждённый жетоном, в каком бы исправительно-трудовом лагере он в дальнейшем ни содержался, имеет право на следующие льготы:

а) преимущественное помещение в лучших квартирных условиях;

б) длительное внеочередное свидание с родственниками;

в) право посылки писем в неограниченном количестве;

г) бесплатное фотографирование два раза в год;

д) льготные условия для перехода на колонизацию.

Начальник Главного управления лагерями ОГПУ

(Берман)»


Помимо грамоты на право ношения значка, отличившиеся каналоармейцы получали «Книжку ударника». Награждения жетоном ударника начались в конце 1932-го и продолжались до конца 1933 года, даже после сдачи канала в эксплуатацию. Точное количество заключённых, которые были признаны ударниками, установить невозможно. Скорее всего, оно исчисляется несколькими десятками тысяч. На страницах книги о Беломорканале мы не раз встречаем упоминание о «значке ударника»: