В другом месте авторы подчёркивают состояние этих людей, попавших в чужие северные края:
«Поймите же, здесь для них было всё чужое и дикое: природа, язык, пища, одежда. Солнце, как сказал один из них, “светило, будто через кошму” (войлок). Он не чувствует этого чужого солнца… Он промёрз… Вспомните, как травит этого растерянного человека толпа “урканов”. “Ряшка, — кричат ему, — лохань, помойница!” Он не понимает слов, но он понимает презрение. Он хватает полено и бежит за обидчиком…»
В суровых северных широтах азиаты действительно работать не могли, да и не хотели — нередко и потому, что плохо переносили мороз. Неудивительно, что вскоре именно за ними закрепилась нелестная слава отказчиков и бездельников. Об этом отношении к «нацменам» не раз упоминают авторы сборника о Беломорканале — например, в главе девятой «Добить классового врага»:
«Помнач ГУЛАГа отыскивал бараки, где жило много нацменов, и вёл странные разговоры:
— Здорово!
— Здорово!
— Ты из Ферганы?
— Из Ферганы.
— Я вижу. Я был в ваших местах. Как ты работаешь?
— Работаем, начальник.
— Хорошо работаешь?
— Хорошо работаем, начальник.
— Нет, ты плохо работаешь.
— Плохо работаем, начальник.
— А ты откуда?
— По-русски не понимаем.
В бараках у нацменов было грязно и темно. На парах сидели узбеки, башкиры, таджики, якуты, самые отсталые люди на стройке, заклеймённые в “Перековке” как лодыри».
Тогда-то и появляется издевательская присказка:
Меня зовут Мирза,
Работать мне нельзя.
Мой дядя — Ибрагим,
Работать не могим.
Работает Иван,
Пусть выполняет план…
В главе шестой («Люди меняют профессию») и других цитируется та же лагерная поговорка:
«Старнад[10] соседней бригады, бывший белопогонник, пролезший в лагерное начальство, подошёл к нацменам.
— Черномазое бандитьё! — сказал он шутовским голосом. — Ибрагим, работать не могим…»
Двустишие про Ибрагима охотно использовали и блатари. Эту присказку мы встречаем в том числе у Николая Погодина в «Аристократах», где в роте усиленного режима уркаган по кличке Берет рисует свою программу жизни на ББК:
«Берет: Что вы голову повесили, соколики? Сели — значит, будем сидеть. Всё равно буду играть в карты на что захочу, буду воровать, колоть, ломать. Но… (Поёт.)
Вообще мне дела мало
До какого-то канала.
Ибрагим, работать не могим».
Присловье про Ибрагима использует и Сергей Алымов в песне «Игровая», которая была предназначена для «Заключённых», но не вошла в фильм:
Забутано, замётано,
Майданщик — Ибрагим,
Тасуй колоду! Вот она!
— «Работать не могим»!
«Забутано» — лексика так называемой «старой фени», довоенного жаргона. Слово происходит от блатного «бутор» — барахло, вещи (венгерское butor — мебель, багаж). Вообще-то «бутор» издавна был распространён в русских говорах в значении «имущество, пожитки, утварь, скарб» (см. «Этимологический словарь…» Макса Фасмера); на Украине ещё с XVII века в форме «бутора» — дорожный скарб. То есть «забутано» — вещи на кону, «замётано» — правила определены, можно начинать игру. «Майданщик» — арестант, который держит место для игры, называемое «майдан» (сейчас — «катран»). Часто такими хозяевами майданов были татары или выходцы из Средней Азии.
Интересно, что присказка про Ибрагима использовалась и позднее в связке с другими поговорками — с той же «грязной тачкой», к примеру. У Роберта Белова в автобиографической повести «Я бросаю оружие» есть эпизод со школьниками, который относится к зиме 1942/43 года:
«Это было, когда тимуровцы школы вызвались выкалывать дрова изо льда, из Камы…
— Шестёрки ещё! Не пойду. Грязной тачкой руки пачкать? — по-обезьяньи изогнулся Мамай. — Кранты! Ибрагим работать не могим».
Наконец, в «Лодочке» встречается ещё одно откровенно воровское выражение, которое не так явно бросается в глаза, — «Мы это дело перекурим как-нибудь». Как поясняет старый лагерник француз Жак Росси (отбывший в ГУЛАГе 21 год) в своём двухтомном «Справочнике по ГУЛАГу»: «Закуривай! — говорится, когда стряслась беда и просвета нет… Когда по ходу работы волжским бурлакам предстояла тяжёлая переправа с залезанием глубоко в воду, старший останавливал артель командой “закуривай!”, т. к. подвешенные на шее кисеты намокнут и долго не придётся курить». А вот предложение «перекурим» означало — обдумаем сложную ситуацию, попробуем найти выход. В этом смысле оно, например, встречается в повести «Таёжный бродяга» Михаила Дёмина, когда герой рассказывает своим знакомым — карманнику и бывшему уголовнику — о проблемах, которые на него свалились:
«Ребята слушали меня молча, изумленно. Затем Иван сказал, крякнув и поджимая губы:
— Вот, значит, как! Ай-яй. Что ж, перекурим это дело — обдумаем… Ты — погоди!»
«Колокольчики-бубенчики ду-ду…»
Обратим внимание на то, что «Лодочка блатная» распадается на две части. Первая опирается на алымовский оригинал, хотя и с очень широким спектром вариаций. Вторая — ряд куплетов, которые объединены одним зачином — «Колокольчики-бубенчики…». И с этого места авторство Сергея Яковлевича Алымова заканчивается, а начинается чистый фольклор блатного мира.
Впрочем, не только блатного. Начнём с того, что «колокольчиковый» зачин, скорее всего, поначалу появился в песне на стихи Степана Гавриловича Петрова, больше известного по литературному псевдониму Скиталец. Песня увидела свет в 1901 году и начиналась словами:
Колокольчики-бубенчики звенят,
Простодушную рассказывают быль…
Тройка мчится, комья снежные летят,
Обдаёт лицо серебряная пыль!
Романс про «бубенчики под кованой дугой» быстро стал популярен. Его исполняли многие известные певцы и певицы, в том числе Надежда Плевицкая и Нина Дулькевич. Однако существует ещё несколько песен с подобным зачином. Можно предположить, что он перекочевал в них из романса Скитальца, но всё же определённо утверждать мы остережёмся.
Одна из упомянутых песен в нашей стране стала довольно известна благодаря Аркадию Северному. Причём во время ленинградского концерта, датированного концом 1975-го — началом 1976 года, певец пояснял: «Я-таки сейчас вам исполню забытую старую песню “Колокольчики-бубенчики звенят”, которую исполнял ещё давно-давно, до Румынии, Пётр Лещенко».
На самом деле нет никаких свидетельств того, что «Колокольчики-бубенчики» присутствовали в репертуаре Петра Лещенко: он пел классический романс «Однозвучно гремит колокольчик». А песенку о бубенчиках исполнял другой эмигрант — Леонид Шулаковский:
Раз юною девицей,
Румяной, круглолицей,
С предлинною косой,
Я увлекся всей душой!
Колокольчики-бубенчики звенят, звенят,
Про ошибки моей юности твердят, твердят!
Полюбил её, каналию,
Позволяла брать за талию,
Ну а дальше — ни-ни-ни,
Даже боже сохрани!
Колокольчики-бубенчики звенят, звенят,
Про ошибки моей юности твердят, твердят!
Колокольчики-бубенчики звенят, звенят,
Про ошибки моей юности твердят, твердят!
Предо мной диванчик венский,
А на нём корсетик женский,
А на спиночке, вот так —
Чей-то форменный пиджак!
Колокольчики-бубенчики звенят, звенят,
Про ошибки моей юности твердят, твердят!
Перед этою картиной
Я стоял с дурацкой миной
И, ероша волоса,
Думал: вот те и коса!..
Колокольчики-бубенчики звенят, звенят,
Про ошибки моей юности твердят, твердят!
С тех пор я стороною
Обхожу девиц с косою
И меня их скромный вид,
Право, больше не манит!
Колокольчики-бубенчики звенят, звенят,
Про ошибки нашей юности твердят, твердят!
Эта же песня в адаптированном варианте прозвучала в сериале «Тени исчезают в полдень» (1971) режиссёров Владимира Краснопольского и Валерия Ускова по роману Анатолия Иванова.
Неведомых сочинителей «колокольчики-бубенчики» вдохновили на создание знаменитого застольного куплета, который до сих пор очень популярен в нашем Отечестве:
Колокольчики-бубенчики звенят,
Наши кони мчались три часа подряд.
Подустали наши кони, долог путь —
Не пора ли нам по рюмочке махнуть?!
Видимо, эти строки и подвигли блатных авторов на куплет с просьбой к «товарищу Сталину»:
Колокольчики-бубенчики звенят,
А люди за границей говорят,
Что окончен Беломорский водный путь —
Дай теперь, товарищ Сталин, отдохнуть!
Куплет также известен в варианте, близком к застольному:
А колокольчики-бубенчики звенят,
Наши кони мчались три часа подряд.
Приустали наши кони, долог путь —
Не пора ли нам, хозяин, отдохнуть?
Последняя строка практически повторяет «сталинскую», только вместо «отца народов» упомянут «хозяин». С одной стороны, «Хозяином» называли того же Иосифа Виссарионовича, с другой — на жаргоне арестантов «хозяин» значит — начальник лагеря, колонии, тюрьмы.
Вообще вариаций с «колокольчиками-бубенчиками» в уголовном песенном