Воровка никогда не станет прачкой…
Как сталинская кинопропаганда подарила России «кокаиновый романс»«Перебиты, поломаны крылья»
Перебиты, поломаны крылья
Перебиты, поломаны крылья,
Дикой болью всю душу свело.
Кокаина серебряной пылью
Все дороги мои замело.
Тихо струны гитары рыдают
Моим думам угрюмым в ответ.
Я совсем ведь ещё молодая,
А душе моей тысяча лет.
Разве можно унять эту муку,
Потушить это имя в груди?
Чем рассеять проклятую скуку?
Ничего, никого впереди…
«Кто бабе крылья перебил?!»
Знаменитая фраза революционного матроса Сергея Никитина из советского кинофильма «Посланники вечности» (1970) как нельзя лучше подходит к теме этой главы. Правда, герой, сыгранный Николаем Трофимовым, возмущённый варварством по отношению к Венере Милосской, интересовался, кто бабе руки обломал, но суть вопроса от этого не меняется.
Дело в том, что за многие десятилетия существования, исполнения и многочисленных переделок вокруг песни о несчастной кокаинистке с переломанными крыльями появилось немало мифов, домыслов и догадок. Например, Евгений Зимородок в статье «“Перебиты, поломаны крылья”: “жестокий романс”» утверждает: «Песне этой, которую называют тюремным жестоким романсом, более ста лет, и, конечно, она обросла массой вариаций. Широкая общественность узнала об этой песне из повести Н. Ф. Погодина “Аристократы” (1934 г.) и по снятому по её мотивам фильму “Заключённые” (1936 г.)… Её автора, по всей видимости, установить не удастся уже никогда. Никаких документальных данных об авторстве не существует. Даже каких-то намёков. И даже претензий на авторство, как это часто бывает с блатняком. Так что песня воистину народная».
Простим автору наивное невежество, хотя при подготовке материала несложно было узнать, что «Аристократы» — не повесть, а комедийная пьеса. К тому же фильм «Заключённые» не снят по мотивам комедии Погодина: сценарий картины создавался драматургом одновременно с «Аристократами». Но что касается безапелляционного утверждения о столетнем возрасте песни и о невозможности установить её автора — тут Зимородок явно погорячился.
И если бы только он один… Так, Валерий Мальгинов в статье «Белая смерть» приводит первый куплет «кокаинового романса» с пояснением: «Из жалостной песни времён российской смуты 1917—22 гг.»
На сайте «Проповедник.ру» в лекции «Психология социального отчуждения» также приводится первый куплет песни, но уже с утверждением, что так «писали декадентствующие поэты незадолго до начала мировых войн и судьбоносных революций».
В эссе «Русская классика против наркомании» Г. Юрина относит рождение песни к несколько более позднему периоду: «“Перебиты, поломаны крылья, / Страшной болью всю душу свело. / Кокаином — серебряной пылью / Всю дорогу мою замело” — такие, в частности, слова можно встретить в весьма популярной в годы Гражданской войны песне…»
А на сайте крымского Кинологического союза «Империя» указан даже автор текста: «Вспышка кокаиновой наркомании была у нас во времена нэпа. Вспоминаются грустные стихи Вертинского:
Перебиты, поломаны крылья,
Дикой болью всю душу свело —
Кокаина серебряной пылью
Все дорожки мои замело».
Все эти предположения беспочвенны. Авторство Алымова бесспорно и документально подтверждено как прямым указанием в титрах фильма «Заключённые», так и рукописным текстом. С другой стороны, по-человечески можно понять и добросовестное заблуждение не слишком добросовестных исследователей. Стилистически «кокаиновый романс» действительно связан с предреволюционной Россией. Не случайно также указание на Александра Вертинского. С него, пожалуй, и начнём.
«Занюханный» Пьеро
Выдвижение кандидатуры Александра Николаевича Вертинского на роль сочинителя текста о перебитых крыльях молодой «марафетчицы» («марафетом» в дореволюционной России и Стране Советов называли кокаин) хотя и ошибочно, но вполне объяснимо. Романс Алымова прямо перекликается с не менее знаменитой песенкой Вертинского «Кокаинетка», написанной в 1916 году:
Что Вы плачете здесь, одинокая глупая деточка,
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы?
Вашу тонкую шейку едва прикрывает горжеточка,
Облысевшая, мокрая вся и смешная, как Вы…
Вас уже отравила осенняя слякоть бульварная,
И я знаю, что, крикнув, Вы можете спрыгнуть с ума.
И когда Вы умрете на этой скамейке, кошмарная
Ваш сиреневый трупик окутает саваном тьма…
Так не плачьте ж, не стоит, моя одинокая деточка,
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы.
Лучше шейку свою затяните потуже горжеточкой
И ступайте туда, где никто Вас не спросит, кто Вы.
«Кокаинетка» пользовалась бешеной популярностью в кругах богемы. Вертинский очень точно и пронзительно сумел выразить отчаяние слабой, безвольной девушки, жизнь которой превратилась в чудовищный кошмар из-за непреодолимой наркотической зависимости.
Романс «русского Пьеро» не потерял своей актуальности и в Стране Советов вплоть до 30-х годов прошлого века. Он звучит, например, в комедии «Зойкина квартира» (1926) Михаила Булгакова:
«Обольянинов у рояля. Играет печальное. Открывается освещённая эстрада, и на ней появляется Лизанька в зелёном туалете. Изображает замерзающую девушку. Херувим сыплет на неё снег.
Аметистов (монотонно). Что вы плачете так, одинокая бедная девочка. (Пауза.) Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы.
Лизанька умирает возле уличной урны.
Ваш сиреневый трупик закутает саваном мгла.
Лизанька оживает, танцует бурно».
Вертинский очень точно отразил тревожную ситуацию в России периода Серебряного века, когда кокаиновая лихорадка буквально разъедала столичную богему. В мемуарах «Дорогой длинною…» (1957) поэт подробно описывает это чудовищное поветрие:
«В нашем мире богемы… каждый что-то таил в себе, какие-то надежды, честолюбивые замыслы, невыполнимые желания… Все мечтали обратить на себя внимание любой ценой — дулись и пыжились, как лягушки из крыловской басни…
Молодые актёры и актрисы томились годами на выходах и увядали. Одни разочаровывались, бросали сцену, выходили замуж, иные кончали жизнь самоубийством. Надо было иметь меценатов-покровителей, или богатых любовников, или влиятельных мужей и родителей, а иначе… В поэзии и литературе господствовали декадентские влияния…
Появился журнал “Перевал”, в котором на дорогой ватмановской бумаге печатались “парфюмерно-изысканные” опусы Ауслендера из жизни маркиз и принцесс.
Продраться сквозь этот лес благополучно устроившихся бездарностей было невозможно.
Всё это рождало протест. Мы, богема того времени, были напичканы до краёв динамитом “искусства”, мы могли сказать новое. Но нас никуда не пускали и не давали высказаться.
Вот тут-то и появился кокаин. Кто первый начал его употреблять? Откуда занесли его в нашу среду? Не знаю. Но зла он наделал много.
Продавался он сперва открыто в аптеках, в запечатанных коричневых баночках, по одному грамму. Самый лучший, немецкой фирмы “Марк”, стоил полтинник грамм. Потом его запретили продавать без рецепта, и доставать его становилось всё труднее и труднее. Его уже продавали “с рук” — нечистый, пополам с зубным порошком, и стоил он в десять раз дороже. На гусиное пёрышко зубочистки набирали щепотку его и засовывали глубоко в ноздрю, втягивая весь порошок, как нюхательный табак. После первой понюшки на короткое время ваши мозги как бы прояснялись, вы чувствовали необычайный подъём, ясность мысли, бодрость, смелость, дерзание. Вы говорили остроумно и ярко, тысячи оригинальных мыслей роились у вас в голове. Перед вами как бы открывался какой-то новый мир — высоких и прекрасных чувств. Точно огромные крылья вырастали у вашей души… Жизнь со своей прозой, мелочами, неудачами как бы отодвигалась куда-то, исчезала и уже больше не интересовала вас. Вы улыбались самому себе, своим мыслям, новым и неожиданным, глубочайшим по содержанию.
Продолжалось это десять минут. Через четверть часа кокаин ослабевал, переставал действовать. Вы бросались к бумаге, пробовали записать эти мысли…
Утром, прочитав написанное, вы убеждались, что всё это бред! Передать свои ощущения вам не удалось. Вы брали вторую понюшку. Она опять подбадривала вас на несколько минут, но уже меньше… Дальше, все учащая понюшки, вы доходили до степени полного отупения. Тогда вы умолкали. И так и сидели, белый как смерть, с кроваво-красными губами, кусая их до боли… Но зато вы чувствовали себя гением. Всё это был, конечно, жестокий обман наркоза. Говорили вы чепуху, и нормальные люди буквально шарахались от вас.
Постепенно яд всё меньше и меньше возбуждал вас и под конец совсем переставал действовать, превращая вас в какого-то кретина.
Вы ничего не могли есть, и организм истощался до предела… Потом, приблизительно через год, появлялись тяжёлые последствия в виде мании преследования, боязни пространства и прочее.
Короче говоря, кокаин был проклятием нашей молодости. Им увлекались многие. Актёры носили в жилетном кармане пузырьки и “заряжались” перед каждым выходом на сцену. Актрисы носили кокаин в пудреницах. Поэты, художники перебивались случайными понюшками, одолженными у других, ибо на свой кокаин чаще всего не было денег».
К сожалению, период губительного увлечения белым порошком пережил и молодой Вертинский:
«Не помню уже, кто дал мне первый раз понюхать кокаин, но пристрастился я к нему довольно быстро. Сперва нюхал понемножечку, потом всё больше и чаще…