На палубе матросы
Курили папиросы,
А бедный Чарли Чаплин
Окурки собирал.
Они его поймали,
По морде надавали,
А бедный Чарли Чаплин
Заплакал и сказал:
«Когда я был мальчишкой…» и т. д.
Какое отношение имеет Чарли Чаплин к маньяку в канотье? Попробуем разобраться. Со стопроцентной уверенностью можно определить, что куплеты с Чаплином появились достаточно поздно — не ранее 1936 года и, разумеется, связаны с образом знаменитого Бродяги. Сам актёр в автобиографии характеризовал своего героя так: «Он очень разносторонен — он и бродяга, и джентльмен, и поэт, и мечтатель, а в общем это одинокое существо, мечтающее о красивой любви и приключениях… И в то же время он готов подобрать с тротуара окурок или отнять у малыша конфету. И, разумеется, при соответствующих обстоятельствах он способен дать даме пинка в зад, — но только под влиянием сильного гнева». То есть с окурками всё ясно. Правда, Чаплин не сообщает, способен ли его персонаж «под влиянием сильного гнева» не только пнуть, но и зарезать даму (тем более двух дам с довеском в виде господина).
Правда, Образ Бродяги впервые появился в фильме «Необыкновенно затруднительное положение Мэйбл» или, по другой версии, в фильме «Детские автомобильные гонки» (обе картины вышли в 1914 году). Именно тогда Чаплин надел огромные штаны, узкую визитку, большие башмаки, на голову — котелок, взял в руки тросточку и приклеил небольшие усики. Почему же неведомые сочинители не включили этого Бродягу в свою песенку раньше? Времени было достаточно… Время-то было, а вот повода — не было! Чаплинский Бродяга действительно не имеет ничего общего с «соломенным мальчишкой», носившим в кармане финский нож.
А какой же повод появился в 1936 году? Да самый непосредственный: Бродяга в первый и последний раз в своей кинематографической жизни… запел! До этого все фильмы с ним были немыми. Собственно, немым был и фильм «Новые времена», в котором Чаплин продемонстрировал свой певческий дар. Бродяга заговорил, то есть запел — в финале картины. И как запел! Это — удивительная находка, своеобразное прощание великого актёра с «Великим Немым».
Помните замечательную комедию Марка Захарова «Формула любви»? Там слуги графа Калиостро Жакоб (Александр Абдулов) и Маргадон (Семён Фарада) исполняют «тарабарскую» песенку на псевдоитальянском языке с припевом «Уно, уно, уно, уно моменто…». Кстати, тарабарский — не тарабарский, а текст, по рассказам, пришлось утверждать в литкомитете, для чего предоставили даже «русский перевод». Так вот, впервые этот приём в кино использовал именно Чарли. В фильме «Новые времена» его Бродяга, устроившись в кафе, должен исполнять комические куплеты. На репетиции перед выходом в зал он всё время забывает текст, и его молоденькая подруга (Полетт Годдар) записывает слова песни на бумажном манжете Бродяги. Однако во время танца манжет улетает в публику, и Чарли вынужден по ходу выступления сочинять бессмысленные куплеты из «макаронической» смеси слов, похожих на итальянские и французские.
Песенка приобрела феноменальную популярность по всему миру — и, конечно же, в СССР, где фильм «Новые времена» особо рекламировался: в нём усматривалось издевательство над американским образом жизни. Фильм открывается картиной стада баранов, затем их сменяют кадры с рабочими, идущими на завод. Бродяга выполняет на конвейере одну и ту же операцию. Президент компании увеличивает скорость движения ленты, а заодно на Бродяге испытывают машину, которая кормит его прямо во время сборки. Машина ломается, обливает Бродягу супом и скармливает ему две гайки. Герой Чаплина сходит с ума, пытаясь закручивать гаечными ключами всё подряд, в том числе пуговицы на чужой одежде… В Соединённых Штатах «Новые времена» вызвали возмущение властей, ФБР завело на актёра оперативное дело объёмом около двух тысяч листов. А в эпизоде рабочей демонстрации один из протестантов держит плакат с русским словом «свабода»! Хоть с ошибкой, а родное…
Но особое впечатление на зрителей произвела песенка Чарли. Как и в случае с «уно моменто», тут же последовал её «перевод» на русский язык в самых разных вариациях:
Я усики не брею,
Большой живот имею,
Хожу по ресторанам,
А денег не плачу…
Я бедный Чарли Чаплин,
Мне пить нельзя ни капли,
Подайте мне копейку,
Я песенку спою.
Как легко заметить, вступительные строфы песенки «Когда я был мальчишкой» поются именно на этот мотив. Совершенно ясно, что они дописаны к хулиганской песне потому, что она укладывается в тот же размер — выпадает лишь вторая строка. А чтобы связать потрёпанного, непрезентабельного чаплинского персонажа с мальчишем-плохишем, анонимные сочинители заставляют Бродягу вспоминать о своём «шикарном» и одновременно преступном прошлом. Мол, были когда-то и мы рысаками, а теперь вот приходится собирать «бычки»…
«Среди бушующей толпы судили парня молодого…»
Итак, мы выяснили, что хулиганская песня «Когда я был мальчишкой» является издевательской пародией на каторжанскую «Погиб я, мальчишка». Возникла пародия ещё до революции, затем многократно переделывалась и дописывалась, в результате чего в тексте появились упоминания о кино и Чарли Чаплине. Нынче песенка о мальчишке-убийце стала «детским фольклором», и ребятишки знакомятся с ней уже в дошкольном возрасте.
Проникновение уголовной темы в детский и подростковый фольклор неудивительно. И в довоенные, и в послевоенные годы босяки, прошедшие лагеря, тюрьмы, во дворах притягивали к себе ребят, как магнит. Вот что пишет о своём предвоенном детстве Ким Иванцов — участник краснодонского подполья, воспоминания которого мы уже цитировали ранее: «Дружбой со старшими лагерниками, собиравшимися около кочегарки, мы дорожили. Еще бы! Они столько видели и столько знали всего, о чем не писалось ни в одной книге. А как занимательно, просто артистически иные из них рассказывали о своей далеко не простой и совсем не сладкой лагерной и тюремной жизни. Какие подчас страшные и смешные истории расписывали! Какие остроумные выражения употребляли, какими фокусами нас развлекали! Мы жадно вслушивались в слова тех беглых лагерников, присматривались к их поведению. В красочно описываемых историях было немало романтики, которая не просто манила, а прямо-таки кружила голову. Мы нередко копировали жесты, манеру разговаривать, сплевывание сквозь зубы, чтобы жидкая струя слюны летела за два-три метра…»
Кстати, повествуя об одном из таких «блатных воспитателей» по кличке Пульо, сделавшем уголовные наколки самому Иванцову и его другу — руководителю «Молодой гвардии» Сергею Тюленину (в романе — Тюленеву), автор мемуаров сообщает:
«Мастер татуировки был явно удовлетворен своей работой. Видно, оттого неожиданно запел:
Когда я был мальчишкой,
Носил я брюки клёш,
Соломенную шляпу,
В кармане финский нож.
…Подельники Пульо говорили, что он на курорте червонец тянул. Переводя на нормальный язык — сидел десять лет. И был не просто фартовым вором, а паханом — принадлежал, говоря нынешним языком, к воровской элите».
Думается, Клим Михайлович (настоящее имя Иванцова, которое он сменил на «Ким» — Коммунистический Интернационал Молодёжи) то ли что-то подзабыл, то ли домыслил для красоты слога. Авторитетный вор в то время вряд ли стал бы петь уличную хулиганскую песню (если уж «Муркой» брезговали, то «Мальчишкой» — тем более). Разве что ребятам «причёсывал уши» какой-нибудь мелкотравчатый шпанюк. Но для нас важно другое: песня «Когда я был мальчишкой» в 30-е годы была популярна среди уличных «огольцов».
Однако чем дальше, тем больше история гадкого мальчишки превращалась в откровенный балаган. К пострадавшим от хулиганского беспредела добавилась несчастная деревенская бабушка:
Приехал я на дачу
И что там натворил:
У бабушки Маруси
Полсиськи откусил.
Она меня догнала,
По попе надавала,
А я её догнал —
На части разорвал!
Иногда бабушке дозволяется применить приёмы необходимой самообороны:
Она за мной бежала
И еле догнала,
Ругала, ругала —
И пендаля дала.
Не плачь, моя Маруся,
Я новую куплю,
А если будешь плакать —
Вторую откушу.
Это уж совсем детский сад.
Между тем отечественный подростковый фольклор давно включил в состав своей «классики» ещё одну вариацию песни «Когда я был мальчишкой», где разухабистые шутовские куплеты о расправе над папашкой, мамашкой и сестрёнкой превращаются в историю, леденящую душу. Это песня «Судили парня молодого» («Когда мне было десять лет»). Принадлежит она к достаточно длинному ряду так называемых «судебных» песен — то есть тех, где речь идёт о судебных процессах. Среди образчиков этого жанра — «Два громилы», «Сын прокурора», «Дочь прокурора», «Письмо подруге» («Суд идёт, и наш процесс кончается»), «Судили девушку одну» («Мурочка Боброва»)…
Многие варианты этой песни начинаются довольно неожиданно — «Шумел бушующий камыш, судили парня молодого», «Горит пылающий камин…» и в том же роде. Правда, представить, что судьи слушали убийцу, сидя у пылающего камина или зарывшись в камыши, достаточно сложно… Однако любопытно не это, а то, что блатные сказители за основу сюжета взяли всё ту же хулиганскую песенку «Когда я был мальчишкой» и представили историю кровавого хоррора (по-русски говоря, тихого ужаса) в новой обработке:
Среди бушующей толпы
Судили парня молодого,
Он сам собою был красив,
Но много он наделал злого.
Он попросился говорить,
И судьи слово ему дали,
И речь его была полна
Тоски, и горя, и печали: