Таким образом, Колька Аржак уже одним своим внешним видом подчёркивает превосходство над другими хулиганами: он — «белая кость», «рабочая интеллигенция» (полиграфисты по роду деятельности были грамотнее и образованнее, нежели остальные пролетарии). Стало быть, причина расправы над ним — не только в ухаживании за «чужими девчатами». Хотя не исключено, что девчата тянулись к Аржаку как к представителю «культурной» профессии — в отличие от «грязных» ухажёров из металлургических и иных производственных цехов.
«В грудь ему воткнулись четырнадцать ножей»
Основная интрига баллады «Аржак» раскручивается вокруг «неблагородного» поведения шайки хулиганов, которые зарезали безоружного коллегу, несмотря на то, что он предложил драться голыми руками. Авторы специально подчёркивают особую доблесть Аржака, который «считался хулиганом, но дрался без ножа». Другими словами, атрибутом типичного хулигана непременно должен быть нож.
Здесь надо сделать важное отступление. Ни один из Уголовных кодексов советского образца не определял хулиганство как преступление с применением оружия! Оно трактовалось как озорные действия с явным проявлением неуважения к обществу (1924), буйство и бесчинство, которое отличается исключительным цинизмом или дерзостью (1926), умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу, — но никогда речь не шла о применении оружия! Вооруженное хулиганство чаще всего старались переквалифицировать в преступные деяния, которые подпадали под более серьёзные статьи.
А вот в новой России всё переменилось. Госдума 24 мая 1996 года принимает новый Уголовный кодекс Российской Федерации, где под хулиганством традиционно разумеется «грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся применением насилия к гражданам либо угрозой его применения, а равно уничтожением или повреждением чужого имущества» (статья 213). Однако затем происходит странная метаморфоза. С. Панин пишет: «Как отмечал один из судей Верховного суда РФ, “авторы УК РФ 1996 года в отношении хулиганов продемонстрировали явный либерализм”: “особая дерзость” в виде нанесения побоев, легкого вреда здоровью — наиболее распространенный вид хулиганства из категории тяжких преступлений — перекочевала в разряд деяний небольшой тяжести… Сравните: молодой, дерзкий преступник демонстративно “в кровь” избил пожилого мужчину, сделавшего ему справедливое замечание, — до 2 лет лишения свободы. Тот же преступник тайно похитил бутылку импортного пива из киоска — от 2 до 6 лет лишения свободы…»
Замечание справедливое. Казалось бы, из него следует, что санкции за хулиганство надо ужесточить. Однако происходит наоборот! Статья 213 УК РФ действительно претерпела значительные изменения 8 декабря 2003 года. Её сократили, оставив, по сути, лишь уголовную ответственность за вооружённое хулиганство! Любые другие действия из прежнего «традиционного» определения либо «нежно» караются по второй части статьи 116 УК РФ «Побои» — до двух лет лишения свободы, либо вообще отнесены к разряду «мелкого хулиганства». Согласно части первой статьи 20.1 Кодекса об административных правонарушениях РФ, под мелким хулиганством понимается «нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся нецензурной бранью в общественных местах, оскорбительным приставанием к гражданам, а равно уничтожением или повреждением чужого имущества»[21].
То есть если с вас сняли шапку, нагадили в неё и надели вам же на голову — это «шутка юмора». Вас могут сбить с ног и затем помочиться на вас, облить краской — за это обидчиков ожидает «ай-яй-яй со штрафом». Правда, за такое насилие без оружия УК РФ тоже карает. Но под уголовно наказуемыми истязаниями (статья 117 УК РФ) имеются в виду лишь систематические насильственные действия. Если вас регулярно окунают в дерьмо — это преступление. А один-два раза — ребячья шалость… Из определения хулиганства ушли понятия исключительного цинизма и дерзости. Как не вспомнить слова наркома Крыленко: о власти граждане судят по тому, могут ли они спокойно пройти по улице, не рискуя получить плевок в физиономию.
Однако вернёмся к России прежней. Дикая поножовщина традиционно считалась у русского народа в порядке вещей. Причём если в городе массовые драки с применением оружия хоть как-то можно было пресекать, применяя полицию, а то и солдат, в деревне подобные «развлечения» практически оставались бесконтрольными. Как пишет Л. Лурье: «Деревня знала тяжёлые формы хулиганства — поножовщину, при которой орудием преступления мог быть и нож, и кол, и кулак». Причём нож считался не самым страшным оружием — в ход пускали кастеты, гирьки на цепочке, дубины или трости, перчатки с утяжелителем-свинчаткой, кистени:
Эх, кистень моя игрушка,
В лихом бое за дружка.
Ты колися черепушка —
Басурманска голова.
Эх, дубинный бой, свистящий,
Кол дубовый заводи.
На дубинушки ходивши,
Истоптал я сапоги.
Чу, идут подросточки —
Камышовы тросточки.
У милово моего
Железная у одного.
Меня били, колотили
В три кола, в четыре гири,
Мне, мальчишке, нипочём —
Не убить и кирпичом.
Правоохранители империи не особо вмешивались в «народные забавы», предпочитая бороться с проникновением в деревню «политических смутьянов» разных мастей, что отразилось и в фольклоре с упоминанием «листочков»-прокламаций:
Я Сибири не боюся,
Сибирь — наша сторона.
За листочки нас рестуют,
А за ножик — никогда.
После реформы 1861 года, отменившей крепостное право, крестьяне повалили в города, укрепляя ряды маргиналов-костоломов. Правда, в городах меж хулиганских шаек существовали свои «правила», согласно которым орудовать оружием разрешалось только при выяснении отношений между группировками. Но в XX веке всё стало меняться. Л. Лурье отмечает: «По словам родоначальников питерского хулиганства, ножи и гири они применяли только в стычках с соперничающими группировками… а вот те, кто пришёл им на смену, были горазды на любое беспричинное преступление».
С началом войны 1914 года дикая резня сошла на нет: разудалые ребята отправлялись на фронт, где им было чем занять ручки шаловливые. Пламя хулиганства естественным образом удалось погасить. Однако оно с новой силой забушевало в начале 20-х годов, уже в Совдепии. Эпоха войн и революций добавила свои штрихи — теперь в руках «озорников» появились наганы:
Эй, давай, ребята, драться,
Я за ножиком схожу.
Если ножик не поможет,
Я наганчик заряжу.
…
У братишки есть и гиря,
У меня есть и наган.
Брата с гирей повалили,
Я с нагана выстрел дал.
…
Мы без ножика не ходим,
Без нагана никогда.
Нас и судят и сажают,
А мы ходим с ним всегда.
В 1926 году на Обводном канале Ленинграда при побоище между двумя шайками хулиганов — тамбовской и воронежской — в ход были пущены не только камни, палки, ножи, но раздавались выстрелы из револьверов. И всё же чем дальше от военного времени, тем реже стали мелькать в руках уличной шпаны «шпалеры». А вот ножи были непременными спутниками сорвиголов.
Уголовная хроника тех лет пестрит сообщениями о нападениях с применением холодного оружия. Так, в Питере на протяжении 1924–1925 годов шайка обнаглевшего хулиганья во главе с «атаманом» Берлиным и «есаулом» Храпом орудовала в районе Смольного, рядом с обкомом большевистской партии. В шайке было 23 участника, они каждый вечер резали прохожих. Милиция оказалась бессильна, пришлось вызывать красноармейцев.
То же самое происходило и в Москве, и в других городах даже в середине-конце 1930-х годов. Шайка некоего Бородулина ворвалась 21 апреля 1935 года в «красный уголок» треста «Мосстройканализация» в Филях. По призыву атамана: «Режьте, ребята, ножами!» — хулиганы набросились на стоявших у входа граждан. Порезали заведующего «красным уголком» Быкова и председателя профсоюзного бюро Солдатова, ранили милиционера Роговского и рабочего Рогова, а рабочий Забиров от ножевого ранения позже скончался.
Хулиганы не унимались и в период «мрачных сталинских репрессий». 1 мая 1938 года на Загородном шоссе пьяная шайка в составе Германа Есипова, Константина и Георгия Соловьёвых, Ивана Волкова подошла к палатке, торгующей квасом, и попыталась пролезть без очереди. Когда стоявшие в очереди Соколов и Коровин сделали им замечание, Константин Соловьев с криком «Режьте, ребята!» нанёс удар финкой по голове Коровину, Есипов всадил нож в бок Соколову, а Волков порезал руку гражданину Журавлеву.
Частушечный фольклор того времени не обходится без упоминания поножовщины:
Мы ребята-ёжики,
У нас в карманах ножики.
Кто заденет ёжика,
Тот получит ножика.
Где про нас ножики точат,
Мы туда гулять идём.
Либо нас кого зарежут,
Либо мы кого убьём!
Вы порезали, дак мало,
Вы порежьте-ка ещё.
Моё тело молодое,
Зарастает хорошо.
В обстановке повальной резни указание на то, что известный хулиган не использует в драке ножа, воспринималось как нечто исключительное, создавало вокруг Аржака ореол не просто героя, а человека выдающейся смелости, отчаянной отваги, «былинного» хулигана-богатыря.
Как Владимир Высоцкий воскресил Кольку Аржака
Итак, доблесть Аржака подчёркивается тем, что, хотя он считался хулиганом и на этом основании мог использовать холодное оружие, однако «дрался без ножа». Судя по тексту, такое поведение «выламывалось» из общей хулиганской традиции. И не только в первые советские десятилетия.