Потанюшка маленькой,
Потанюшка коротенькой,
На одну ножку припадывал,
На другую приколыхивал.
Когда такой недомерок «схватил Кострюка за ногу, ещё кинул под облаце» — кто же будет сумлеваться в превосходстве русской силы над инородческой?! То есть чем далее от времени создания песни, тем более унижен супротивник. Его одолевает какой-то каличный хромоножка. Но вот вопрос: почему же в раннем варианте песни против Темрюка выступают двое русичей? Ответ напрашивается лишь один: потому что песня — историческая, отражает реальное событие! Так и происходило на самом деле: русские борцы против кавказских были, говоря словами героя чеховской «Каштанки», всё равно что плотник супротив столяра. Иначе неведомым сочинителям в голову бы не пришло выставлять против «черкешенина» двоих борцов. Это не в традициях былинного эпоса. Вот хилый Потанюшка, одолевший иноземца, — дело другое.
Но и до истории с Кострюком традиционная русская былина порою не жаловала отечественных борцов. Так, былина «Ставр Годинович» тоже представляет их не в лучшем свете. В ней повествуется, как князь Владимир, рассердившись на боярина Ставра за то, что тот считал себя богаче киевского правителя, велел бросить наглеца в темницу, а его владения отобрать. На помощь мужу поспешила верная жена Ставра — Василиса Микулишна. В одной из версий былины она переоделась послом Золотой Орды и прибыла в Киев требовать великой дани. Однако княгиня угадала в «татарском после» Василису. И Владимир решает проверить гостя, резонно посчитав, что если посол — женщина, то она не станет бороться с киевскими богатырями. Князь выставляет против «посла»… семерых удальцов! Однако «татарин»
Первому борцу из плеча руку выдернет,
А другому борцу ногу выломит,
Она третьего хватила поперёк хребта —
Ушибла его середи двора…
Интересный поворот… Владимир приглашает гостя «поразвлечься», выставляя против него банду профессиональных костоломов! А если княжеская жена ошиблась? Если гость и впрямь прибыл из Золотой Орды, данником которой князь является? Неужто Владимир рискнул бы на проверку, которая могла обернуться реальной расправой над посланцем хана? За подобную наглость ордынцы сровняли бы Киев с землёй!
Но не будем торопиться. Былина о Ставре принадлежит к новгородскому циклу: в ней отразились неприязненные отношения Киева и Новгорода. По мнению крупнейшего специалиста по истории славянства Бориса Рыбакова, былина эта исторична. При Владимире Мономахе была предпринята последняя попытка киевлян круто обойтись с новгородским боярством. В 1118 году Мономах вызвал всех новгородских бояр в Киев, заставил их присягнуть на верность, а некоторых оставил в столице и заточил. Среди них оказался новгородский сотник, боярин Ставр Гордятич. В 1960 году на стене Софийского собора в Киеве обнаружили надпись: «Господи помози рабу своему Ставрови недостойному рабу твоему».
Так что новгородцы небеспристрастны. Их целью было не прославление татарских борцов, а унижение киевских. Для новгородцев Киев — «чужая сторона». Кстати, Василиса выступает под видом не только посла Орды, но и «сына короля ляховицкого» (литовского).
Однако затем былину переделывают по всей Руси, не боясь «макнуть» богатырей Добрыню Никитича и Алёшу Поповича, которые сначала признаются переодетой жене Ставра, что Владимир послал их схватить Василису Микулишну «да дорогой над ней наругатися», а позднее при дворе «ляховицкий королевич» этих богатырей швыряет, как тряпошных. И для этих сочинителей вполне естественно, что татарский посол побеждает семерых «русаков». То есть и татары, и кавказцы считались более искусными борцами. Даже в поздних вариантах песни, когда Кострюка побеждают уже честно, сказители глухо признают высокую эффективность и изощрённость «басурманского стиля». Кирша Данилов так описывает ухватку Кострюка:
Борьба его учёная,
Борьба черкасская:
Колесом он бороться пошёл.
«Учёная» борьба супротив нашенской, «простецкой»… Трудно сказать, что это за «борьба колесом». Возможно, способ противостояния нескольким противникам, когда боец двигается по кругу и разворачивается вокруг своей оси, чтобы всегда иметь перед собой одного соперника, оставляя других за его спиной? Такая тактика отрабатывается в современных спецподразделениях. Но в традиционной борьбе на поясах это исключено.
Но для нас важно другое. Ещё до Кострюка мы встречаем в былине попытку толпы «нарочных бойцов, удалых молодцов» расправиться с чужеземцем. И сказителей это ничуть не смущает. Победителей не судят…
Купец Калашников как зеркало русского хулиганства
Но порой выходит так, что судят и победителей. Уверен, в предыдущей главе читатель обратил внимание на «братцев-калашничков», они же «дети Калашниковы». Это же прямой отсыл к лермонтовской «Песне про купца Калашникова»! Верно. Лермонтов использовал историю с калашниками как источник вдохновения. Поэт был прекрасно знаком не только с фольклорной былиной, но и с биографией кабардинца: не случайно в «Песне…» Кирибеевич выведен опричником.
Всё это важно для понимания произведения. Ведь с лёгкой руки Белинского до сих пор гуляет нелепая трактовка поэмы. Как воспринимает «Песню…» современный читатель? Вот «историк» Сергей Лабзюк: «В этом произведении автор столкнул две силы — народную правду и самодержавное своеволие… И состоялся бой между молодым царским опричником и “удалым купцом Калашниковым”, в котором купец побеждает бесчестного врага». Или цитата с сайта «Мои сочинения по литературе»: «После того как Калашников убил в кулачном бою Кирибеевича, Грозный приказал казнить молодого купца. Он не посчитался с тем, что Калашников выиграл бой честным путём. Он хотел отомстить за смерть любимца».
Подобные трактовки — откровенная чушь. Попытку развеять мифы вокруг «Песни…» предпринял Михаил Кононенко в статье «Неизвестный М. Ю. Лермонтов». Кононенко указывает на то, что Белинский полностью игнорирует кульминационную часть «Песни…» — описание самого боя между купцом и опричником. «Неистовый Виссарион» пишет: «Начинается бой (мы пропускаем его подробности); правая сторона победила». Но именно подробности кулачного боя являются ключом к пониманию поэмы!
Отметим, что Лермонтов был прекрасно знаком с этой «народной забавой», что, в частности, подтверждали в своих воспоминаниях его троюродный брат Аким Павлович Шан-Гирей и тарханская крестьянка Аграфена Ускокова. Но кулачный бой вместо борьбы был необходим Лермонтову также для придания поэме особого драматизма, психологизма, который отсутствует в народной песне.
Вспомним тезис о том, что в бою «купец побеждает бесчестного врага». На самом деле Кирибеевич — не бесчестный враг. Напротив, непредвзятый читатель испытывает к нему симпатию и даже сочувствие. Сам Белинский вынужден изумлённо заметить: «Не правда ли: вам жалко удалого, хотя и преступного бойца?» Да конечно! Ведь в ряду «демонических» героев Лермонтова (Печорин, Арбенин, «печальный Демон») он — наиболее совестливый и трагичный. Кирибеевич не рад своей страсти, просит царя отпустить его «в степи приволжские, на житьё на вольное, на казацкое», где он примет смерть от «басурманского копья». Он молит Алёну Дмитриевну обнять его «единый раз, на прощание». Нехарактерное поведение для опричника…
В поединке на Москве-реке сходятся два достойных противника, каждому из которых автор сочувствует. Но победитель будет один. И в самом начале песни Лермонтов ясно даёт понять, кто является «фаворитом» в предстоящем бою. Царь спрашивает Кирибеевича о причине его печали:
«Или с ног тебя сбил на кулачном бою,
На Москве-реке, сын купеческий?»
Отвечает так Кирибеевич,
Покачав головою кудрявою:
«Не родилась та рука заколдованная
Ни в боярском роду, ни в купеческом»…
Это — не пустая похвальба. Сам Степан Парамонович признаёт мастерство противника, давая наказ братьям (отзвук «братцев-калашничков»):
И я выйду тогда на опричника,
Буду насмерть биться, до последних сил;
А побьёт он меня — выходите вы
За святую правду-матушку.
Калашников не уверен в своей победе. Да и на Москве-реке, где собрались бойцы «для охотницкого бою, одиночного», против Кирибеевича не осмеливается выйти ни один — даже после неоднократного вызова:
Трижды громкий клич прокликали —
Ни один боец и не тронулся,
Лишь стоят да друг друга поталкивают.
Сам Калашников выходит лишь после третьего выклика! Он скрепя сердце идёт на бой. Просто не остаётся иного выхода… И вот тут Лермонтов протягивает еще одну нить от фольклорной былины к поэме: как и «братцы-калашнички», купец Калашников сознательно идёт на бесчестный поступок.
Чтобы понять это, обратимся к тонкостям кулачного единоборства. Следует выделить три разновидности такого поединка. Первый — бой «один на один» перед началом «стеношного» побоища. Он допускал удары в голову — но ни в коем случае не в висок! Второй, существовавший как раз во времена Ивана Грозного, «Божий суд», или судебный поединок («поле»). Спорящие стороны встречались в бою сами или нанимали профессиональных бойцов. Кто побеждал, тот считался правым. И наконец, классический «охотницкий бой», где категорически запрещались любые удары в голову. Разновидность «охотницкого боя», описанная Лермонтовым, называлась «раз на раз», «удар на удар» или «через черту». Проводилась черта, за которую нельзя было заступать, а дальше каждый боец поочерёдно наносил удар, пока кто-то из соперников не падал на землю или не отказывался от поединка. Уклоняться в сторону, сдвигаться с места запрещалось. В поединке «раз на раз» бывали случаи гибели бойцов, однако, если победитель действовал по правилам, вины за ним не признавали.
Даже позднее, в свободном бою, запрет на удары в голову сохранялся. Такой поединок описывает Максим Горький в повести «В людях» (1915). Он перечисляет удары под ложечку, в грудь, под мышку — но не в гол