На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях — страница 62 из 71

«Аржак» — комикс по мотивам Лермонтова

Но не слишком ли далеко мы отклонились от темы очерка — хулиганской баллады о Кольке Аржаке? Новый взгляд на «Песню про купца Калашникова» любопытен — однако какое отношение он имеет к уличной балладе 20-х годов? Да самое прямое. И я попытаюсь это доказать.

Не случайно мы начали с исторического сказания о Кострюке и «братцах-калашничках». Разве сочинители этого повествования не понимали, что подвиги победителей выглядят не очень достойно? Понимали. Но даже в первых вариантах песни, написанных «по горячим следам» (наверняка поводом послужил реальный случай), бояны поддерживают своих героев, равно как авторы былины о Ваське Буслаеве любуются его чудовищными пьяными непотребствами. И каковы же аргументы защиты? А очень простые: наши русские ребята «уделали бусурмана»!

То есть главное — достичь цели и унизить супостата. А как — не столь принципиально. В сборнике Кирши Данилова мораль сформулирована ещё более отчётливо. Правда, в этом варианте (начало XIX века) оба брата побеждают «борца черкасского» чисто и честно. Однако версия поздняя, петровских времён: братья «одеты в платье саксонское», да ещё и гладко выбриты. Зато резюме откровенно до предела. Когда Марья Темрюковна возмущается мародёрством одного из победителей — «детина деревенской — почто он платья снимает?», царь Иван Васильевич ответствует «с чувством, с толком, с расстановкой»:

А не то у меня честь во Москве,

Что татары-де борются, —

То-то честь в Москве,

Что русак тешится!

Хотя бы ему голову сломил,

Да любил бы я, пожаловал

Двух братцов родимых,

Двух удалых Борисовичев!

Вот типичная психология гопника-хулигана. Главное — что «русак тешится»! Не столь важно — русак, татарин или чеченец. Психология хулигана наднациональна. Куда важнее маркировка «свой — чужой» по любому принципу. Определил чужака — и делай с ним, что хочешь, тешься, как пожелаешь. Он виноват уж тем, что не свой. А если к тому же ещё и выпендривается — сам Бог велел его порвать. Как нынче говорят — «по-любому». Не задумываясь о каких-то там правилах честного поединка. Если чужак объективно сильнее, можно наплевать на любые правила. Даже нужно.

И песня о Кострюке-Мастрюке, и песня о купце Калашникове — обе они отразили принципы русского хулиганского понятия о «честном поединке»: неважно, что нечестно, важно победить! Но разве не то же самое делают и васинские парни с Аржаком? Разве не так же рассуждали русские кулачные бойцы, вооружаясь ножами, кистенями, свинчаткой? Хрен с ним, что подло — ведь не ради себя, ради «обчества», чтобы наши деревенские стеношники круче всех оказались!

В песне о Кострюке мысль эта грубовата. В «Песне о купце Калашникове» выражена с психологическими нюансами. Но смысл — тот же. С этой точки зрения «Аржака» можно рассматривать как хулиганскую адаптацию лермонтовской поэмы. Аржак (Кирибеевич) гуляет с петровскими (ольховскими, васинскими и проч.) девчатами (купеческая жена Алёна Дмитриевна). Парни этого района (Калашников) возмущены и хотят расправиться с наглецом. Аржак призывает их биться честно. Но хулиганы знают, что в таком бою Аржак мастер — может и «оборотку дать». И они пускают в ход ножи, убивая врага.

«Окоротить чужого» — вот что объединяет все три произведения: песню про Кострюка, песню про купца Калашникова, песню про Кольку Аржака. Возможно, не случайно привычный русскому слуху Чеснок превратился в странного Аржака, звучащего явно «не по-нашему». Не зря и у Лермонтова опричник выступает под «бусурманским» именем Кирибеевич — пусть он даже крещён и находится на царёвой воинской службе. (Любопытно, что Лермонтов «моделирует» псевдотюркское отчество: на самом деле имени Кирибей попросту не существовало.) Как не вспомнить Дантеса:

Смеясь, он дерзко презирал

Земли чужой язык и нравы…

Смеялся? Презирал? Получи, фашист, гранату!

Печально то, что этот принцип — оправдание любого позорного поступка «своего человека» объективными обстоятельствами и благой целью — до сих пор торжествует в умах многих «русских людей». В полемике вокруг «Песни про купца Калашникова» многие мне возражали: но ведь Степан Парамонович мстил за поруганную честь семьи! Как можно его сравнивать с гопниками?!

Увы, можно. Да, Калашников переживает своё падение как трагедию и готов идти на казнь. Так ведь и васинские парни кричат: «Аржак, прости!» Русская натура такова: не согрешишь, не покаешься. Только главное не в этом. Главное в том, что через закон, традиции, честь можно переступить. И оправдание всегда найдётся. Реальное или мнимое.

Как петровский гренадер накостылял «бодливому» шотландцу

Но это — рассуждения о природе, психологии русского хулиганства, отражённой в отечественном фольклоре и литературе. Нам же интересно узнать об уникальной системе уличного боя, которой, скорее всего, владел Колька Аржак. Кулачные бои, безусловно, могли воспитать в парне с рабочей окраины жестокость, стойкость в схватке. Но способны ли они отточить мастерство бойца настолько, чтобы он мог противостоять нескольким соперникам, тем более вооружённым? Ведь «драться без ножа» вовсе не означает, что такого ножа нет у твоего противника!

Насколько искусными были удары и приёмы русского кулачного боя? Некоторые наши соотечественники считают эту систему столь эффективной, что даже настаивают на превосходстве кулачного боя над английским боксом. Способствовал распространению такого мнения известный археолог и этнограф Александр Власьевич Терещенко (1806–1865). В фундаментальном исследовании «Быт русского народа» он делает вывод о том, что английский бокс произошёл… от нашего кулачного боя! Основанием служит эпизод из «Рассказов Нартова о Петре Великом» — якобы рукописи известного русского учёного, механика, «токарных дел мастера» Андрея Константиновича Нартова (1693–1756), где в одном из эпизодов русский гвардеец побеждает английского боксёра. Этнограф развивает версию о том, что после обидного казуса англичане срочно отправили своих мастеров на обучение в Россию, а затем появился настоящий английский бокс…

Григорий Панченко отказывается верить такому свидетельству: «История эта восходит к так называемой “Рукописи Нартова”, подложность которой ясна уже несколько десятилетий, но из “патриотических” соображений об этом стараются не говорить». Ну, то, что рукопись написана не самим механиком, а его старшим сыном Андреем Андреевичем, давно не секрет. Удалось определить и источники, которые были творчески обработаны. Однако исследователи полагают, что, хотя Нартов-младший порою явно не в ладах с фактами (к примеру, сообщает, что знаменитый механик пробыл с Петром 20 лет, хотя тот состоял при императоре всего 6 лет), многие рассказы могли действительно принадлежать Нартову-старшему.

Заслуживает доверия и рассказ о лондонском поединке — с той оговоркой, что речь не шла о единоборстве гренадера с боксёром, как это утверждается в вольных пересказах. Слова «бокс» в рукописи вообще не могло быть: в 1698 году, когда Пётр посетил Лондон, бокс как система не существовал. Самые ранние упоминания об этом виде единоборства связаны с Джеймсом Фиггом, который стал первым официальным чемпионом Англии и владел этим титулом с 1719 по 1729 год. Рукопись же прямо указывает, что лондонские бойцы «сражались лбами», то есть по особым правилам. Ни об ударах руками, ни о других приёмах не упомянуто: «Во время пребывания Государева в Лондоне случилось видеть ему на площади аглинских бойцов, сражающихся друг с другом лбами, из которых один побивал всех. Возвратясь к себе в дом, расказывал о таком сражении прочим россиянам и спрашивал, нет ли охотника из Преображенских гранодеров, находящихся при свите его, побиться с аглинским силачем. Вызвался один гранодер, мочной, плотной, бывалый в Москве часто на кулачных боях и на себя надеявшийся, но просил Государя, чтоб приказано было сперва ему посмотреть битвы аглинской, что ему было и позволено. Гранодер, приметив все их ухватки, уверял Государя, что он перваго и славнаго их бойца сразит одним разом так, что с рускими гранодерами вперед биться не захочет. Его величество, улыбнувшись, ему сказал: “Полно, так ли? Я хочу держать заклад. Не постыди нас”. — “Изволь, Государь, держать смело и надеяться. Я не только удальца, да и всех его товарищей вместе одним кулаком размечу. Вить я, отец, за Сухоревою башнею против кулашной стены хаживал. Я челюсти, зубы и ребры высажу”».

Вот тут и кроется секрет победы гренадера! Не случайно он внимательно наблюдал за поединками лондонских бойцов и приметил их повадки — то, что удары наносились только головой. Легко понять радость гвардейца: при таких ограничениях он и впрямь мог разметать всех британских мастеров, тем паче бойцом был выдающимся.

А теперь внимательно ознакомимся с описанием боя: «Агличанин богатырским своим видом при первом на него взгляде уверял почти уже каждаго, что сия есть для него малая жертва. Все думали, что гранодер не устоит… Агличанин, нагнув шею, устремил твёрдый лоб свой против груди гранодерской, шёл его сразить, и лишь только чаяли произведённаго лбом удара, как увидели вдруг, что гранодер, не допустив его до себя, вмиг кулаком своим ударил агличанина по нагбенной шее в становую жилу столь проворно, что гигант шотландской пал на землю и растянулся. Зрители вскричали: “Гусе!”, ударили в ладоши, поклонились Государю и заклад заплатили. При сём Его величество, оборотясь ко своим, весело сказал: “Руской кулак стоит аглинского лба. Я думаю, что он без шеи”».

Шотландец не ожидал кулачного удара по затылку: это было запрещено. Потому и пошёл на таран бесстрашно. Гренадер легко победил — но фактически против правил. Видимо, так же решили и английские джентльмены. Но что взять с русских дикарей, которые не в состоянии вести честный бой? К тому же — дипломатия…

Вторая интересная деталь — указание на удары лбом. Упоминание поединков, где бьются лбами, заставляет отнестись к расссказу с высокой степенью доверия. Английский кулачный бой в самом деле практиковал такие приёмы! Их допускали и «Кодекс Браутона» (по имени чемпиона Англии Джеймса Браутона), вступивший в действие в 1743 году, и даже более поздние «Правила лондонской арены».