Она так обхаживала Лекси и даже пробовала говорить с ней по-французски, что я решил, не была ли она какой-то воспитательницей в школе для девочек, прежде чем выйти замуж за мистера Миллса, а потом благополучно свести его в могилу. Во всяком случае, на меня миссис Миллс смотрела на как на пустое место, а одинокие хозяйки гостевых домов так себя обычно не ведут.
Воспользовавшись свободным временем, я заказал разговор с Лос-Анджелесом за счет вызываемого абонента и позвонил Аманде. Подробно отчитавшись обо всем, что нам удалось узнать, что сообщил, что пребывание в Нью-Хейвене мне больше не кажется целесообразным.
— Что бы ни лежало в этом сейфе, это оттуда забрали, и открытка со стихотворением свою роль полностью отыграла. Не знаю, можно ли доказать, что Лекси является наследницей мистера Бальтазара, и насколько вам нужен этот дом в Нью-Хейвене.
— Спасибо, Дуглас, — прервала меня Аманда. — Что вы планируете делать дальше?
— Самое разумное — провести еще одну ночь здесь, а завтра рано утром выехать в Нью-Йорк и попробовать попасть на ближайший рейс до Лос-Анджелеса. Я могу позвонить в авиакомпанию и узнать насчет билетов.
— Не беспокойтесь, я этим займусь. У нашей студии есть постоянная бронь в TWA, если есть удобные рейсы, я постараюсь выкупить места. Я хотела спросить, какие ваши соображения по этому делу. Зачем Мишелю понадобился этот дом и вся эта история с открыткой?
— Я думаю, он там что-то оставил в сейфе. Рискованно, конечно, но другого выхода у него не было. Ведь, как я понял, он почти сразу уехал во Францию, где вы через пару лет и познакомились. Он постарался спрятать сейф в доме, а указания, как его найти, оставил в виде зашифрованного послания, понять которое мог один человек.
— Та, которую вы называете Марианной? — сухо спросила Аманда.
— Точнее Бальтазар назвал ее так. Он ясно дал понять агенту по недвижимости, присматривавшему за домом, что прийти за ключом должна женщина.
— Но почему он ей просто не сказал адрес и не оставил ключ?
— Видимо, по каким-то причинам не мог. Это мы вряд ли теперь узнаем. Бальтазар мертв, а Марианна за эти годы так и не объявилась.
— Но как он мог быть уверен, что сейф с его содержимым сохранится столько лет?! Вы сказали, что дом каменный, но в нем все равно мог вспыхнуть пожар, на город обрушиться ураган.
— Я и не думаю, что он намеревался ждать так долго. Вспомните: вначале он заплатил только за пять лет. Наверняка он был уверен, что за это время Марианна найдет его дом и поселится в нем. И, возможно, он сам собирался к ней вернуться.
Я замолчал. Получалось, что Бальтазар планировал воссоединиться со своей незнакомкой в 1939 году. Не слишком приятная новость для Аманды. Значит, когда они познакомились, полюбили друг друга, поженились и родили ребенка, он все это время мечтал о том, как вернется к другой женщине.
— Но потом началась война и, как мы знаем, он провел ее в Европе, — продолжил я. — И смог вернуться только пятнадцать лет спустя, чтобы обнаружить, что ничего не изменилось. Содержимое сейфа оказалось нетронутым, поэтому он продолжил платить агенту, ожидая звонка от Марианны еще десять лет, пока наконец не решил, что с него хватит. В следующем году он собирался выставить дом на продажу.
— Но его убили, — тихо сказала Аманда.
— Да.
— Я не понимаю, как со всем этим связана Сью.
— И я, если честно, не понимаю. Видите ли, — сказал я после паузы. — Если я был полицейским, ведущим это расследование, и обладал бы всей информацией, что есть у нас сейчас, я бы запросил сравнительную баллистическую экспертизу пуль с обоих место преступлений: убийства мистера Боррудейла и покушения на убийство вашего первого мужа. Конечно, это практически невозможно. Я думаю, что поскольку мистер Арнольд мертв, то дело по покушении на него закрыто, и вряд ли ребята из Монтерея будут так долго хранить бесполезную улику или захотят пересылать ее в Коннектикут. Но я не удивлюсь, если окажется, что все они выпущены из одного оружия.
— И что нам это дает?
— Нам ничего. Но, если бы это было официальное полицейское расследование, то с показаниями, полученными в Калифорнии, показаниями этого Кейлеба и данными баллистической экспертизы, улик для ареста Сью было бы вполне достаточно.
— То есть вы собираетесь собрать все наши сведения и написать анонимное письмо в полицию? Или, может, в ФБР? — я услышал на другом конце провода смешок.
— Аманда, но ведь уже совершено два убийства. Я не могу скрывать информацию от государственных органов, иначе я потеряю лицензию.
— Опять вы о своем, Дуглас. Ничего вы не скрываете. Пока что это все ваши догадки. Пожалуйста, сводите мою дочь поужинать, посмотрите достопримечательности Нью-Хейвена, посетите Йель. И составьте мне подробный письменный отчет о вашей поездке. Я позвоню вечером и сообщу, во сколько ваш завтрашний вылет в Лос-Анджелес.
Глава 18
Хоть разговор с Амандой и оставил у меня неприятное впечатление, будто меня отчитали, словно зарвавшегося слугу, мы с Лекси прекрасно провели вечер в городе. Как оказалось, бургерная Луиса представляла собой крохотный дайнер, едва ли не вагончик, где в качестве основного блюда подавали что-то среднее между бургером и сэндвичем с огромным куском рубленого мяса, щедро заправленным луком, помидорами и салатом. Порция вполне могла бы насытить утомленного тяжелым рабочим днем шахтера, но Лекси ловко с ней расправилась, не забыв про жаренную картошку и яблочный пирог. Я старался не отставать, хотя, пришлось признать, что на «эпиццу» у нас уже не осталось сил. После мы покатались по городу, а затем решили припарковать машину и прогуляться вдоль залива.
Я предложил зайти в какой-нибудь бар и выпить по коктейлю. Лекси сообщила, что предпочла бы что-нибудь покрепче, чтобы переварить оригинальные нью-хейвенские бургеры. По пути в бар мы увидели несколько вывесок заведений, предлагающих свежие морепродукты, и я предложил зайти попробовать, если у нас потом снова разгуляется аппетит. Неожиданно разговор зашел об устрицах, которых я никогда не пробовал — в Лос-Анджелесе их попросту не было, возможно в рестораны вроде «Максимилиана» их доставляли на льду на самолете.
Сидя в баре и попивая виски, Лекси рассказала мне, как правильно выбирать сорта устриц и что их нельзя есть в месяцы, в названии которых нет буквы «р», какое вино заказывать к рыбным блюдам, а какое к мясным. Французские названия слетали с ее губ так быстро, что я не понимал ни слова.
— Наверное, однажды вы станете прекрасной женой, — сделал я комплимент.
— Правда? Никогда об этом не думала, — девушка равнодушно повела плечами. — Может быть, однажды я и выйду замуж. Пока что мне этого совсем не хочется.
— А чего вам хочется?
— Найти дело себе по душе. Я говорю совершенно искренне. Я училась в Париже, учусь в Барнарде, а до сих пор не представляю, чем хочу заниматься. У меня до сих пор такое ощущение, что я топчусь на месте. Когда я говорю, что думаю заниматься политикой или журналистикой, я сама в это не до конца верю. Мне, например, нравится проводить расследования, докапываться до истины. Я даже стала задумываться о том, чтобы пойти работать в полицию или в ФБР.
— Поверьте, вам не понравится. Вам почти ничего не придется решать самой, а в основном делать то, что говорят другие.
— Вы поэтому уволились?
— Во многом да.
— Я могу вас понять. В любом случае, мне необязательно все решать прямо сейчас. С одной стороны, женщинам пробиваться намного сложнее. Даже в образовании. Надо с самого начала решить, чего ты хочешь добиться, и отвоевывать свое право у мужчин. Сью много об этом говорила. С другой стороны, моя мама, например, изучала какую-то никому не нужную ерунду в университете вроде французской литературы. Потом, когда мы оказались в Англии, она стала работать секретарем в одном из оксфордских колледжей. Между прочим, там они и познакомились с Грегори. Но еще там был кинематографический кружок, где студенты снимали любительские фильмы ужасов. Мама стала его участником, она помогала им со сценариями, с режиссурой, даже снялась в паре фильмов. Я тоже приходила на съемки, это было очень забавно. Потом мама стала искать деньги для новых фильмов, придумывала разные приемы, чтобы продать их эффектнее. В итоге ее пригласили работать в лондонскую студию. Она стала ездить на фестивали, заводить нужные знакомства. И закончилось все Голливудом. Так что, мне кажется, бывает и так, что интересная работа сама тебя находит. Вы не думаете, мистер Стин?
Я подумал, что бывает всякое. Многие люди проводят жизнь, так и ожидая, что их посетит вдохновение, чем бы им, наконец, заняться. А некоторые, как отец Лекси, упорно стремятся к делу, к которому у них нет совершенно никакого таланта.
И, конечно, мне совершенно не хотелось разочаровывать девушку, говоря, что одна сокрушительная любовь может изменить все ее жизненные приоритеты. Впрочем, судя по спокойному сиянию ее васильковых глаз, я предположил, что Лекси, возможно, и не из тех, кто ищет любви. Скорее всего, больше будет страдать тот несчастный, который решит следовать за ней, пока она ищет своего призвания.
— А вы мистер Стин? Вы женаты?
— Нет и никогда не был, — ответил я. — Как-то не сложилось. Хотя у меня есть подруга.
Почему-то вдруг мне захотелось рассказать Лекси про Габриэлу. Не вдаваясь в подробности я описал наше знакомство, сдержанные отношения и молчаливую ссору по телефону перед отлетом в Нью-Йорк.
— И вы ей с тех пор так и не позвонили? — спросила Лекси.
— Конечно же, нет. Она просила не звонить. Сказала, что ей нужно подумать.
— Мистер Стин, вы совсем не разбираетесь в женщинах. Сейчас она дает вам шанс продемонстрировать свои чувства. Если ваша подруга говорит вам не звонить, и вы ей действительно не звоните — она окончательно убедится, что ничего для вас не значит.
— И что я ей скажу?
Кто бы мог подумать, что я буду спрашивать совета о личной жизни у двадцатилетней девчонки.