Такой акт уже не мог не вызвать отклика в самой Императорской Фамилии. Великий Князь Николай Николаевич опубликовал письмо Государыни Императрицы Марии Феодоровны с оценкой этого шага. Государыня писала Великому Князю:
«Ваше Императорское Высочество,
Болезненно сжалось сердце Мое, когда Я прочитала манифест Великого Князя Кирилла Владимировича, объявившего себя Императором Всероссийским.
До сих пор нет точных известий о судьбе Моих возлюбленных Сыновей и Внука, а потому появление нового Императора Я считаю преждевременным. Нет еще человека, который мог бы погасить во Мне последний луч надежды.
Боюсь, что этот манифест создаст раскол и уже тем самым не улучшит, а, наоборот, ухудшит положение и без того истерзанной России.
Если же Господу Богу, по Его неисповедимым путям, угодно было призвать к Себе Моих возлюбленных Сыновей и Внука, то Я, не заглядывая вперед, с твердой надеждой на милость Божию, полагаю, что Государь Император будет указан нашими Основными Законами, в союзе с Церковью Православною, совместно с Русским Народом.
Молю Бога, чтобы Он не прогневался на нас до конца и скоро послал нам спасение путями, Ему только известными.
Уверена, что Вы, как старейший Член Дома Романовых, одинаково со Мною мыслите.
Оповещая во всеобщее сведение об этом письме, Великий Князь Николай Николаевич писал:
«Я счастлив, что Ее Императорское Величество Государыня Императрица Мария Феодоровна не усумнилась в том, что я одинаково с Нею мыслю об объявлении себя Великого Князя Кирилла Владимировича Императором Всероссийским.
Я уже неоднократно высказывал неизменное мое убеждение, что будущее устройство Государства Российского может быть решено только на русской земле, в соответствии с чаяниями русского народа.
Относясь отрицательно к выступлению Великого Князя Кирилла Владимировича, призываю всех, одинаково мыслящих с Ее Императорским Величеством и мною, к исполнению нашего истинного долга перед Родиной – неустанно и непрерывно продолжать святое дело освобождения России.
Да поможет нам Господь.
Опубликованием этого письма и призывом объединиться Великий Князь Николай Николаевич совершил то давно жданное «выступление», к которому так стремились широкие зарубежные русские круги. «Выступление» это было совершено не в форме приказания, не в форме возложения на себя какого-либо звания, а только в форме широкого призыва, так как Великий Князь остался верен своему принципу – дождаться того времени, когда общие условия позволят это сделать. Для этого необходима была длительная работа.
Но для одной группы русской эмиграции – для армии – такие условия давно уже назрели. Отдавая приказания по армии, Великий Князь мог быть уверен, что они воспримутся именно как приказания, и что для возглавления Русской армии наступило время.
В соответствии с этим Великий Князь Николай Николаевич издал приказ следующего содержания:
«Главнокомандующему армией
генералу барону Врангелю.
Получив письмо Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны, оглашенное 7 (20) октября с.г., я призвал всех, одинаково мыслящих с ее Величеством и мною, объединиться и продолжать работу на дело спасения России.
Для полного объединения в моем лице всех военных, я впредь принимаю на себя руководство через Главнокомандующего как армией, так и всеми военными организациями.
Приказания войсковым частям и означенным военным организациям будут мною отдаваться через Главнокомандующего.
Все начальники отдельных частей, военных учреждений, военных заведений, военных организаций, а также председатели Офицерских Союзов и объединений будут назначаться мною.
Приказываю Главнокомандующему объявить настоящее мое распоряжение всем кому надлежит, к точному и неуклонному исполнению.
Приказ этот был обращен к одной армии. Но армия не переставала быть носительницей русской государственной идеи. Георгиевский штандарт был тесно переплетен с русским национальным знаменем. И, принимая на себя командование армией, Великий Князь уже тем самым брал на себя руководительство русским национальным движением.
Еще 16 декабря 1923 г., когда возникли в широких общественных кругах переговоры о возглавлении национального движения Великим Князем Николаем Николаевичем, генерал Врангель предусмотрел это положение и формулировал его в своем приказе. «Хотя до настоящего времени Великий Князь Николай Николаевич и не принял еще на себя общего руководства национальной работой, – говорилось в в этом приказе, – но и ныне уже эта работа ведется из Парижа находящимися вблизи Великого Князя людьми в соответствии с высказываемыми Им пожеланиями, обязательными для тех, кто отдал себя в Его распоряжение. Большая нравственная ответственность спадает с меня. Отныне все вопросы политические – международного характера, по объединению национальных русских сил и т. д., не лежат более на мне и на представителях армии. Для выполнения дальнейшей работы, связанной с разрешением этих вопросов, мною предоставлены все имеющиеся в моем распоряжении для этой работы силы и средства».
Уже тогда, из Белграда, нельзя было вести политической работы, и чисто географически работа эта для генерала Врангеля была невозможна. Центром национального движения становился Париж, вблизи местопребывания Великого Князя.
Теперь же, после принятия Великим Князем командования над армией, сложившееся фактически положение укреплялось формально: Главнокомандующий оставался первым солдатом среди своих солдат.
Приказ Великого Князя был восторженно принят русским зарубежным воинством. Русское офицерство, как мы уже говорили раньше, обретало Вождя, непрерывно соединяющего его со старой Российской армией.
Но для нас, участников тяжелого пути в «белом движении», приказ был величайшим моральным удовлетворением. «Белое движение» не зачеркивалось, как ненужная ветошь и исторический пережиток. Армия, которая прошла этот путь «белого движения», возглавляемая Главнокомандующим, армия, испытавшая столько бедствий и закалившая в них свою спайку, признавалась Верховным Главнокомандующим не как один из составляющих элементов, но как элемент основной и объединяющий. Все споры с Высшим Монархическим Советом, имеет ли право генерал Врангель отдавать распоряжения воинским чинам, находящимся в союзах и ему не подчиненным, – получали разрешение в ясных словах Великого Князя о том, что приказания Верховного Главнокомандующего будут отдаваться и офицерским союзам через Главнокомандующего армией.
Вместо разброда и партизанских объединений, с подчинением партийному коллективу, возникла единая стройная организация, с привычным воинским укладом, возглавляемая непререкаемым Вождем.
Дальнейшие попытки противодействовать этому могли носить уже чисто личный характер и теряли всякое принципиальное обоснование. То здание, которое с таким трудом возводилось Главнокомандующим и еще с большим трудом оберегалось от всяких покушений справа и слева, было, наконец, завершено; и завершено на тех прочных основаниях, которые были сбережены Русской армией, среди политической борьбы, лишений и соблазна шедшей своим прямым, независимым путем.
Глава VII. Цена крови
Та борьба, которая в общих чертах охарактеризована в предыдущих главах, неизмеримо затрудняла изыскание необходимых для армии денежных средств.
Финансовое хозяйство Крыма в период существования Южно-Русского Правительства основывалось на принудительном обращении бумажных денег, в значительном количестве печатавшихся в Феодосийской экспедиции.
Для расчетов с заграницей Южно-Русское Правительство располагало до известной степени средствами, оставшимися от Императорского Правительства на заграничных его счетах, поскольку эти средства состояли в ведении и распоряжении российских посланников и финансовых агентов за границей. Эти ресурсы в значительной степени были пополнены в свое время кредитными операциями правительства адмирала Колчака, а затем за счет доходов от коммерческих и налоговых операций, связанных с вывозом товаров из России на заграничные рынки.
С падением Крыма это положение вещей резко менялось. Основной источник снабжения – выпуск денежных знаков – отпадал. Оставался только бывший за границей валютный фонд; но вопрос о распоряжении этим валютным фондом вызывал ряд затруднений.
Если бы после падения Крыма в русской эмиграции сохранялось полное единодушие, то вне зависимости от признания или непризнания центральной власти со стороны держав, Главное Командование могло бы распоряжаться теми ресурсами, каковые находились у различных держателей государственных средств и формально являлись их частными средствами. Дело сводилось бы только к выполнению их моральных обязательств по отношению к фактическому их владельцу.
Но, как мы видели, такого единодушия не было. С момента образования Совещания Послов, которое признало себя ответственным за казенные средства и за порядок их определения, Главное Командование лишалось последней финансовой опоры, так как почти весь валютный фонд оказался в руках дипломатических представителей и финансовых агентов, подчиненных Совещанию Послов. В непосредственном распоряжении Командования оставались только суммы и имущество, находящееся в ведении лиц, сохранивших свою лояльность по отношению к Главному Командованию.
Наличных средств этой категории к 1 декабря 1920 года, т. е. к самому острому моменту, непосредственно следовавшему за эвакуацией, оставалось в распоряжении Главнокомандующего всего около 5 000 000 франков.
На плечах Главного Командования была целая армия и гражданские беженцы, т. е. около 130 000 человек. Надо было спешно подыскивать им помещение, предоставлять бесплатное или удешевленное питание, оказывать врачебную помощь, организовывать санитарный надзор, содействовать размещению беженцев.