С того момента, когда уехал генерал Кутепов и главные части Корпуса, из экономических и политических соображений к распылению оставались только первые и почти сошли на нет вторые. Все это позволяло местной французской власти принять более достойный тон – и почти все донесения генерала Мартынова характеризуют эти отношения, как «превосходные».
Мало-помалу между русскими и французами установились взаимоотношения двух расквартированных гарнизонов.
Подходила Пасха. Подполковник Томассен по собственному почину возбудил ходатайство о выдаче на первый день Пасхи, 16 апреля, удвоенной порции продуктов. Результат, однако, получился неожиданный.
Генерал Шарпи прислал из Константинополя срочное приказание – прекратить совсем выдачу продуктов, отпустив их в последний раз в Страстную Субботу, 15 апреля.
Генерал Мартынов созвал начальников частей – и решил в пешем порядке направиться через Фракию в Болгарию на соединение с нашими частями. По расчетам отряд мог бы быть обеспечен на 10–12 дней.
Тогда французами была принята политика частичных сокращений. До 18 апреля (третий день Пасхи), паек был оставлен полностью. С 18 апреля выдача уменьшалась на 25 %; с 25 апреля – на 30 % и с 7 мая прекратилась совершенно. Французский бюджет был освобожден от непосильного расхода.
Для спасения людей потребовались экстренные расходы Главного Командования. «Львиная доля расходов», как писал генерал Чертков, шла теперь на подкрепление отряда, которого не выпускали с полуострова и которого не хотели кормить. Заработка не было: полевые работы не начинались. При отсутствии торговли, промышленности людям действительно грозила голодная смерть.
В начале июля был объявлен приказ Главнокомандующего. «После полуторагодовой борьбы мне удалось устроить армию в славянских странах. Войска были перевезены. Вы ждали очереди. Спокойный за вас, я оставил Царьград, – говорилось в приказе. – Ныне сербское правительство отказывается вас принять… Теперь прошу Лигу Наций найти вам работу[50]. Дотоле из скудной казны буду помогать вам. И вы помогите мне. Кто может найти себе заработок – тот облегчит помощь другим. Держите связь со своими частями. Временно оставляя ряды армии, вы останетесь членами ее…»
Можно себе представить, какое впечатление произвел этот приказ на терпеливо переносивший страдания последний галлиполийский отряд. Но и это испытание было выдержано. Часть семей и неработоспособных выехала в Константинополь на попечение «Ара». Подоспело разрешение Венгрии – принять около 300 человек – и часть технического полка выехала в Будапешт. Оставшийся отряд продолжал сохранять свою военную спайку и стал готовиться к новой трудовой жизни: с 1 августа должна была почти прекратиться и помощь Главного Командования.
В сентябре месяце была получена телеграмма о возможной отправке всех остающихся чинов отряда. Приступлено было к оповещению всех, работающих на полуострове, начали упаковывать вещи. Интересно отметить в донесениях генерала Мартынова трогательный эпизод. Генерал Мартынов пишет: «Приступлено к ремонту памятника на городском братском кладбище. Мной приказано завтра всем чинам отряда принести к памятнику по несколько мелких камней, необходимых для бутовки цокольной площадки. Если отправка отряда состоится раньше окончания ремонта памятника, то в Галлиполи будет оставлен производитель работ с несколькими рабочими».
Случайные обстоятельства задержали отправку отряда.
Греческие войска были разбиты Кемалем. По Дарданелльскому проливу крейсировал военный английский флот. В Галлиполи стали долетать слухи о катастрофе. Греческое население укладывало свои пожитки – и наиболее состоятельные уезжали. Почувствовалась близость военных операций.
Надо было возобновить прерванные работы, ибо все время пребывать в напряженном бездействии ожидания было невозможно. Главная часть работающих направилась в Килию и Майдос[51].
Жизнь кое-как налаживалась, хотя постоянное ожидание отъезда, усиливаемое фиксированием сроков погрузки и внезапной ее отменой, держало всех в напряженно-нервном состоянии. Политические события усиливали эту нервность. Победоносный Кемаль гнал греков – и на Галлиполийском берегу водрузился турецкий флаг. Пришлось иметь дело с совершенно неизвестной властью.
Прошла зима. Наступила весна 1923 г. Подошла наконец давно жданная – и на этот раз оправдавшаяся – весть о вывозе. Пятого мая последние остатки галлиполийского отряда с генералом Мартыновым погрузились для отправления в Сербию.
Русский флаг, поднятый генералом Кутеповым и развевавшийся в Галлиполи в течение двух с половиной лет, был спущен при воинских почестях – и последние галлиполийцы тронулись в путь.
По дороге пристали к Килии и забрали людей. Генерал Мартынов благодарил английского коменданта полковника Эллиота за его теплое отношение к русским. Полковник Эллиот ответил: «Я преклоняюсь перед твердостью русских людей, которые и в тягчайших условиях чернорабочего не только не теряли своего облика, но подчеркнули свой великий патриотизм и сохранили свое военное чисто-русское благородство и гордость. Мы учимся у вас героическому величию духа и ставим вас в пример своим офицерам».
Так уехали «последние галлиполийцы».
С их отъездом «район Константинополя» был совершенно очищен от русских частей.
Галлиполийцам оставили их воинскую организацию, и была гарантирована полная изолировка от константинопольских беженцев. Разница в дисциплине и работоспособности тех и других стала вскоре для англичан очевидной.
Русские в лагерях не смущали больше верховных комиссаров.
Другие страны ожидали их. Другие испытания стояли перед ними. Но пошли они в новые страны, навстречу новым испытаниям, не изменив своим знаменам в угоду кому бы то ни было.
На берегах Босфора они пережили натиск жестокой бури. Одна на другую вздымались волны – и шел на них всепожирающий «девятый вал».
«Девятый вал» поднявшейся бури был побежден.
Много раз после этого враждебная стихия пробовала захлестнуть остатки Русской армии.
Но армия уже окрепла в этой борьбе и могла спокойно идти в неизвестную даль, не боясь потерять своего вновь обретенного лица…
Глава IX. В славянских странах
С переброской главных частей армии из Галлиполи и Лемноса кончался тот первый период жизни ее в изгнании, который можно охарактеризовать, как стремление усилить воинскую спайку, расшатанную неудачами и эвакуацией, создать могучее ядро, связанное дисциплиной, заложить те начала, которые сохранились бы при возможном физическом распылении ее по лицу земли.
Перспектива эта учитывалась с самого начала; и уже через шесть месяцев изгнания, когда переговоры о расселении по Балканским странам дали реальные результаты, вопрос этот был поставлен совершенно открыто.
В предписании Главнокомандующего командирам корпусов 10 мая 1921 г. говорится:
«По переброске армии в Сербию и Болгарию, части армии, перевозимые в первую голову (казаки), будут устроены на различного рода работы (постройка шоссе, железнодорожные и пр. и служба), остальные же (1-й Армейский Корпус), за отсутствием пока аналогичных предложений, сохранят порядок жизни войсковых организаций и будут расположены казарменно (лагерем). Однако, ограниченность денежных средств у нас, отсутствие таковых у сербского правительства, вынуждают нас принять меры к тому, чтобы обеспечить оплачиваемыми работами большую часть армии.
Таким образом, армия постепенно перейдет к новым формам и условиям жизни, коренным образом разнящимся с формами ее внешнего существования; армия будет существовать в полускрытом виде, но армия должна быть сохранена во что бы то ни стало».
Вследствие этого предписывалось подготовить части к новому взгляду. «Существенно важно, – говорилось в этом предписании, – чтобы все сознательно встретили формы переходного состояния армии и усвоили себе необходимость и возможность в этих условиях сохранить в полной мере твердость дисциплины, многолетнюю боевую спайку и преданность идее служения Родине, как армия сохранила это здесь в течение шести месяцев со дня эвакуации Крыма».
Армия вступала теперь во второй период, – период подготовки к новой трудовой жизни, период, может быть, наиболее трудный, ибо приходилось приводить в согласование два противоположных начала: воинской дисциплины и свободного труда.
К началу января 1922 г. наши части не только были перевезены в Сербию, но уже до некоторой степени осели. В общих чертах – Кавалерийская Дивизия получила назначение в пограничную стражу, причем старшие начальники являлись инспекторами отделов («одсеков»); Кубанская Казачья Дивизия получала в районе Вранье большую работу по сооружению шоссейного пути к границе Болгарии; технический полк, выделенный из 1-го Армейского Корпуса, получил работы по сооружению железных дорог; часть офицеров различных частей поступила на службу в сербскую жандармерию.
Кроме этого в Белой Церкви расположилось Николаевское Кавалерийское Училище, и на средства Державной Комиссии продолжали существовать уже ранее открытые три кадетских корпуса: Крымский, Донской и так называемый Русский Кадетский Корпус.
Тяжела была жизнь русских частей в этих «новых условиях жизни».
Грандиозная дорога, сооруженная казаками в окрестностях Вранье, закончена только недавно, – и я имел возможность лично видеть и оценить этот «Русский Путь», как называют ее сербы. В совершенно дикой местности, среди громадных гор в несколько тысяч метров, вьется капризной лентой этот путь – и порою кажется, что только старые римские дороги могут соперничать с этим творением русских изгнанников. По пути, в землянках и сколоченных наскоро бараках, на такой высоте, когда облака ходят внизу, – жили русские воины. Зимою на этих высотах заносило снегом на несколько недель, – живущие там бывали отрезаны не только от мира, но и от своих же соседних постов.