Мозг под воздействием музыки проходит через процесс тонкой оркестровки различных его областей, включая и старейшие, и новейшие части, а также области, расположенные очень далеко друг от друга, как, например, мозжечок (в затылочной части головы) и части лобных долей (в районе глаз). Здесь наблюдается и безупречная хореография нейрохимического высвобождения и поглощения веществ, которую исполняют системы логического предсказания и эмоционального вознаграждения. Когда нам очень нравится какое-то музыкальное произведение, оно напоминает нам о другой музыке, которую мы слышали, и активирует воспоминания об эмоциональных моментах в нашей жизни. Чтобы понять воздействие музыки на мозг, как повторил Фрэнсис Крик, выходя из обеденного зала, нужно смотреть на связи.
7. Как стать музыкантом? Экспертность в разрезе
В альбоме Songs for Swinging Lovers («Песни для влюбленных, танцующих свинг») Фрэнк Синатра потрясающе сочетает эмоциональную выразительность, ритм и высоту звука. Если что, я не такой уж фанат Синатры. У меня всего около пяти из более чем 200 его альбомов, и мне не нравятся его фильмы. Честно говоря, большая часть его репертуара кажется мне попросту слащавой. В песнях, выпущенных после 1980 года, он звучит слишком самоуверенно. Много лет назад журнал Billboard поручил мне написать обзор его нового альбома — собрания дуэтов с популярными вокалистами вроде Боно и Глории Эстефан. Я задал жару, написав, что Фрэнк «поет со всем удовлетворением человека, который только что кого-то убил».
А в Songs for Swinging Lovers буквально каждая нота, которую он исполняет, идеально вписывается в произведение по времени и высоте. Я не имею в виду «идеально» в строгом смысле этого слова. Вокальные ритмы совершенно не верны с точки зрения того, как музыка написана на бумаге, зато они идеально подходят для выражения эмоций, которые сложно описать словами. Во фразировке невероятно подробные и тонкие нюансы: я не могу себе представить, что значит обращать внимание на каждую ее деталь, что значит все это контролировать. Попробуйте спеть синхронно с Фрэнком любую песню из альбома Songs for Swinging Lovers. Я еще не встречал никого, кто мог бы точно попасть в его фразировку: она слишком тонкая, слишком причудливая, слишком своеобразная.
Как люди становятся экспертами в музыке? И почему из миллионов, занимавшихся музыкой в детстве, относительно немногие продолжают играть во взрослом возрасте? Когда люди узнают, чем я зарабатываю на жизнь, многие признаются, что обожают слушать музыку, но самостоятельные занятия у них «не пошли». Думаю, они слишком строги к себе. Пропасть между экспертами и обычными исполнителями, зияющая в нашей культуре, обескураживает, и почему-то это явление характерно только для музыки. Несмотря на то что большинство из нас не умеет играть в баскетбол на уровне Шакила О’Нила или готовить как Джулия Чайлд, мы все равно можем насладиться игрой в стритбол с друзьями на заднем дворе или испечь что-нибудь на праздник для друзей и родных. Похоже, такая пропасть между профессиональным и любительским исполнением музыки культурно обусловлена и характерна для современного западного общества. И хотя многие утверждают, что занятия музыкой у них «не пошли», когнитивные нейробиологи в своих лабораториях приходят к противоположным выводам. Даже недолгий период обучения музыке в детстве приводит к образованию сетей нейронов для ее обработки, более устойчивых и эффективных, чем у тех, кто не ходил в музыкальную школу. Благодаря этим занятиям мы учимся слушать и лучше различать в музыке структуру и форму, что помогает определять, какая музыка нам нравится, а какая нет.
А что насчет того класса людей, которые, как мы все признаем, являются настоящими экспертами в музыке, вроде Альфреда Бренделя, Сары Чанг, Уинтона Марсалиса и Тори Эймос? Как они получили то, чего у большинства из нас нет, — необыкновенный талант к игре и выступлениям? Обладают ли они набором способностей — или нейронных сетей — совершенно иного рода, чем у всех нас (то есть отличаются от остальных качественно), или располагают тем же базовым материалом, что и мы, просто в большем количестве? И можно ли сказать, что композиторы и авторы песен используют принципиально иной набор навыков, чем исполнители?
Научное исследование экспертности — одна из основных тем в когнитивной науке последних 30 лет, и экспертность в музыке, как правило, изучают в контексте экспертности вообще. Почти во всех случаях музыкальное мастерство определяется как достижение техническое, то есть владение инструментом или композиционными навыками. Покойный Майкл Хоу и его коллеги Джейн Дэвидсон и Джон Слобода положили начало международной дискуссии, задав вопрос, является ли непрофессиональное понятие «таланта» научно обоснованным. Они исходили из следующей дихотомии: либо музыкальные достижения высокого уровня связаны с врожденными структурами мозга (то есть с тем, что мы называем «талантом»), либо это результат обучения и практики. Ученые определили талант как нечто: а) происходящее из генетических структур; б) не поддающееся идентификации специалистами на ранних стадиях, еще до того, как человек достигнет исключительного уровня исполнения; в) позволяющее предсказать, кто с наибольшей вероятностью преуспеет; г) имеющееся только у меньшинства — «талантливых» людей, потому что если талантом наделены все, то сама концепция теряет смысл. Возможность раннего выявления таланта предполагает, что мы изучаем развитие навыков у детей. Ученые также добавляют, что в области музыки талант у разных детей может проявляться по-разному.
Очевидно, что некоторые дети овладевают навыками быстрее других: возраст, когда ребенок начинает ходить, говорить и приучается к туалету, сильно варьирует даже в рамках одной семьи. Здесь могут быть задействованы генетические факторы, но выделить факторы вспомогательные, включающие среду, в которой ребенок развивается, — вроде мотивации, типа личности и динамики в семье — довольно непросто. Подобные факторы тоже могут влиять на музыкальное развитие, и даже в большей степени, чем генетические. Исследования мозга пока дают не слишком много ответов, потому что трудно отделить причину от следствия. Готфрид Шлауг из Гарварда собрал результаты сканирования мозга людей с абсолютным слухом и продемонстрировал, что область слуховой коры — planum temporale — у них больше, чем у остальных. Это говорит о том, что planum имеет отношение к абсолютному слуху, но по-прежнему неясно, изначально ли она больше у людей, которые развивают абсолютный слух, или, наоборот, обретение абсолютного слуха ведет к увеличению размера planum. Более ясные выводы мы можем сделать о тех областях мозга, которые управляют мастерскими движениями музыкантов. Томас Элберт изучал скрипачей, и его исследования показали, что область мозга, отвечающая за движение левой руки — требующее наибольшей точности при игре на скрипке, увеличивается в размерах в результате тренировок. Но мы еще не знаем, существует ли у одних людей предрасположенность к ее росту по сравнению с другими.
Самым сильным доказательством существования таланта служит тот факт, что некоторые люди обретают музыкальные навыки быстрее остальных. Доказательством отсутствия таланта — или скорее аргументом в пользу того, что совершенства можно добиться тренировками, — служат результаты исследований того, сколько на самом деле тренируются эксперты и прочие люди, достигшие значительных результатов. Как и в математике, шахматах или спорте, в музыке для обретения навыков, необходимых для настоящего успеха, требуется длительное обучение и постоянные тренировки. В ходе нескольких исследований ученые обнаружили, что лучшие студенты консерватории больше всех упражняются, порой вдвое больше, чем те, кого не хвалят преподаватели.
Еще в одном исследовании учащихся втайне разделили на две группы (им самим не говорили об этом во избежание предвзятости), основываясь на оценке учителями их способностей, или таланта. Несколько лет спустя студенты, получившие высшие баллы за исполнение, оказались как раз теми, кто больше всех занимался, независимо от группы «талантов», в которую их определили ранее. Это говорит о том, что тренировка не просто имеет отношение к высоким достижениям — она их основная причина. А еще это говорит о том, что талант — всего лишь ярлык, заставляющий нас ходить по кругу: когда мы говорим, что кто-то талантлив, мы имеем в виду, что у него есть некая врожденная предрасположенность к успеху, но в конечном счете мы применяем этот термин только в ретроспективе, уже после того, как человек достиг высот.
Андерс Эрикссон из Университета штата Флорида и его коллеги рассматривают экспертность в музыке как общую проблему когнитивной психологии, связанную с процессом обретения экспертности вообще. Другими словами, они исходят из предположения, что есть определенные проблемы, связанные с достижением экспертности в чем бы то ни было; что мы можем изучить эту проблему в музыке, рассматривая, помимо музыкантов, экспертов-писателей, шахматистов, спортсменов, художников и математиков.
Во-первых, что значит слово «эксперт»? Обычно мы имеем в виду, что это человек, достигший в своей сфере большего успеха, чем другие. Таким образом, признание чьей-то экспертности — не что иное, как социальное суждение. Из общей массы мы выделяем несколько в чем-то выдающихся людей. Кроме того, человек должен добиться успеха в такой области, которая нам небезразлична. Как замечает Слобода, я могу стать экспертом в складывании рук или произнесении собственного имени, но это, по мнению общества, не то же самое, что стать экспертом в шахматах, ремонте «порше» или украсть британские королевские регалии так, чтобы тебя не поймали.
В результате таких исследований складывается следующая картина: для достижения уровня мастерства, необходимого эксперту мирового класса — в любой сфере, — нужно 10 000 часов тренировок. В одном исследовании за другим, будь то изучение композиторов, баскетболистов, писателей, конькобежцев, пианистов, шахматистов, профессиональных преступников и всех, кого только можно себе представить, это число всплывает снова и снова. Примерно по три часа занятий в день, или 20 часов в неделю на протяжении 10 лет. Конечно, это никак не связано с тем, почему некоторые почти ничего своими упражнениями не добиваются, а другие получают больше отдачи от занятий, чем остальные. Но никто еще не обнаружил случая, чтобы подлинная экспертность мирового уровня оказалась достигнута за меньшее время. Похоже, мозгу как раз столько и требуется, чтобы усвоить все, что нужно, для достижения истинного мастерства.