енных навыков, служило бы явной демонстрацией здоровья, а тот факт, что у особи было время на развитие музыкальности, подтверждал бы ее обеспеченность ресурсами.
В современном обществе интерес к музыке также достигает пика в подростковом возрасте, что еще больше усиливает ее связь с половым отбором. Девятнадцатилетние куда чаще собирают группы и пытаются играть что-то новое, чем те, кому исполнилось сорок, несмотря на то что у последних было больше времени на формирование музыкальных способностей и предпочтений. «Музыка развивалась и продолжает функционировать как демонстрация ухаживания, в основном транслируемая молодыми мужчинами для привлечения женщин», — утверждает Миллер.
Идея музыки как проявления половой приспособленности выглядит не такой уж странной, когда мы задумываемся о том, какую форму приняла охота в некоторых примитивных обществах. Первобытные охотники нередко полагались на упорство: они бросали в жертву копья, камни и другие снаряды и часами преследовали ее, пока та не падала от ран и истощения. Если танец у наших предков походил на то, что мы наблюдаем сегодня в племенах, сохранивших первобытный уклад, то он должен был длиться часами и предполагал серьезную аэробную нагрузку. Это служило бы отличным показателем приспособленности самца к участию в охоте или к руководству ею. В большинство племенных танцев входит высокое поднятие ног, топот и прыжки, в которых участвуют самые крупные мышцы тела, расходующие больше всего энергии. В настоящее время известно, что многие психические заболевания подрывают способность танцевать или исполнять ритмические движения, шизофрения и болезнь Паркинсона например, и поэтому танцы и творческая деятельность, которые сопровождали музыку на протяжении веков, служат гарантией физической и интеллектуальной приспособленности и даже, вероятно, надежности и добросовестности индивида (потому что, как мы видели в главе 7, музыкальная экспертность требует особой умственной сосредоточенности).
С другой стороны, эволюция, возможно, выбрала маркером половой приспособленности творчество вообще. Импровизация и новаторство в танце указывали бы на когнитивную гибкость охотника, на его способность к хитрым уловкам и стратегическому мышлению. Материальное богатство мужчины-ухажера долгое время считалось одним из наиболее привлекательных факторов для женщин, поскольку оно увеличивает вероятность, что у потомства будет достаточно пищи, теплый кров и защита (богачи лучше защищены еще и потому, что могут снискать поддержку других членов общины в обмен на еду или символические подарки вроде ювелирных изделий или наличных денег). Если богатство — основное качество мужчины, то музыкальность кажется относительно неважной характеристикой. Однако Миллер и его коллега Марти Хэйзелтон из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе доказали, что творческие способности ценнее богатства, по крайней мере в глазах человеческих женщин. Эта гипотеза состоит в том, что богатство, возможно, и указывает на способность прокормить детей, зато творческие навыки демонстрируют, что мужчина обеспечит им лучшие для выживания гены.
В одном изящном исследовании женщин на разных стадиях нормального менструального цикла — одних на пике фертильности, других при ее максимальном спаде, а третьих где-то посередине — попросили оценить привлекательность потенциальных партнеров на основе кратких описаний вымышленных мужчин. Например, в одной биографии речь шла о художнике, проявлявшем большой творческий интеллект в работе, но неудачливом и потому бедном. В другой описывался мужчина со средними творческими способностями, разбогатевший по воле случая. Во всех биографиях четко значилось, что творческие способности человека — следствие его врожденных черт и признаков (и, таким образом, они эндогенны и наследуемы), а его финансовое состояние — характеристика в значительной степени случайная (то есть экзогенная и ненаследуемая).
Результаты исследования показали, что женщины на пике фертильности предпочитают творческого бедного художника богатому, но нетворческому мужчине в качестве партнера для кратковременных отношений или для разового сексуального контакта. Женщины, находящиеся в других фазах цикла, не выказали явных предпочтений. Важно иметь в виду, что такой выбор в значительной степени жестко запрограммирован и его не так-то легко подавить сознательно; тот факт, что сегодня женщины могут избежать беременности благодаря относительно надежным контрацептивам, — концепция настолько новая, что пока не оказывает влияния на наши врожденные предпочтения. Мужчины (и женщины), которые лучше всего заботились бы о потомстве, не обязательно способны передать ему лучшие гены. Люди не всегда заключают брак с тем, кого считают наиболее сексуально привлекательным, а 50 % представителей обоих полов сообщают о внебрачных связях. Женщины гораздо чаще хотят спать с рок-звездами и спортсменами, чем выходить за них замуж. Короче говоря, лучшие отцы в биологическом смысле не всегда становятся таковыми с точки зрения воспитания потомства. Вероятно, это объясняет, почему, согласно недавнему европейскому исследованию, 10 % матерей сообщили, что их детей воспитывают мужчины, не являющиеся их отцами, но считающие себя таковыми. Несмотря на то что размножение в наше время не обязательно служит основным мотивом в выборе сексуального партнера, очень трудно отделить врожденные, эволюционно обусловленные предпочтения от социально и культурно навязанных вкусов.
Музыковед Дэвид Хьюрон из Университета штата Огайо ключевым вопросом в поиске эволюционной основы считает то, что индивиды, демонстрирующие музыкальное поведение, могут обладать преимуществом перед теми, кто этого не делает. Если музыка — не связанное с адаптацией поведение, направленное на получение удовольствия, то есть «слуховой чизкейк», то разумно было бы ожидать, что она не просуществует долго с точки зрения эволюции. Хьюрон пишет: «Как правило, те, кто употребляет героин, пренебрегают своим здоровьем, и, как известно, среди них высокий уровень смертности. Кроме того, наркоманы — плохие родители. Обычно им наплевать на потомство». Пренебрежение здоровьем, своим и своих детей, — верный способ уменьшить вероятность передачи генов следующим поколениям. Таким образом, во-первых, если музыка не способствует лучшей приспособленности, то ее любители должны быть в невыгодном положении с точки зрения эволюции и выживания. Во-вторых, если это верно, то музыка не смогла бы существовать в течение продолжительного времени. Вряд ли вид станет долго поддерживать деятельность, имеющую низкую ценность с точки зрения приспособленности, и вряд ли индивид захочет расходовать на нее значительную часть времени и энергии.
Все имеющиеся у нас доказательства говорят о том, что музыка не может быть лишь «слуховым чизкейком» — она известна человечеству очень давно. Музыкальные инструменты — одни из древнейших найденных нами артефактов. Яркий пример — обнаруженная в Словении костяная флейта, сделанная из бедренной кости вымершего ныне пещерного медведя, возраст которой около 50 000 лет. В истории нашего вида музыка возникла раньше земледелия. Мы можем довольно консервативно утверждать, что пока мы не обнаружили материальных доказательств того, что язык появился раньше музыки. Но на самом деле кое-что говорит об обратном. Музыка, несомненно, старше костяной флейты, которой 50 000 лет, потому что флейты едва ли были первыми музыкальными инструментами. Различные перкуссионные инструменты, включая барабаны, шейкеры и трещотки, вероятно, использовались за тысячи лет до флейт — мы видим это, наблюдая за современными обществами охотников-собирателей и читая сообщения европейских завоевателей о том, что они обнаружили в культурах коренных американцев. Археологическая летопись демонстрирует непрерывную историю музыкального творчества везде, где мы находим следы людей, и в каждую эпоху их существования. И, конечно, наши предки пели еще до изобретения флейт.
Повторим общий принцип эволюционной биологии: «Генетические мутации, повышающие вероятность того, что человек проживет достаточно долго, чтобы размножиться, становятся адаптацией». По самым оптимистичным оценкам, для проявления адаптации в человеческом геноме требуется не менее 50 000 лет. Это называется периодом эволюционного отставания — временны́м промежутком между первым появлением нового признака у небольшого количества особей и моментом, когда он уже широко распространился в популяции. Когда психогенетики и эволюционные психологи ищут объяснение нашего поведения или внешнего вида с точки зрения естественного отбора, они изучают, какую задачу решала та или иная адаптация. Но из-за того, что период ее закрепления настолько долгий, получается, что она была реакцией на условия, существовавшие как минимум 50 000 лет назад, а не современные. Наши предки — охотники и собиратели — вели совершенно не такой образ жизни, как те, кто сейчас читает эту книгу, у них были другие ценности и заботы. Многие из проблем, с которыми мы сталкиваемся сегодня, — рак, болезни сердца, возможно, даже высокая статистика разводов — стали нас мучить, потому что наш мозг и тело созданы для того, чтобы справляться с жизнью, какой она была 50 000 лет назад. Еще через 50 000 лет, в 52 006 году (плюс-минус несколько тысячелетий), наш вид, возможно, наконец-то эволюционирует до того состояния, чтобы справляться с сегодняшними обстоятельствами существования: перенаселенными городами, загрязнением воздуха и воды, видеоиграми, полиэстером, пончиками в глазури и ужасным дисбалансом в распределении ресурсов. Вероятно, у нас разовьются психологические механизмы, позволяющие жить в тесноте, не лишаясь при этом ощущения личного пространства, и физиологические механизмы для обработки углекислого газа, радиоактивных отходов и рафинированного сахара, а еще, возможно, мы научимся применять ресурсы, которые сегодня не умеем использовать.
Когда мы задаемся вопросом об эволюционных основах музыки, нет никакого смысла представлять себе Бритни Спирс или Баха. Нам нужно думать о музыке, какой она была около 50 000 лет назад. Инструменты, найденные при археологических раскопках, помогут нам понять, что́ наши предки использовали для создания музыки и какие мелодии они слушали. Наскальные рисунки, роспись по керамике и другие артефакты с изображениями способны рассказать кое-что о той роли, какую играла музыка в повседневной жизни человека. Кроме того, мы можем изучать современные общества, оказавшиеся отрезанными от цивилизации в нашем понимании и ведущие образ жизни охотников-собирателей, неизменный на протяжении тысячелетий. И одно поразительное открытие состоит в том, что во всех таких обществах, о которых нам известно, музыка и танец неразделимы.