…Так или иначе, но я понял, что мне каким-то чудом удалось избежать «дизельтерапии», то есть «лечения» при помощи двигателя – дизельного, электрического или авиационного. Мероприятия, наводящего ужас.
Пересылки по этапу из одной тюряги в другую. Иногда – в виде наказания.
Будучи не просто сидельцем, но и баснописцем, я в любой момент ожидал карцера и, вполне возможно, – последующей отправки в другую зону. В качестве воспитательной меры за «изящную словесность» в Интернете и прессе.
К великому ужасу моих мамы и папы, форт-фиксовский спецкорпус для провинившихся зэков меня так ничему и не научил.
Поэтому, руководствуясь принципом «единства места и времени», и описывая «географический аспект» Системы, я решил вставить в свои хроники рассказ моего кореша Хэгвуда, контрабандиста и солиста тюремного католического хора.
Новелла о путешествии авиакомпанией Con Air, второе лирическое отступление…
«Сидел я, значит, в Майами, в местном централе MDC. После суда в себя постепенно приходил. Свыкался с мыслью о «десятке». Знал, что на отсидку должны были отправить куда-то на северо-восток. Но куда именно – понятия не имел. На самом деле мне было все равно. После той страшной ночи, когда я застукал свою Синди с этим парнем у нас в спальне, жизнь закончилась.
С момента суда прошло месяца четыре, не меньше. Однажды утром копы пришли в мою камеру и приказали собираться. Ну, мне-то что? Я уже давно готов. Руки в ноги, шмотки в пластиковый мешок и пошел по этапу.
Набралось нас человек 40. Как раз на стандартный автобус. Сфотографировали и взяли еще раз отпечатки пальцев. На прощание, наверное. Надели кандалы и наручники. На поясе – тоже цепь, соединяющая руки и ноги в единое целое. Так, полусогнутыми мы и просидели на полу сборной камеры часа три. Всё маршалов ждали. Конвоиров, которые братву перевозят из тюрьмы в тюрьму.
Наконец они появились. В темно-синих комбинезонах. С автоматическими винтовками наперевес и пистолетами на боку. Злющие как собаки.
Построили нас в шеренгу и завели в автобус. Все окна в решетках. Но поскольку стекла с затемнением, то с виду ни за что не скажешь, что внутри зэки. В конце салона – клетка для охраны и сортир открытый. Без стенок и дверей – один унитаз торчит. Впереди еще одна металлическая перегородка, водитель и охранники под «защитой», значит.
Поехали. Скоро привезли нас прямо на взлетное поле в международный аэропорт Майами. Я терминалы узнал. Всё вспоминал, как раньше мы оттуда с Синди в отпуск летали. Теперь все в прошлом…
Вдруг почти вплотную к автобусу подруливает самолет. Огромный. Белый. Без единого опознавательного знака. Только номер на хвосте. На военных самолетах хотя бы флаг нарисован, а тут – ничего. Никогда такого не видел. Самолет-шпион, короче. Хорошо, ребята объяснили, что Con Air только на таких летает. Конфискованных и перекрашенных.
Вижу, русский, что ты не понял, что такое Con Air? На самом деле нет такой авиакомпании, конечно. Это название братва наша придумала. Con – сокращенно от слова «convict»[531]. Вот и получается – авиалиния «Зэковские небеса», что-то вроде этого…
Ну так вот. Смотрим, к самолету трап подкатили. Я их давненько не видел. Обычно ведь через трубу в салон попадаешь. Тут из самолета начали выводить баб и мужиков. Конечно, в наручниках и кандалах. Они еле-еле по ступенькам спускались. Женщин особенно было жалко.
Сошли 38 человек, я пересчитал. Почти что как в нашей партии. Построили их на бетонке, перекличку устроили. Они жмутся, головы в плечи втягивают, дождь сильный хлещет. Ждут, чтобы наши места в автобусе занять. Ну, тут и нас вывели на улицу.
Хоть и Майами, но на дворе ведь зима! Ливень холодный, наверное, как у вас в Сибири. И мы – в резиновых тапках, застиранных белых майках и оранжевых штанах не по размеру. В общем, через минуту полностью промокли. А ментам – по фигу, сами-то в плащах и накидках.
Пересчитали нас опять и начали фамилии выкрикивать. По одному к трапу семеним. Там – еще одна проверка. Открой рот, говорят. Это чтобы ничего на борт не пронесли, значит. Ну и ощупывают всего, как всегда. С головы до ног, хоть и мокрых.
А вокруг полиции и маршалов – вагон и маленькая тележка! Самолет и автобус окружили, стоят в пяти метрах друг от друга. На нас стволы направили. Рожи зверские. Орут, матерятся, поторапливают, в спину толкают. Рядом с трапом – две овчарки. Лают, на нас бросаются. Готовы сорваться с поводка. Очень неприятные ощущения, поверь, русский!
Поднялись мы в самолет. Мама родная, на такой развалюхе я еще ни разу не летал! Сиденья разорваны до дырок, куски дерматина висят. Грязища кругом. Багажники над головой – без створок. Ковер на полу протерт, в разводах, а кое-где – в блевотине. Зэков видимо-невидимо, почти весь самолет забит. Кое-где видны свободные места. Туда нас и рассаживали по одному. Чтобы соседи друг друга раньше не видели и не успели ни о чем договориться.
Три ряда кресел. Впереди бабы сидят – зэчки. Как и пацаны, одеты в оранжевые тюремные штаны и белые майки. Тоже в цепях. Головами крутят, но молчат. За разговоры наказывают. Запись в «личной карточке подконвойного». Прилетишь на место и сразу в карцер – за нарушение режима «транспортировки».
Ментов и внутри самолета немерено. Пост через каждые два-три ряда. Сидят на подлокотниках или по проходу вышагивают – с оружием, между прочим. Следят за братвой, головами все время крутят. Стюардессы хреновы. Чуть что – поднимают крик и пересаживают на новое место. А чтобы влезть или вылезти, приходится ребят беспокоить, чуть ли не на колени друг другу садиться. А все и без тебя усталые, как собаки. Психуют, готовы друг на дружку прыгнуть по любому пустяку.
В общем, затолкали нашу партию в салон, и мы, наконец, взлетели. Что тебе сказать, русский?.. Я давно богу не молился, а тут вдруг захотелось.
Самолет так дребезжал, что я все ожидал, когда он развалится. Смотрю по сторонам, а народу по фигу. Все спят от усталости. Только единицы, как и я, молитвы читают и в кресла вжимаются. Даже копы поутихли, рожи скривили. Наверное, работу проклинали.
Как только самолет выровнялся, так маршалы тележку с едой выкатили. Я даже не поверил вначале. В коричневых бумажных пакетах бутылочка воды, сэндвич захудалый и апельсин гнилой. Хоть и гадость, но все равно лучше, чем ничего. С раннего утра ведь не ели. Три жрачки в день государство гарантирует. Вынь да положь.
Ну, после обеда захотелось мне отлить. В сортир по очереди водят, ряд за рядом. Руки-ноги, сам понимаешь, от цепей не освобождают. Как хочешь, так и управляйся. Двери к тому же открытыми держат. Вообще-то с этим делом лучше потерпеть. Многие на пересылке так и делали. В день этапа не пили и не ели. Ждали, пока до места доедут. Правильно поступали, между прочим.
Мой черед наступил. Я тоже руки в наручниках над головой поднял – в туалет, мол, хочу. Мент подошел к нашему ряду, командует – вылезай! Я через пацанов пробираюсь, а они меня поддерживают, чтобы на них не завалился. Даже не спрашивай, русский, как я штаны снял. Руки в наручниках, на поясе цепь, а около члена замок висит. Я-то еще ничего, по маленькому ведь сходил. А что, если по большому приспичит? Попробуй подотрись, когда руки в браслетах впереди висят. Вот поэтому весь сортир в говне арестантском. Жуть…
Обратно на свое место я не попал. В хвост пересадили на всякий случай. С новым соседом разговорился. Шепотом, конечно, и головы не поворачивая.
Парень в тот день уже третий перелет совершал. С Западного побережья на юг, через всю страну – в Майями. Все на одном и том же самолете. В полете почти целые сутки! Выгрузка-погрузка-дозаправка и дальше – по маршруту. Их, бедолаг, из салона не выпускали. Столько часов скрюченным и в цепях! Он все дождаться не мог, когда в конечную точку прилетит. Вот так и о тюрьме замечтаешь.
Болтали мы недолго. Через час-полтора на посадку пошли. К Атланте, значит, приближаемся. Самолеты ведь тюремные, как челноки, по одному и тому же маршруту летают. Опытная братва знает, какая остановка следующая.
Приземлились, слава богу, нормально. Шасси и крылья не отвалились. Даже странно, что живыми остались – так все тряслось. Посильнее, чем при турбулентности.
Ну, смотрим мы в иллюминаторы, пытаемся что-то увидеть. Дождя нет, вечер уже, аэропорт большой, и нас прожекторами подсвечивают. Вокруг самолета, прямо на взлетном поле, автобусы и вэны стоят. Нас, значит поджидали, чтобы по тюрягам развезти. И ментов – до хрена. Как и положено, с оружием наготове. А некоторые – так вообще – с собаками. Чтобы нам страшнее было и чтобы бежать не вздумали. Ребята-то все отчаянные, некоторые – со строгого режима. Таким терять нечего.
Охрана орет – с места не вставать, пока команда не поступит! Сначала по проходу телок повели. Мимо нас идут. Пахнут женским чем-то, некоторые улыбаются, заигрывают с нами. Черные девчонки особенно. Грудь специально поправляют, хоть и в наручниках. Задами своими огромными виляют. Всем лет по 30–40, как и нам в общем-то.
Хоть все и устали, но тут сразу оживились. Пацаны губами чмокают, воздушные поцелуи посылают. Некоторые за члены держатся, как Майкл Джексон. И смех и грех. Та еще картинка!
А у одной – вся задница в крови, месячные, видно, начались. Белая баба, красавица, гордо идет, несмотря ни на что. Братва, увидев ее страдания, замолчала сразу, никто слова не сказал. Понимают, хоть и кобели… Несчастные, теткам в тюряге особенно тяжело.
Потом мужиков выводить начали. На бетонке нас выстроили. Устроили еще одну перекличку. Большинство в автобусы посадили, чтобы в централ главный везти. Остальных по мини-вэнам. Значит, их куда-то в другие крытки. Окружные, наверное. Или, может, на зоны постоянные. Ну а мы, всем скопом, – в пекло адское, «FCC Atlanta»