Никаких долгих молитв, никакой Библии, никаких псалмов.
Я понял, что индейский «кружок» плавно и уютно ложился на мою ленивую душу агностика-многостаночника.
С перерывами на вздохи коллективная индейская исповедь заняла меньше часа пятничного вечера.
В отличие от «воли» конец недели в тюрьме был временем массовых молитв без всяких там TGIF[326] – Thanks God It’s Friday.
…«Трубка мира» вернулась к сорокалетнему алтарному мальчику.
Из большой картонной коробки он вынул маленький голубенький мешочек, разукрашенный бисером и пушинками. Смуглые корявые пальцы шустро доставали пахучую индейскую махорку и умело набивали заветную трубочку…
…«А с кисетом… С кисетом было трудно, мил человек», – вспомнил я один из запредельных рассказов любимого Владимира Сорокина и широко улыбнулся.
Я гордился собой: импресарио – «просветитель» Трахтенберг впервые показал ньюйоркцам сорокинскую пьесу «Достоевский trip» в исполнении артистов Московского театра на Юго-Западе. В 2000-м году имя писателя еще мало что говорило широкой общественности, и я с большим удовольствием нес «высокую культуру в массы».
…И тут мой нос почувствовал какой-то резкий запах – в табак явно что-то подмешали!
Я был готов дать голову на отсечение, что в «трубке мира» курилась марихуана. Наркотики в тюрьме водились, но были доступны только для «upper middle class»[327].
Я тихонечко толкнул локтем своего соседа по «орлятскому» кругу и заговорщицким шепотом спросил:
– Друг, ты случайно не знаешь, что в трубке? Марихуана, травка?
– Ты что, Раша! Какая марихуана. – Зверобой посмотрел на меня как на полного идиота. – Это полынь! Табака в трубке тоже почти нет! Джимми смешивает несколько трав, и мы это курим!
– Аааа, понятно, – процедил я сквозь зубы, мысленно обзывая себя всеми возможными словами за неумный вопрос.
До тюрьмы мне никогда не приходилось нюхать тлеющую полынь. Это седоватое растение ассоциировалось с песней «На дальней станции сойду» и летним отдыхом в лесостепях родного Центрального Черноземья, а не с американскими краснокожими.
Вождь хорошенько раскурил индейский чубук.
«Митакеясен!!!» – в экстазе, наверное, в сотый раз за сегодняшний вечер воскликнул Джимми-Sunshine.
Каждое обращение к индейскому Дедушке, отчет перед соплеменниками, пожелание или молитва сопровождались этим заклинанием. Для себя эту абракадабру я обозначил простыми словами «аминь» или «да будет так».
Трубка в полном молчании пошла по рукам.
Я исподтишка поглядывал на товарищей по «кругу», следил за их телодвижениями и реакцией наблюдавших за нами арестантов за сеткой.
Торжественности момента прочувствовать не удавалось – у меня не проходило ощущение какой-то игры. Я упорно пытался влезть в головы стоящих рядом со мной бледнолицых краснокожих и понять, почему они здесь.
Заветная трубка бережно прижималась к очередной груди, а затем очередной Виннету делал несколько сильных затяжек. Задерживая дыхание, индеец совершал странные телодвижения, пытаясь «искупаться» в выходящем из носа дыме. Краснокожий начинал быстро размахивать руками, направляя волшебный дым вниз и как бы пытаясь взлететь.
Через несколько минут очередь дошла до меня.
Стоящий рядом соотрядник Примо – худой и большеголовый доминиканский сперматозоид, умевший говорить по-английски несколько стандартных фраз, – сунул мне в руки культовый агрегат.
Как и все до меня, я поднял глаза вверх.
Тюрьма, индейцы, отсутствие близких, безразмерность срока…
В течение нескольких секунд мой ернический настрой куда-то улетучился. Я, забыв обо всем, смотрел в вечернее небо.
В голове всплывали пронзительные строчки Лермонтова: «Выхожу один я на дорогу. Сквозь туман тернистый путь блестит…»
Я их часто вспоминал, разглядывая звезды и думая о человеческом одиночестве. Особенно в последнее время.
… З/к Трахтенберг помолился индейскому Деду на чисто русском языке. Как всегда, я просил за разбросанную по континентам семью, доченьку и близких друзей.
В моей модели мироустройства Высшая Сила была многолика, но едина: Христос, Аллах, Будда, Иегова, Адонай…
Так почему бы и не индейский Дедушка?
Я мог вполне допустить существование Господа Бога даже в форме какой-нибудь морщинистой старушки – доброй, умной и справедливой. Самое главное, чтобы она была всепрощающей и не особенно требовательной.
Мой личный андрогинный небесный Хранитель был именно таким…
…У накурившихся полыни индейцев дело пошло значительно живее. Алтарный мексикос куда-то живо сховал кисет, трубку и прочие причиндалы.
Религиозная часть сходки с радостью завершилась. Народ приступил к неформальному обмену мнениями. На повестке дня стояло несколько важных вопросов, включая меню субботнего пиршества и рассмотрение личного дела «кандидата в члены племени сиу» Льва Трахтенберга.
Кашеварил у краснокожих 56-летний хиппи с длинными русыми волосами и бородой до отвисших сисек. Рольф провел большую часть жизни, ночуя в коробках на пляжах и в парках сверхлиберального Сан-Франциско.
На несколько последних перед долгой отсидкой лет судьба забросила его в индейские резервации Аризоны и Оклахомы. Несмотря на немецкие корни, Рольф плавно вписался в экзотический пленэр и даже успел поучительствовать в сельской племенной школе.
Хиппующий педагог нашел себя, перепродавая галлюциногены и афганский гашиш своим спивающимся соплеменникам. За эту благородную деятельность его и повязали.
Я начал подозревать, что и в Форте-Фикс он сидел на каком-то зелье или тайком покуривал какой-то неизвестный злой «табачок», замаскированный под полынь.
Движения Рольфа были замедленны, а глаза затуманены.
Немецкий Оцеолла разобрался с меню достаточно легко:
– Братья, принесите завтра по «две рыбы», чеснок и по пачке супа. Я достану кое-какие овощи из столовой. Мне друзья пообещали зеленый перец, лук, помидоры… Будем варить похлебку!
Индейцы послушно закивали.
По всему было видно, что они не впервой выполняли ценные указания Рольфа. В толпе начался разброд и воспоминания о предыдущих индейских обедах…
Рукой дирижера Джимми успокоил публику:
– Тихо, братья, тихо!
Я напрягся, поскольку почувствовал приближение своего «звездного часа».
«Предчувствия его не обманули».
– Братья, я рад протянуть руку нашему новому другу! Вы все его уже видели, а многие успели и познакомиться. Его зовут Лио, и он хочет войти в наш круг. Пусть расскажет нам о своем пути к Деду, – почти приказал седоголовый лунь.
– Здравствуйте, братья-индейцы! – неожиданно для самого себя начал я свой спич, одновременно соображая, о чем говорить дальше.
Просто так лобызаться с краснокожими не хотелось, трепаться о бешеной тяге к небесному Деду тоже не входило в мои планы. Поэтому я решил рассказать о своем советском детстве и наших дворовых игрищах.
– Я приехал из холодной России, но прожил в Нью-Йорке тринадцать лет. Зовут меня Лио или Лев – так по-русски называют животное Lion. Первый раз я узнал об индейцах Северной Америки, когда мне было шесть лет. О них мне рассказал мой дедушка. Потом мой папа показывал диафильмы про индейцев. Это что-то среднее между книжкой с картинками и немым видео… Потом я немного повзрослел и начал играть в индейцев со своими друзьями… Я прочитал почти все книги, которые печатали о краснокожих в России…
Далее последовал проникновенный рассказ о воронежских прериях, голубиных и вороньих оперениях, «снятие скальпа» с бледнолицых пацанов из соседнего двора и прочие индейские подробности.
Политически корректный соискатель не упустил шанс рассказать туземцам о поддержке советским народом справедливой борьбы коренного населения США против дискриминации; акциях в защиту Леонарда Пелтиера[328] и даже о своем докладе на уроке географии в 7 классе.
За то школьное выступление мне хорошенько влетело, ибо оно строилось на «индейском спецвыпуске» журнала «Америка», а не на Большой советской энциклопедии. Любящая меня географичка Валерия Викторовна несколько раз перебивала доклад и вставляла политически грамотные комментарии многолетнего члена КПСС.
После урока она отвела меня в сторону, обняла и сказала незабываемое:
– Лева, пожалей родителей и себя! Ты же мальчик умный, у тебя вся жизнь впереди! Запомни раз и навсегда – так про Америку говорить нельзя. Она плохая, и там всем живется плохо. Кроме капиталистов!
Тем не менее в классном журнале появилась пятерка.
…Индейцы Форта-Фикс слушали меня в течение 15 минут, не перебивая.
Кто-то переводил мое страстное выступление на испанский. Время от времени латиноамериканские краснокожие кивали. Англоязычное большинство, включая лысого морщинистого венгра-рецидивиста, тоже, как мне казалось, находилось под впечатлением.
Именно этого я и добивался.
– Спасибо, Лио! Я думаю, ты можешь приходить к нам по понедельникам и пятницам! И мне кажется, ты заслуживаешь потеть вместе с нами и разговаривать с Дедом по субботам. Что вы думаете, братья? Джимми очень вовремя высказал свое мнение первым.
– Да, да, Солнечный Свет, ты прав, – согласились с ним его соплеменники.
– Так теперь я член вашего племени? – не скрывая радости спросил я.
– И да и нет, – немного расстроил меня шаманствующий предводитель. – Ты почти стал нашим братом, но мы должны провести вместе много времени. Мы должны лучше узнать тебя и твои мысли. Я хочу увидеть и услышать, как ты говоришь с Великим Старцем! И самое главное – мы будем вместе потеть! От того, как ты выдержишь все это, – зависит очень многое… Твой интерес и любовь к индейцам говорят о правильном выборе пути! Поэтому мы протягиваем тебе руку! Ты почти стал нашим братом, Лио! Поздравляю тебя!
Вождь торжественно и нараспев закончил представление моего личного дела. Характеристика была подписана – я стал «кандидатом в члены индейского племени сиу»!