Мечта многих…
В молодых жилах Брайана и его друзей текла горячая кровь, требующая своей порции развлечений. Поэтому в поисках острых ощущений Брайан со товарищи наматывали мили по тихим пригородным дорогам, тусовались во временно свободных от родителей домах, но чаще всего – на «блатхате», заброшенной ферме на берегу Потомака.
Там младое племя выпивало, покуривало травку и училось любить.
…В тот злополучный вечер на «малину» прикатил один из Брайановских дружбанов.
Случилось ЧП!
В единственной на весь городок школе, с которой, так или иначе, были связаны все члены гоп-компании, произошло невероятное событие! Чернокожий двенадцатиклассник назвал одну из белых одноклассниц нехорошим и обидным словом «бл. дь», при этом ударив ее по гормональной девичьей попке.
Класс и вся школа моментально возбудилась и разделилась по расовому признаку. Приехала полиция. Если бы не вовремя увезенные на школьных автобусах чернокожие, их ждало бы небольшое, но качественное линчевание…
В начале восьмидесятых годов министерство образования США приняло судьбоносное постановление. В хорошие школы, расположенные в благополучных «белых» кварталах, решили привозить шаловливую ребятню из «черных» районов. Кто-то посчитал, что таким демократичным образом все детишки получат равные возможности и равное образование. На практике вышла заминка. В хороших школах упала успеваемость и повысилась преступность, а в плохих школах – ничего не изменилось.
Вместо дополнительного финансирования школьных программ и учителей в городских гетто, строительства новых учебных корпусов, уменьшения учеников в классах и прочих прогрессивных мер чиновники понадеялись на автобусы. «Busing» по-английски.
Хотели как лучше, а получили как всегда – в результате насильственных мер негритята умнее не стали, а межрасовые проблемы только обострились…
…Как только вашингтонские тимуровцы узнали о проделке чернокожего квакинца, ими было принято решение о вендетте.
Брайан и два его друга договорились: физическую силу не применять. Им хотелось придумать что-то особенное.
В ближайший вечер они заехали на какую-то отдаленную лесопилку и стащили оттуда несколько длинных досок. Позже за кражу частной собственности им добавили еще по два года.
Водрузив пиломатериалы на пикап, заговорщики тайно подъехали к школьному двору. Юные куклуксклановцы дружно взялись за исполнение своего коварного плана.
Через полчаса около школы красовалось пять новеньких крестов. Еще через полчаса они горели ярким пламенем в самом прямом смысле этого слова.
Но безумных подростков около них уже не было. Как, впрочем, и массовых скоплений зрителей – безумный шабаш прошел практически незамеченным! Только пара калек, которые и вызвали пожарную команду.
Целых полгода поселковые пинкертоны не спеша расследовали «причины возгорания». Ни о какой уголовке речь и не шла, пока в дело не вмешалась политика…
Окружная прокурорша, баллотировавшаяся в местную легислатуру, решила под шумок и на халяву завоевать голоса чернокожих. Пойти с козырной «расовой карты», столь любимой американскими политиками-популистами.
Брайан Вудз и его товарищи по оружию были объявлены опасными государственными преступниками. О причинах «акции протеста» уже никто не вспоминал – электорату вбивали в голову «расистские» последствия, к тому же весьма приукрашенные.
Прокуроры и их пиарщики свое дело знали. Чтобы придать вес разросшемуся расовому скандалу, власти ловко перевели дело из юрисдикции штата Мэриленд в разряд федеральных.
Юридическая система США для меня оставалась на редкость удивительным механизмом: за одно и то же преступление в разных штатах полагалось разное наказание. Единый государственный закон, как таковой, отсутствовал – судьи основывали свои приговоры на «прецедентном праве».
Несоответствие между федеральными и штатными наказаниями за аналогичные преступления было и того хуже. Иногда разница в приговорах составляла десятки лет.
С федеральных преступников спрашивали куда строже.
Белые дьяволята установили зловещие кресты в паре метров от школьной территории. Это была земля штата Мэриленд, со всех сторон окружавшего столицу США. Прогорев, они упали и коснулись школьного забора, а школы – учреждения государственные, т. е. федеральные.
Расследование получило вторую жизнь, теперь им занялись важные следователи и спецагенты из ФБР…
При большом желании властям почти всегда удавалось перевести дело в разряд федеральных. Умелые прокуроры могли притянуть за уши любую ситуацию.
Еще один мой приятель сидел за финансовое мошенничество. Он и его «жертва» жили в соседних городках одного и того же штата. По логике дело подпадало под юрисдикцию местной полиции и, соответственно, – штата.
Тем не менее его передали федералам только из-за того, что общение между участниками событий велось через Интернет.
Сервер компании, предоставляющей соединение, находился в другом штате. Этого было вполне достаточно для перевода дела в более серьезную категорию.
Пересечение границ 50-ти штатов и округа Колумбия любым способом: виртуальным, по воздуху, земле, воде или в почтовой посылке обслуживалось и каралось федеральным законом.
Я лично такую юридическую разношерстность не понимал и не принимал. По моему разумению, закон для всех один независимо от всяческих дурацких юрисдикций.
Американские законники почему-то так не считали…
На защиту Брайана Вудза поднялось все белое население городка. Занятия в школе на время прекратили. Жители писали письма поддержки и подписывали петиции в суд в пользу неразумных народовольцев. Автобусы телевизионщиков не покидали злополучный район.
Вместо изначального «диагноза» (разведение костра в неположенном месте) на свет появилось федеральное обвинительное заключение. Моего нового друга обвинили в преступлении ненависти, сговоре с целью поджога и воровстве дров для крестов. После года борьбы и размышлений Брайан решил на суд присяжных не идти.
Как и большинство федеральных обвиняемых, он согласился подписать договор признания вины. За это с него сняли часть обвинения, оставив лишь одно – crime of hate[333].
За неразумное мальчишество и попытку защитить честь подруги столь идиотским способом Брайан Вудз получил 10 лет!!!
Мне его было жалко, хотя я относился к его «преступлению» неоднозначно. Все-таки плохо заниматься расовым шовинизмом, плохо…
Во мне говорили еврейская историческая память, неисправимый либерализм и приобретенный космополитизм.
В общем, в рассуждениях на тему «расист – не расист», «хорошо – не хорошо» я запутался окончательно.
Тем не менее, мы с Брайаном подружились и тесно общались и за пределами индейского круга. Но в резервации – особенно.
…Каждое субботнее утро, как домой, я спешил к себе в вигвам.
В руках или на плечах краснокожих висели замызганные сетки для стирки белья. В тюрьме их использовали в качестве универсальных рюкзаков или барсеток.
В индейские дни в них лежали полуфабрикаты для священного кулеша и незамысловатые предметы гигиены для посещения священной парилки.
Входящие в оазис зэки приветствовали друг друга особыми индейскими объятиями, что в условиях 100 % мужского коллектива выглядело весьма «подозрительно».
Затем мы курили трубку мира и, как пасечники, окутывали себя белым полынным дымом. После этой процедуры, как и после еврейской миквы, индейцы считались чистыми и могли общаться с Дедом.
В момент, когда все общество было в сборе, идолопоклонники гуськом шли в соседнее здание «религиозного департамента» за культовыми декорациями и хозинвентарем. Груженые объемными тюками с армейскими одеялами, мы, как послушные ослики с греческого острова Санторини, возвращались к себе в загон.
Начиналась подготовка индейской парилки: молитвы к Деду лучше всего доходили из спецсауны.
Невысокая ниппи строилась из настоящих ивовых прутьев, специально завозившихся в Форт-Фикс раз в два года. Максимальная высота в центре полусферы едва достигала полутора метров. Сидеть или передвигаться в индейской церкви можно было только на корточках или коленях.
Джимми-«Солнечный Свет» дал отмашку своим соплеменникам. Невысокие мексикосы и смуглые колумбийцы с приплюснутыми затылками засуетились. Из безразмерных тюков на свет появились шерстяные, невиданные зэками Форта-Фикс одеяла с большими белыми буквами US Army[334].
Одеяла выполняли роль бизоньих шкур – мы в несколько слоев бережно укутали ими наш вигвамчик-ниппи. В результате получилось на редкость теплоустойчивое сооружение.
Я тоже не остался в стороне от строительства языческого объекта.
Учитывая рост и длину конечностей, меня пристроили вместо подъемного крана. Совсем как в любимой мною поэме Сергея Михалкова: «Не опишешь, что тут было – дядя Степа руки вниз; перегнувшись за перила, как над пропастью повис».
Пока мы трудились над строительством бани имени Гойко Митича, другая краснокожая группировка готовила стряпню, опустошая консервные упаковки и нарезая овощи.
Остальные суетились около костровища или стучали в барабаны. Бездельников среди индейцев не было!
…По четвергам к резервации подъезжал один из ментовских электромобилей.
Зольдатен патрулировали зону и передвигались между соседними корпусами в основном на тележках для гольфа. Из-за этого большинство охранников страдало одышкой, ожирением и повышенным потоотделением. В Америке нормы ГТО охрана не сдавала.
К ментовозу цеплялась мусорная тележка, доверху наполненная дровами и чурочками для огнепоклонников. В дело шел местный строительный мусор, деревянные поддоны с продуктового склада и распиленные на части деревья, планомерно уничтожаемые герр комендантен.
Вертухаи матерились всевозможными «факами»