— Отпустите! Хватит! Да что вам надо, скажите же, наконец! Пошли вы все! Аааа!
Чтобы я ни говорила, чем ни грозила, чтобы ни обещала все было бесполезно. Они словно не видели меня. И не слышали. Равнодушие иногда пугает больше назначенной к сроку казни. Даже в Юково со мной никогда не обращались, как вещью, сразу повысив в статусе до главного блюда.
С домашними животными обращаются лучше: на них смотрят, даже если потом награждают пинками. А эти меня не видели, не слышали. Я была неодушевленным предметом, возможно, люстрой, чтобы включить, достаточно нажать кнопку на стене, и совсем необязательно задирать голову к потолку.
Кстати о люстрах, их здесь не было ни одной, как и других электрических приборов, как и самого электричества.
Плинк-плинк.
Два раза меня раздевали догола и осматривали. Холодными равнодушными пальцами дотрагиваясь до кожи, заставляя предполагать худшее, а потом давиться слезами унижения в край грязной подушки. Но вещь не вызывала у них сексуального желания. Я снова звала артефакт, представляя, как втыкаю жало в одного из охранников, а он снова не откликнулся.
Плинк-плинк.
К концу недели я получила комнату с окном. Со скупым видом на степь и чахлый кустарник. Но как же великолепен был этот монотонный, лишенный красок пейзаж. Я смотрела на него и ждала. Может, очередного «плинк-плинк», а может, целителя с ножом, и в этот раз прядью волос и куском ногтя дело не ограничится.
Тюремщики были обеспокоены, что чувствовалось в их жестах и голосах. Происходящее в Желтой цитадели мало походило на плановый ремонт со сносом стен и перепланировкой.
Через восемь дней именно в этой комнате, украшенной следящими камнями — артефактами, со мной впервые заговорили. За стеклом завывал холодный ветер наступившей осени. Все лето по внутреннему кругу я провела взаперти.
Я стояла у окна и не могла оторвать взгляда от скудной природы. Ветер пригибал к холодной земле невысокий ломкий кустарник. Вошедший минуту назад мужчина небрежно развалился в одном из двух кресел. Мне уже доводилось мельком его видеть. Аккуратная бородка, полные губы, черные глаза и серьга в правом ухе в виде кольца на пиратский манер. Возраст, скорее, к пятидесяти, чем к сорока.
— Хочешь жить? — спросил он после раздумья.
По коже от его голоса побежали мурашки и, забравшись куда-то за шиворот, замерли, неприятно холодя спину. Я уже слышала этот голос и вряд ли когда забуду. Голос Вестника Простого и его воля. Шутки закончились.
— Да, — без колебаний ответила я, — Что для этого требуется?
— Если бы я знал, ты бы уже делала. С улыбкой и благодарностью, — он шевельнулся, усаживаясь поудобнее. — Кто-то или что-то разрушает Желтую цитадель. Мы знаем, что это не ты.
— Это радует, — прошептала я.
— Еще раз перебьешь, вырву язык, — спокойно сказал Вестник и продолжил, — Ты жива, потому что Хозяину было интересно посмотреть на наорочи, занимавшую Седого так долго. Теперь, когда его любопытство удовлетворено… — он многозначительно замолчал и скупо улыбнулся. — Приказ о казни уже был отдан, но это безумие добралось до стен цитадели.
Я подняла брови.
— Спрашивай, — разрешил мужчина.
— Безумие?
— Стоп. Формулировка неточна. Что-то разрушает цитадель, ты сама видела. Раньше оно было хаотичным, но после вашего появления упорядочилось и идет за тобой по пятам.
Я многозначительно молчала.
— Говори.
— На вашем месте я бы перенесла магнит для неприятностей в наименее ценную часть замка, в идеале, вообще, за его пределы.
— За его пределами ты бесполезна, — он постучал пальцами по деревянному подлокотнику, — а значит, не нужна. Для человека это смертельно, запомни.
Я открыла рот и закрыла его.
— Мне нравится, как ты слушаешься. Валяй.
— Что может сделать человек такого, чего не смогли ваши маги? Что я должна сделать?
— Ты можешь сидеть тихо и крепко сжимать в ладошках этот камешек. Справишься? — в его руках заиграл искорками черный кристалл с золотыми прожилками.
Считыватель душ, если не ошибаюсь. Неопасный артефакт, если не волноваться о том, где и у кого будет копия вашей души. Он пассивен, взять его в руки и активировать можно только по доброй воле. Никто другой не сможет вложить его в вашу ладонь и получить желаемый результат.
— Говори, — снова дал разрешение вестник.
— Как мне вас называть?
Он скривил рот в некоем подобии улыбки.
— Я заключил последнюю сделку полвека назад и забыл, каково это — договариваться. Разрешаю называть себя Радиф. Вестник Радиф. Это все? — он осторожно положил камень на подлокотник.
— С этим заданием справится любой, — я посмотрела на артефакт. — Поправьте, если ошибаюсь, но последние двое-трое суток меня использовали и как приманку, и как ориентир. Записывающие камни в каждом углу, анализы крови, сканирование артефактами. Мне так быстро приходили на помощь, будто дежурили под дверью. И раз с человеком говорят, а не закапывают, толку от всех этих усилий чуть.
Мужчина пристально посмотрел на меня, и только напрягшиеся скулы выдавали напряжение.
— Есть другие предложения?
— Раз это идет за мной, то я смогу помочь лучше, если буду делать это с открытыми глазами. И добровольно.
— И в чем это должно выражаться? Эта добровольность? — Радиф окинул меня пренебрежительным взглядом.
— Если мне расскажут, что происходит, я буду знать, когда держать ушки на макушке, а когда прятать голову под подушку и надеяться на волшебный камушек, — я забралась на подоконник с ногами.
Вестник склонил голову, словно прислушиваясь к чему-то, его глаза стали блуждать по комнате без всякой цели.
— Разрешаю задавать вопросы, — в конце концов сказал он.
И я поняла, что высочайшее разрешение получено. Со мной будут разговаривать, вернее, меня будут использовать. По максимуму.
— Что разрушает стены?
— Не знаю.
— Совсем? Разрушить стену можно по-разному: магией, взрывчаткой, послать великана с палицей…
— Стоп.
Он оказался рядом в один удар сердца. Я не успела даже испугаться, когда вестник с тихим хрустом сломал мне палец. Кто-то когда-то говорил, что сломать ногу намного болезненней, чем палец. Теперь я знаю, он врал. Одна кость мало чем отличается от другой. Чтобы вам не сломали, это будет хреново, и вы будете орать.
Мой крик эхом отскочил от стен. Боль прокатилась по руке до предплечья и вернулась в кисть, набатом ударяя по мизинцу. Я скорчилась на подоконнике, из глаз брызнули слезы.
— Святые! Святые! — простонала я, — ты чертов…
Я поймала спокойный взгляд черных глаз и вдруг поняла, что его пальцы уже сжимают мой безымянный палец, и едва не задохнулась от ужаса, от ожидания новой боли.
— Давай, я поясню. Ты не в Серой цитадели, наорочи. Здесь ты никто и звать тебя никак. Хочешь, чтобы с тобой разговаривали, конкретизируй вопрос. Сарказм и иже с ним оставь для мальчиков Седого.
Он медленно разжал пальцы, развернулся и вернулся в кресло. Выжидающий взгляд был по-прежнему спокоен. Я прислонилась спиной к стеклу, вид из окна уже не казался столь занимательным.
Я положила одну руку на другую и несколько минут старательно дышала носом, стараясь хоть немного отстраниться от боли. Вестник не торопил, лишь продолжал рассматривать. Как же я его ненавидела в этот момент!
Некоторое подобие мысли вернулось в мою голову лишь через четверть часа. Нужно собраться, нужно что-то сделать, сказать, спросить, иначе меня снова низведут до состояния предмета, который так легко сломать и выбросить на помойку. Тогда же в третий и последний раз мелькнула мысль о столике, клинках, крови и тут же пропала, как бесполезная. В песках Простого магия артефакта давала сбой, да и не мне тягаться силой с вестником. Но сейчас это бы меня не остановило.
Я подняла здоровую руку, как прилежная ученица, желающая задать вопрос на уроке. Пальцы, как и остальные конечности, были важнее гонора.
— Спрашивай, — кивнул Радиф.
— Чем разрушили стены? — голос дрожал, но вопрос прозвучал четко.
— Магией, — ответил Вестник, — какой неизвестно.
— Вы сказали, что это безумие добралось до стен цитадели? — он кивнул. — А где оно было раньше?
— Первым разрушили загон для скота в трех километрах южнее. Скот переловили, остальное списали на случай. Вторым рассыпался Дом справедливости, чуть южнее, под песком остались пятеро, выбрались лишь двое, и один из них перед тобой.
— Эти постройки, как и всё здесь, — я посмотрела на желтые стены, — были созданы из песка?
— Верно. То, что разрушает цитадель, превращает песок Простого в просто песок. Разницу объяснить?
Я замотала головой.
— Третьим стал западный склад. Четвертой баня, увы, снова, когда я был внутри. Не одного постороннего поблизости, могу присягнуть на камнях правды. Каждая следующая диверсия была на шаг ближе к стенам цитадели, чем предыдущая. Здесь первой обрушилась восточная башня, второй — вертикаль над твоей камерой в северном крыле. Это следовало за тобой, как приклеенное, и прокалывало замок раскаленной иглой насквозь.
— Давно началось? — спросила я, дождавшись недвусмысленной паузы.
— Зимой, — я мысленно присвистнула, так как в это время была в Серой цитадели на приеме по вербовке Прекрасной. — С каждым разом промежутки между происшествиями становятся короче и короче. На данный момент, — он вскинул запястье с массивным браслетом, — промежуток уже пять часов и двадцать три минуты.
— Ваши предположения? — я закрыла глаза, осторожно положив руку на бедро. — Что чисто технически может разрушить магию песков? Артефакт? Заклинание?
Плинк-плинк.
Я вздрогнула, распахнула глаза и выпрямилась. Вестник тоже что-то ощутил. Во мне. Именно так: почувствовал, а не услышал.
— Существует ритуал жертвоприношения, нудный и сложный, но он как раз на это и нацелен, — продолжая рассказывать, мужчина цепко осмотрел комнату.
Плинк-плинк.
— Об артефактах такой силы пока не слышали, но это еще не значит, что их не существует, — Вестник выпрямился в кресле, от давешней расслабленной позы не осталось и следа.